ТРАМВАЙ – ехать в трамвае –
успешно завершить начатое.
(Из сонника)
Память уводит так далеко, что просто страшно делается, что потеряюсь где-нибудь.
Подъём рано, на улице ещё темно.
Трамвай идёт снизу. Его не видно в темноте, только искры под дугой. Они красивые и цвет их - «электрик». Так мне сказала мама. Мы стоим на остановке напротив фабрики Володарского, или просто «володарки».
Если мы ждём трамвая на этой остановке, то это значит, меня опять увезут на вокзал, а оттуда на «ученике» (так называется поезд, который два раза в сутки увозит и привозит учеников) в Баладжары. Там, конечно, интересно, но по мне в Крепости получше будет.
Подкатывает трамвай, он из двух вагонов. Свет в вагонах синий и поэтому всё внутри такое нереальное.
В городе затемнение.
Война.
Лампы в вагонах очень интересные и, на мой взгляд, смешные. Они, как баклажаны, длинненькие и почти такого же цвета. Светлее только чуть-чуть.
Я на коленках у мамы и носом к стеклу прижат. За окном темно и только догадываться можно, что проезжаем.
Днём ездить, конечно, интереснее. А ещё интереснее летом – окна в вагонах открыты, ветерок продувает насквозь и можно по грудь высовываться из вагона. Не только окна, но двери в вагонах открыты. Они сдвижные, двустворчатые и собираются в одну сторону. Редко когда двери закрыты, разве, что зимой.
Если мне позволят, когда людей в вагоне мало, я смогу постоять за спиной вагоновожатого. Там есть шест, очень похожий на нынешний шест для стриптиза. Этот шест почти за спиной вожатого и за него входящие и выходящие держатся, чтоб не упасть.
Вагоновожатый, самый главный в вагоне, он держится за ручку, под ногой у него педалька, которая дзинькает, если он на неё нажимает. Справа колесо, такое же и в конце вагона, это тормоз. Если заднее колесо покрутить, как следует, то вагоновожатый прибежит, и будет ругать того, кто покрутил его. Это же тормоз.
Над головой вожатого звоночек. К нему через весь вагон верёвочка идёт. В вагоне кондуктор дёрнет за неё – это значит ехать можно. И идёт эта верёвочка из вагона в вагон. И через даже и третий, который прицепной.
Это когда по городу составы из трёх вагонов ходили.
Вагоны внутри разные: в одних люди сидят вдоль стенок, и тогда совсем неинтересно, окна получаются за спиной, совсем другое дело в вагонах, когда сидеть можно по парам. Это когда двое друг к другу спиной, а двое других лицом друг к другу.
Прямо перед нами сидит военный. Я так внимательно его рассматриваю, что он спрашивает маму: «А что он так меня рассматривает?». И мама ему объяснила, что мне хочется быть военным и попасть на фронт.
Это, конечно правда, но мне больше нравится смотреть на его форму.
У военного портупея, над кармашком значки какие-то, а в петличках кубики или как говорят взрослые – «кубари».
У меня целая коллекция таких. У меня есть «кубари» разных цветов, есть и «треугольнички», вот только нет «ромбиков» и нет длинненьких квадратиков – «шпал».
А ещё есть у меня книжка «Мы тоже воюем».
Интересная, большая и с картинками. В этой книжке, (это была азбука), а она с армией и фронтом была связана. Там, например, был Андрей - артиллерист, Боря – бронебойщик, Глеб- гранатомётчик, Света – санитарка. Это то, что вспомнить смог.
Это мы сейчас не помню, на каком номере едем, а есть ещё и «второй» номер. У него только один вагон - и тот маленький и бегает он, то с горки, то в горку.
Я им уже, когда постарше стал, много раз пользовался – к отцу на работу ездил.
Интересная эта «двойка» - едешь на ней, а перед тобой весь город виден.
И «двойка» эта чаще всех остальных в аварии попадала. Она чаще других въезжала куда-то не туда.
То в павильон, что в Губернаторском саду, то в баню (смешно, но в женскую). И бегали мы туда, чтоб полюбопытствовать.
Но были, по настоящему страшные аварии.
Одна из тех, первых, что в памяти моей осели, так это когда трамвай убежал от филармонии.
Взрослые тогда не говорили громко об этой катастрофе, но мы-то знали и слышали.
Люди выпрыгивали из несущегося трамвая, люди калечились, а вагоновожатый один из первых покинул своё место. В итоге трамвай врезался в заправку, которая была около «Азнефти». Позже на этом месте был туалет. Тогда были погибшие, о которых не принято было говорить.
Не с этой катастрофой, конечно, связанное, но вагоновожатых тогда отделили перегородкой, у них появилась кабина. И уже нельзя было постоять за спиной вожатого и полюбоваться его работой и пейзажами, бегущими навстречу.
Примерно, похожее повторилось ещё два раза.
Первый, это уже ближе к шестидесятому году.
Точно также убежал состав на улице Джабарлы.
