Был такой спектакль. Он весь мир обошёл. «Трамвай «Желания» назывался, и считалось хорошим тоном его обязательно его посмотреть. Я не видел его и поэтому к ряду людей прогрессивных и продвинутых себя не причисляю.
А я своему рассказу дал название «Вагон воспоминаний».
В то время на нашем сленге (вот вишь, какое слово вытащил) обозначало «много», а если было «вагон и маленькая тележка», то это вообще так много, аж «под завязку».
Вот и мой вагон полон воспоминаний, хотя там пути всего минуток двадцать – двадцать пять.
Из «дома кино» выходили мы обычно ближе к полуночи. Потом долгие разговоры о том, что видели, что понравилось, что нет. И разбегались. В основном шли на бульвар, я тоже, когда был в той компании, но смена местожительства поставила в несколько стеснённые обстоятельства.
Если раньше до дома добирался пешком за минуток двадцать, то теперь только сама поездка занимала столько же времени. Тогда был в компании, а теперь стал в «одиночном плавании».
У меня дилемма, неизвестное с разными буковками. И это неизвестное надо решить. Первая буковка «М» - это метро. До последнего поезда ещё время есть, но дальше от метро и до дому как-то добираться надо.
Вторая «А» - автобус. Но невидно его на конечной, что напротив железнодорожного управления.
Зато светится «Т» - трамвай. Вон они, два вагона. Один из них мой.
Теперь надо поторопиться и даже пробежаться, чтоб успеть. А успеть надо это последний на маршруте.
Бегу, тороплюсь….
Но к моему счастью вижу, как прощаются, на крыльце диспетчерской, вагоновожатый и диспетчер. Диспетчер явное провожает нашего капитана в дальнее плавание. Ещё бы вагон последний (хотя говорить «последний» не принято у капитанов судов разных). Докуривают последние сигареты и наш капитан, не торопясь, вразвалочку идёт к нашему судну.
Я успеваю чуть раньше него вскочить в вагон.
Теперь место выбрать, вагон то пустой. Я первый пассажир, остальных подберёт по дороге. Для места есть два варианта – летом в первых рядах, поближе к дверям, которые водитель так и не закроет. Зимой второе сидение слева, там под первым сидением калорифер стоит и по ногам второго сидящего теплом дует.
Капитан в свою рубку дверь не закрывает, чем-то манипулирует, чем-то гремит. И вот мы тронулись.
Конечно, на углу, напротив школы, он тормознёт. Там сядут те кому, в отличие от меня бежать было лень.
А меня давно уж волнует вопрос – как это получилось две школы с номерами сто тридцать вторая и сто тридцать четвёртая вместе, через стеночку, а вот сто тридцать третья в таком отрыве от них. Нелогично и просто несправедливо.
Пересекаем улицу Трамвайную.
Замечательное название, ни на что не претендующее. И память историческая.
Там влево, в метрах трёхстах трамвайное депо, ныне застроенное, а жаль именно такими зданиями и сооружениями и отличается город своей нестандартностью, да и историей тоже.
Это здание по стилю своему Сабунчинский вокзал напоминает.
Впереди мост железнодорожный, в своё время он был границей наших вылазок мальчишечьих. Дальше было табу, дальше было неизведанное. Хотя мы это табу (никем не установленное) нарушали постоянно.
Под мостом будка стрелочника, того самого, который во всём виноват. Этот же пропускал поочередно трамваи, зажигая красный огонёк светофора, перед теми, которые должны были уступить дорогу.
В этом месте, под мостом дорога становилась одноколейной.
И под этим мостом здорово пострадал мой приятель-велогонщик. Решил объехать автомобильную пробку (и такое тогда иногда случалось) по трамвайным путям. Велосипед, скрюченный на свалку, а сам в больницу.
Не успевает наш вагон разогнаться, а тут два поворота один за другим и остановка.
Напротив остановки, в окнах, заделанных стеклоблоками, пылает огонь, и раздаются «чух-чух-чух… бух-бух». И так раз за разом. Там кузнечный цех автозавода имени Ленина. Интересно это вторую смену заканчивают или уже третья приступила к работе.
Если принять имя Ленина как должное, то почему всё-таки автозавод. Ведь там получали обычные грузовые «зилки» снимали кузова и навешивали своё оборудование.
Вот и всё.
