Джаз в Баку

Джаз в Баку

Статья в работе

Зародившись в конце ХIХ – начале ХХ веков в США это музыкальное направление, безымянное поначалу, получило свое название – джаз - только в 1915г. от одной из газет Лос-Анжелеса. Оркестр Тома Брауна, выступавший в Чикаго, решил назвать себя этим именем. Его подхватили другие исполнительские коллективы, став «джаз-оркестрами», «джаз-ансамблями» и «джаз-бандами».

16 октября 1923 нотный магазин Наркомпроса в «Бакрабочем» дал объявление:

«ПОСЛЕДНИЕ НОВИНКИ МОСКВЫ, БЕРЛИНА, ПЕТЕРБУРГА, ПАРИЖА! Везде поют и играют: Фокстроты, Танго, Ту-стэпы, Он-степы, Романсы, Оперетты и пр.»

Действительно, Баку начала ХХ века пел, танцевал, играл и был открыт к тому, чтобы услышать и принять новую музыку и новых гастролёров.

В газете «Бакрабочий» за 20 июня 1922 года была опубликована афиша театра CHAT SAVAGE (Дикая кошка), который располагался на Молоканской 18. Афиша предлагала бакинцам вечерний спектакль, где будет исполняться «негитосский скетч» - "Чёрная Бетси".
Можно предположить, что 1922 г. стал для Баку годом проникновения «черноты» – негритянских ритмов, мелодий и танцев.
Именно тогда в цирке гастролируют американские "мраморные люди", танцуют танец модерн, в кинотеатре «Эдисон» показывается первый американский боевик «Тайны Нью-Йорка»; помимо театра CHAT SAVAGE, который удивляет бакинскую публику заграничными "новинками", открывается и новое кабаре "Чёртова перечница" .

Про «Перечницу» 15 августа 1922 г. в «Бакрабочем» сочиняют стишок:

Непонятная причина
непонятный адский спорт
что ни день, то чертовщина,
что ни день, то новый чёрт
в кино черти, в Кошке «черти»
черти здесь и черти там
ах, как хочется до смерти
всех чертей послать к чертям.

С «чертями» действительно, боролись, и об этом можно было судить по тому, как быстро исчезали скетчи из концертных репертуаров. Но американская музыка продолжала приходить вместе с кино.

К началу 20-х годов в Баку функционировало 9 кинотеатров, которые наперебой показывали американские фильмы – популярность их была невероятна среди Бакинской публики. Именно в это время молодёжь увлекается фокстротами, уан-степами, ту-степами.
В «Бакрабочем» за 27 декабря 1922 года было опубликовано объявление о приёме на курсы «современных салонных танцев – уанстеп, фокстрот и т.д.» в театре Агит-Сатиры.
И хотя первое упоминание об этих танцах в Бакинской периодике встречается только в 1922 году, существуют доказательства того, что эта музыка была известна здесь гораздо раньше.

В июле 1927 года в Баку с успехом выступила негритянская певица Коретти Арле-Тиц, певшая в знаменитом секстете "Джазовые короли" Фрэнка Уитерса с Сиднеем Беше, во время их гастролей в СССР. Однако, ее музыка преподносилась как «негритянская», а не «джазовая».

Первый в Баку джазовый оркестр был создан в конце 1920-х годов. Под руководством Михаила Рольникова этот оркестр играл в ресторанах гостиниц " (Старый) Интурист" и "Старая Европа". Просуществовал оркестр до середины 1950-х годов.

• 
• 
• 

Оркестр под управлением М.М. Рольникова (контрабас), Баку, 1929г.

Азербайджанский джаз берет свое начало в 30-х годах прошлого века - когда совсем еще молодой пианист Тофик Кулиев стал работать в оркестре Александра Цфасмана.

Во время работы у Цфасмана в душе Тофика Кулиева зародилась мечта о создании национального джаз-оркестра.
Загоревшись этой мыслью, он временно оставляет учебу в Московской консерватории и возвращается в Баку. Здесь он вместе с другим корифеем азербайджанской музыки - маэстро Ниязи - при содействии известного писателя и общественного деятеля Мирзы Ибрагимова, который в то время занимал пост начальника Управления по делам искусства при Совете народных комиссаров республики, создает первый в Азербайджане национальный джаз-оркестр.
Оркестр, созданный им, отличался культурой исполнения, профессионализмом и великолепной джазовой игрой.
Многие музыканты этого оркестра впоследствии играли в различных джазовых коллективах Советского Союза - трубач Исмаил Келентеров, который вначале стал солистом оркестра Бориса Ренского, а затем музыкальным руководителем первого мюзик-холла в Советском Союзе, саксофонисты Парвиз Рустамбеков и Тофик Ахмедов и другие.
К сожалению, существование этого оркестра было кратковременным.
Началась вторая мировая война. Весь оркестр стал оркестром 402-й Закавказской стрелковой дивизии. Его музыканты получили особое признание и благодарность за поднятие боевого духа у военнослужащих в это трудное для всех время.

В оркестре Тофика Кулиева в 1940 году взошла новая звезда азербайджанского джаза - саксофонист Парвиз Рустамбеков.

Парвиз Рустамбеков и Алтай Мусаев

В 1944 году, во время гастролей в Баку, его заметил Эдди Рознер и пригласил в свой оркестр. Всего два года в столице - и Пиро, как его называли в Баку, вынужден был вернуться обратно. Причиной тому явились его контакты с американцами: восхищенные игрой Пярвиза, они пригласили его в Штаты. И Пярвиз вынужден был вернуться в Баку.
Именно он и создал первый джазовый оркестр, который играл в кинотеатре перед сеансами. В 1949 году его уволили с работы с формулировкой "За преклонение перед Западом", в мае того же года он был арестован "как антисоветская и проамерикански настроенная личность", а в декабре 1949 года его уже не было в живых…

Однако традиция, заложенная Пиро, продолжала жить и после его смерти. Бакинцы ходили в кинотеатры задолго до начала сеанса - только для того, чтобы вживую послушать джаз и пообщаться с музыкантами. В те времена бакинских джазменов знал весь город, а их популярность соперничала с популярностью кинозвезд.