Водитель вышел чтоб купить булочку в магазине, а трамвай начал свой спуск. Там тоже были жертвы. А трамвай остановился только в самом низу около скверика. По рассказам, он догнал впереди идущий состав.
После этого на этой улице, на всём протяжении, сидели в будочках башмачники, которые должны были подсунуть металлический башмак под колёса.
И последняя катастрофа на улице Фабрициуса. Там трамвай въехал в хлебный магазин.
А так оставалась кое-какая мелочёвка.
На Рабочем проспекте невнимательные «водилы» сами, выезжая из ворот, попадали под или тепловоз, или под трамвай. Самое обычное дело на этом проспекте.
Да ладно, хватит о грустном.
Трамвай был самым важным на улицах города.
Для нашей семьи и для меня самым главным был маршрут под номером три.
От «Азнефти» мы отправлялись в дальние края. В кино «Художественный» - пожалуйста, на вокзал – тоже. А в ту сторону больше и не надо было.
Для меня номер третий был чем-то…, чем-то вроде учёбы. На «бундере» не ездил, просто было страшно становиться на железяку, выглядывающую из-под вагона, вот сесть или соскочить на ходу попытки были, все неудачные - и поэтому опыты прекратились.
На первом номере мы с отцом ехали в неизведанное. Во всяком случае, так мне казалось.
Приехали мы тогда куда-то, где все вышли из вагонов, потом шли вдоль решётки, почти такой же, как и решётка сада Революции. Потом долго спускались по какой-то лестнице, пока не попали в такой тёплый и звякающий посудой зал.
Столовка.
Что мы тогда ели не помню, но то, что я тогда объел своего отца - точно.
Сколько же раз, потом, приезжая на конечную остановку этого маршрута на площади Красина, пытался повторить этот самый наш маршрут, найти лестницу, найти столовку…
Но всё без толку.
Не вспомнилось, не повторилось.
Скорее всего, это было на территории, которая позже стала спорткомплексом.
Раза два, с соседом-дружком и его отцом, приезжали на эту площадь, спускались к «кукушке» и ехали на Шихово. Ехали на рыбалку, но рыбак я неважный и лично я был без улова в отличие от моего товарища. Но они не жилились, и у нас дома в тот день были жареные бычки.
Потом были несколько лет, когда я этот маршрут повторял или на «своём одиннадцатом», или на трамвае. Правда, повторял не весь маршрут, а только до заводской проходной.
К этому времени маршрут с номером один выглядел странно, он хоть и начинался от площади «Азнефть», где была конечная (а, скорее всего, начальная), добирался из свого депо без номера и шёл без остановок.
Но, отдавая должное – он выручал, когда идти было невмоготу, в дождь или в ветер.
А потом и он исчез. Побежали вместо него троллейбусы с тем же самым номером.
Но самым странным был маршрут с номером шесть.
Вообще-то в городе появлялись вагоны с таким номером, но они были рабочими. На них не было ничего, кроме кабины «водилы» и грузовой площадки, на которой лежали или рельсы, или шпалы. Иногда детали стрелок.
А настоящий маршрут с таким номером тоже был.
И это был необыкновенный маршрут.
Во-первых, на этом маршруте была только одно колея. И вагон тоже был один. Причём вагон необыкновенный – у него были две кабины для водителя, два токоснимателя (две дуги).
Весь маршрут был около двух километров. От входа на территорию ТЭЦ «Красная звезда» (попросту «Электроток») почти до одной из проходных текстильного комбината. Рядом был и мелькомбинат. Так, что услугами этого трамвая, скорее всего, пользовались работники этих предприятий. Вот и мотался весь день этот вагон из одного конца до другого.
Я его видел всего раз пять, а может шесть. Это когда эстафета «За нефть и хлопок» финишировала около проходной.
О стоимости проезда на «шестёрке» не знаю. В то время, когда я пользовался услугами трамвая, стоимость проезда зависела от количества проезжаемых остановок, а точнее от расстояния.
Тогда по вагону ходил кондуктор, у которого на ремне сумки висело несколько роликов билетов. Вот и отрывал он пассажиру один, а иногда даже три билетика.
У Марка Твена стоимость билетиков цветом определялась, а у нас они были все на одно лицо.
Из-за непоняток, сколько же проехал пассажир возникали споры-скандалы. А мне, пацану тогдашнему, дважды пришлось выходить на две остановки раньше, потому что кондуктор считал, что я уже проехал всё, оплаченное мною.
И ссаживали с того самого маршрута, с номером два.
К отцу на работу я тогда ездил.
Склад, в котором отец работал, находился чуть выше нынешнего статистического управления.
Территорию склада было видно прямо от остановки трамвая. Так, что заблудиться я не мог и самым главным для меня было доехать до той самой остановки.
Первая моя поездка – в кулаке монетки, это плата за проезд. Сижу, смотрю в окно и остановки считаю. Мне сказали-втолковали, на какой выходить надо.
Первая и такая самостоятельная поездка - и так далеко. Потом всё привычно стало.