Дальше вагон разгоняется, а за окном слева станция метро «Шаумяна». И пред станцией нет автобусов. Водители уже третий сон смотрят.
Хорошо не воспользовался услугами метровскими.
А впереди по курсу дом, дом, нагло выпирающий на проезжую часть.
Здесь был один из этапов той самой, славной эстафеты «За нефть и хлопок». И бежал я на этом этапе однажды. Это вначале ничего, а потом, после двух поворотов, которые трамвай повторит, в лёгкие вливается не воздух кислородный, а кислота немного воздухом разбавленная.
Знаменитый Кислотный завод.
Завод, убивающий всё живое в округе. И всегда вопрос – и как здесь люди живут? А ведь живут!
За окном каменные заборы, полуразвалившиеся корпуса, чаны.
Резкий поворот…. Здесь когда-то была заправка. И опять возвращение в моё дальнее спортивное. Здесь был этап, который я тоже бежал.
А ещё здесь должна была быть остановка трамвая более или менее окультуренная. С навесом и скамеечками.
Сколько раз мы, отплавав «последнюю воду», ожидали, дрожа, последний трамвай. И сколько не подбивал я тогда пойти пешком, хотя бы до Дворца, никто так и не поддался.
Справа эстакада нефтеналивная. Фонари горят, люди в чёрном копошатся, по цистернам ползают. Обычное дело – ночная работа.
Трамвай резко и круто уходит вправо, протискивается в переулочек между каменным забором и заводоуправлением.
Здесь длинным языком выдаётся склон, на котором расположены жилые дома, хлебный магазин и, самое главное, книжный.
Сколько же литературы здесь понакупил.
Слева парк Низами. Огни уже погашены, да и зажигаются ли они зимой. А сколько в памяти всплывает сердце обжигающего и заставляющего его биться учащённо.
Впервые я увидел этот сад в году примерно сорок седьмом. Тётушка, наверное, вспомнить молодость захотела, заодно и мужа помянуть. Он у неё был каким-то ведущим на заводе, который БНЗ имени Сталина назывался.
Ехали как на пикник. В сумке бутерброды, бутылка с водой.
Что за чудо был этот сад Роте-Фане. Тётушка рассказывала, что здесь была вилла миллионера Нобеля.
Справа от входа большая оранжерея, чем-то оранжерею Губернаторского напоминающая, слева, у самого входа домик. По словам нашего гида - моей тёти, он домиком садовника когда-то был. А теперь управление парком в нём разместилось.
Тенистые и таинственные аллеи, замок (почти правдышний), несколько домов двухэтажных, с мальчиками и девочками.
И замок и дома – это детские дома.
А тётя ведёт куда-то за пределы сада. Через калитку и по мосту через пути. Внизу попискивает «кукушка», паровозик махохонький, а состав тянет за собой из нескольких вагонов, трубами и ещё чем-то груженных.
Потом большой пустырь и чудо (опять чудо!), за каким-то строением большущий бассейн. А может он таким показался с позиции моего тогдашнего возраста. Дошли мы с ней тогда до самого дальнего конца этого бассейна и назад повернули.
Рассказала тётя, что в бассейне плавал пароходик, и было (мне трудно в это поверить) детское пароходство. Хотя некоторые атрибуты причала долго ещё существовали.
В саду, в одной из аллеек съели свои бутерброды, и тётя решила завод имени товарища Сталина показать.
Дошли мы тогда до самого заводоуправления (это я уж потом, намного позже узнал), постояли, а тут и трамвай подошёл.
Через несколько лет, рассказал я своим приятелям про бассейн этот. И ездили мы каждое лето купаться. Ездили до тех пор, пока одного из нас не обобрали местные. И только тогда закончились эти вылазки.
А потом были свидания в этом парке. К этому времени он стал именоваться Парком Культуры и Отдыха имени Низами.
Но меньше стали следить за ним. Всё приходило, если и в не запустение, но становился он каким-то неухоженным что ли.
Умирал сад.
В одном ряду с входом в парк арка. Это вход в детский сад, а когда-то это была станция узкоколейки. «Кукушки» по-простому.
Дальше ничего интересного….
Хотя вот трамвайная подстанция. Великолепное сооружение, ему бы где-нибудь в центре стоять, красу свою показывать, но оно, пытаясь показать себя, выступает одной стороной на проезжую часть. Жаль, но судьба у него незавидная – снесли его.
И опять слева яркие огни и башня похожая на метрострой, но это не метро строят – это ББК. Под такой аббревиатурой в печати местной идёт название Большого Бакинского Коллектора. Именно этот коллектор должен поспособствовать очищению Бакинской бухты. Все городские отходы должны быть отведены на очистку в район Говсаны.
Дальше ничего интересного – заборы, за заборами чаны и резервуары нефтяные, да крекинги, как елочки огнями украшенные. И трубы-трубы-трубы….
А нас всё догоняет и никак догнать не может идущий за нами вагон с номером три. Он также как и наш останавливается на остановках, как и наш кого-то подбирает. В этой части маршруты наши повторяют друг друга.
Мне совсем не хочется отрываться от почти чёрного стекла и посмотреть на новых пассажиров. Их немного и они будут ехать до той же остановки, где и мне выходить.
Доезжаем до поворота, там мы и расстанемся с нашим преследователем.
Наизусть знаю, что будет происходить в том вагоне с номером три.
Остановится трамвай, откроется передняя дверь, может быть, сойдут двое или трое, выйдет вожатый, ломиком переведёт стрелку (самообслуга) и тронется вагон, но свернёт на улицу с совершенно потрясающим названием – улица Сорока резервуаров.
Замечательное название.
Интересно, а сколько резервуаров там на самом деле.
Вдали стены высокие, наверное, те самые емкости огораживающие, в них ниши и лесенки каменные к тем нишам ведущие. Вероятно, в нишах тех часовые стояли и бдили.
Вот и конечная. Это не наша ещё. Она старая, и вместо служб трамвайных теперь располагается почтовое отделение.
Само сооруженьице в стиле Сабунчинского вокзала и восхищения достойно. Эта была конечная для составов из города приходящих.
Рядом бывший туалет (тьфу), в стиле конструктивизма построенный, настолько загаженный, что запахи и на другую сторону улицы разносятся.
Нашлись деловые люди и превратили туалет в кафе (интересно - кто к ним ходит).
Справа арка, на ней надпись на двух языках: «ТЭЦ «Красная звезда».
Отсюда, к текстильному комбинату и мельнице ходил трамвайчик (уменьшительно-ласкательно его хочется называть) с номером шесть.
Он был, как тот самый сказочный персонаж в сказках Корнея Чуковского, «тяни – толкай». Один вагон, две кабины, две дуги токоснимателя, и всё.
Никаких тебе стрелок, никаких переходов. Приехал на конечную, вышел вожатый, опустил одну дугу, поднял другую, пересел в противоположную кабину и в путь. Путь всего ничего – около двух километров будет. Вот и возил смены на текстильный или на мельницу.
Впереди железнодорожный мост. Он чем-то похож на тот самый Черногородский. озраст у них примерно одинаковый вот и похожи.
Недалеко от моста, стояли мы на этапе эстафеты. Но тогда пробежать эстафету не довелось, прошёл дождь, и пробег отменили. Боялись травм на скользком асфальте.
Проскочили мост, трубы над дорогой проскочили, впереди справа отвалы замазученные, а слева новенькая чайная. Под именем «Наргиля». У чайханы стали интуристовские «Икарусы» появляется. По слухам сговор между шофёрами и владельцем чайханы был. Привозили шофера своих пассажиров и вероятно мзду какую-то с этого имели.
Это предпоследняя остановка, дальше моя.
Стою около открытой двери кабины, монетку свою пятикопеечную в банку кинул, сдачу в две копейке ждать бесполезно, спасибо и за то, что до дома доехал.
Прямо перед глазами, чуть выше глаз, схема маршрута нашего, со всеми остановками и общей длиной около двадцати километров. Это туда и обратно. И время, за которое трамвай это расстояние пройти должен.
Ну, вот и моя… Распахивается дверь, выхожу…
Теперь мне дорогу перейти, а мой вагон, за это время ставший почти родным, убегает, весело повиливая кормой, дальше унося «твои пассажиры, матросы твои…».
Теперь домой и спать. Ведь завтра на работу всё-таки.
А утром, очень может быть, уеду я от дома в том же самом вагоне. И будет лента воспоминаний крутиться уже в обратную сторону, но только днём. И всё будет выглядеть иначе, и воспоминания будут другими.
Читайте также: Георгий Коновалов "Жизнь и смерть нашего трамвая, или моё объяснение в любви"