Уже стал постарше, и нам с приятелем, который на целый год старше был, разрешили съездить на детскую железную дорогу. Посмотреть и покататься.
Поехали. Тогда по проспекту Ленина номер двенадцатый ходил.
Съездили, покатались, всё исследовали, а уж потом, несколько лет спустя, я ехал уже один и под вечер.
Я тогда ехал на стадион. В первую, ознакомительную поездку он ещё строился, а тут… нееет, точно надо посмотреть, надо познакомиться, что это за чудо такое - Республиканский стадион. Это тебе не какой-то там стадион «Динамо», до которого пешком дойти можно. Приехать-то я приехал и до темноты на стадионе прокрутился. Всё было в диковинку, а вот возвращается через пустыри не рискнул.
Пошёл за ребятами, которые уже оттренировались и домой шли. А шли они тогда к трамваю номер четырнадцать. Вот так и познакомился с этим маршрутом, который несколько моих юношеских лет приносил счастье.
Ехали все вместе, после тренировок ждали друг друга. Ехала (тогда на тренировки не слишком аккуратно приходила) и ОНА.
Ехали, по дороге пирожки покупали, горячие с ливером. Как это было всё здорово, как чудесно!
Добирались (иногда и пешком) до «сабунчинки», а там, если мне дозволялось, счастье продолжалось на трамвае с номером двенадцать.
Доезжали мы до остановки, почти у её дома, и разбегались, не прощаясь. Она - домой, а я теперь уж пешком, или как говорили, – «на своих двоих» (все же денежки проездил) к себе в Крепость.
И так до следующей тренировки, если придёт.
Когда провели новые маршруты, которые позволяли без проблем, прямо от стадиона уезжать, мы уже не тренировались.
Хотя один из этих маршрутов пришлось освоить.
Вообще-то там проходило несколько, но меня интересовал только один. Он был (если захотеть) для меня беспересадочный. Садился на конечной и доезжал почти до нужного места.
Наш театр тогда («наш театр» - как это громко) размещался в ДК строителей, а трамвай проезжал на квартал выше от него.
Это был пятнадцатый. Чтоб сесть на него на кольце, надо было просто дойти до Советской, до его кольца, а там удобное место у окошка и разглядывание знакомых пейзажей за окном.
Только вот заканчивал он свои рейсы раньше, чем мы заканчивали репетиции.
Но ничего, всей компанией шли до самого (всё того же) четырнадцатого номера. Шли до улицы Чапаева. Весело шли. Наверное, будили тихие улочки того района своим смехом и громкими разговорами да песнями.
Исчезал трамвай из моей жизни, исчезал он и с улиц города.
Исчез трамвай с Коммунистической (правда, частично) и Чкалова. Облагородились улицы, избавившись от рельсов посередине. Но долго ещё бегала «двойка».
Трамвайные маршруты, как шагреневая кожа, скукоживались и уменьшались.
Напрочь исчез трамвай с Базарной. Позже исчез с проспекта Ленина, а точнее, перебрался на Фабрициуса. А потом, когда строили подземный переход, соединяющий два корпуса АЗИИ, перенесли ещё дальше.
Как жаль было, но ушёл и трамвай с номером один, заменил его троллейбус.
Подошёл юбилейный год, год 1970-ый.
Все мероприятия шли под лозунгом – «Идеи Ленина живут и побеждают».
Деятели из АСПС попросили отснять моменты самого субботника. Где и как работают, где что делают. Чтоб не было вопросов на месте основной работы, выдали нам справки о том, что мы заняты особо важной работой. Выдали нам и мандаты с просьбой оказывать нам всяческую помощь на местах.
Разбились мы на группы, но пары мне не нашлось, вот и приготовился снимать один.
Выпал мне тогда район на Московском проспекте. Там должны были снимать трамвайные пути. Работать в этом месте должны были студенты нескольких институтов.
Жалко было… Мне всегда жалко смотреть, как заканчивается чья-то жизнь. И жалко было ещё и потому, что маршрут-то востребованный был. И к тому же всё на проспекте было сделано во имя работы трамвая. Даже выходы из подземного перехода были спроектированы таким образом, чтоб прямиком на остановку выйти можно было бы.
Но всё-таки вернулся трамвай в мою жизнь. Так уж случилось, но стал ездить на трамвае под номером три.
Этот маршрут перенял свой номер от того самого третьего, что катался когда-то по городу. Только теперь он ходил от железнодорожного управления и до почты, что на Зыхском шоссе.
Но недолго ездили мы на этом трамвае, ликвидировали его. Расширили дорогу, пустили вместо трамвая троллейбус, а рельсы - дорогу трамвайную, под асфальт закатали.
Заканчивал свой век трамвай, заканчивали свой век звоночки и визг колёс на поворотах.
И особо жалко всю архитектуру нашего трамвая.
Ведь всё было решено в едином стиле: от депо на Трамвайной улице, подстанций и конечных остановок.
А мне часто снится трамвай, и еду я в нём куда-то в неизведанное...