Конец 1950-ых – 1960-ые годы - остались в истории бакинского джаза, как годы подъема и создания целого ряда джазовых коллективов.
«Центром джазовой жизни были студенческие вечера в АЗИИ, на которых собирался весь цвет бакинского джаза. Каждый год в один из весенних вечеров в актовом зале Азербайджанского интститута нефти и химии выступали джазовые коллективы Баку... Преимущественно играли свинг, диксиленд ...
Мелодия из знаменитого американского фильма «Серенада Солнечной долины» была гимном азербайджанских джазменов. Каждый концерт начинался и заканчивался произведениями Гленна Миллера...»

Бакинский джаз продолжал жить в фойе бакинских кинотеатров – «Низами», «Араз», «Азербайджан» и др. Перед началом киносеансов оркестры играли джаз для зрителей, которые могли не только слушать полюбившуюся музыку, но и танцевать под нее.

Создателем и руководителем оркестра при кинотеатре «Вэтэн», в пятидесятые годы, был известный композитор Рауф Гаджиев.

В составе оркестра в различные годы работали :

• Миша Макаров (аккордеон)
• Вова Владимиров (пиано)
• Эмин Мамедов (аккордеон), сын Бюль-Бюля от первого брака
• Ильяс Гусейнов (контрабас)
• Абик Арнопольский (скрипка)
• Юрий Пинсон (ударные, ксилофон).

Объявляя солистов, Абик Арнопольский обычно хохмил : «Товарищи, прошу не путать : это ксилофон, указывая на инструмент, а это – Пинсон!»

• Валя Багирян (ударные)
• Володя Мадатов (труба)
• Сурен Хачиян (сакс-альт, кларнет)
• Валя Венецианов (сакс-альт, кларнет)
• Володя Брюханов (сакс-баритон)

Вокал:

• Григорий Васючков,
• Наджиба-ханум
• Римма Симонян.
• в шестидесятые годы - Толик.

В 1956 году многие оркестранты перешли на работу в Госджаз и Азгосфилармонию.

Из оркестрантов кинотеатра «Азербайджан» помню:

• братьев Кабаковых (скрипка и альт) и
• отличного аккордеониста Мурада.

Из вокалистов –

• Евгению Дэвис, ранее работала в оркестре кинотеатра «Низами».

Из «Азербайджана» Дэвис перешла на работу в Азгосфилармонию, где солировала в составе оркестра известных музыкантов:

• Миша Макаров (аккордеон),
• Лёня Лубенский (ударные),
• Ильяс Гусейнов (контрабас),
• Мехти Новрузов (сакс-альт, кларнет)

В шестидесятые годы в оркестр кинотеатра «Азербайджан» пришла солистка Джемма.

В эти же годы недолго работала в кинотеатрах "Низами" и "Вэтэн" вокалистка Натаван Шейхова, жена сакс-тенориста Рафика (Кяблей).

Перед сеансом в кинотеатре "Низами" - певица Девис.

Первый фестиваль "Золотая осень" состоялся в Баку в 1967 году в Зеленом театре, на котором выступали квартет Рафика Бабаева, сборный оркестр кинотеатров и группа Арзу Гусейнова. Среди эстрадных коллективов победа была присуждена легендарной группе "Цвет". О "Золотой осени" 1967г. читайте статью "NEW ORLEAN НА КАСПИИ"

В 1968 г. фестиваль джаза проходил во Дворце ручных игр на бульваре. На этом фестивале в дополнение к коллективам прошлого года выступило трио Вагифа Мустафазаде с Т. Джафаровым и Н. Адиляровым. Приехали и музыканты из других городов СССР.

В 1969г. в «Зеленом театре» прошел 3-й фестиваль джазовой и рок-музыки, на котором выступали музыканты не только из Баку (группы Вагифа Мустафазаде, Рафика Бабаева, квартет «Гая» и др), но и из других республик (группа "МЕНУЭТ" из Прибалтики). Именно этот фестиваль принес большую известность бакинским музыкантам, после него их стали часто приглашать на гастроли в др. города СССР.

Джазовая жизнь стала из фойе кинотеатров перемещаться в ресторанные залы. Самым фешенебельным тогда считался ресторан «Дружба» в парке им. Кирова, в котором выступал оркестр под управлением Владимира Владимирова.

Об этом ресторане знали музыканты из разных стран, которые давали концерты в Баку. После выступления они часто ехали в "Дружбу". И нередко там проходили, так сказать, стихийные джем-сейшны

Оркестр ресторана "Дружба" (1962)

Однако известность азербайджанского джаза связана в первую очередь с именами выдающихся музыкантов Рафика Бабаева и Вагифа Мустафазаде.
Именно эти двое и были участниками знаменитого Таллиннского фестиваля 1967 года - и их творчество было очень высоко оценено в первую очередь джазовыми критиками, среди которых был и знаменитый ведущий передач "Час джаза" "вражеской" радиостанции "Голос Америки" Уиллис Коновер. "Восток - дело тонкое" - именно колорит Востока в музыке бакинцев и поразил ценителей джаза.

"Фестиваль 1969 года дал мощный толчок развитию бакинской эстрады и джаза и вывел на сцену целую плеяду талантливых коллективов и музыкантов, обогативших многие музыкальные коллективы бывшего СССР. Тогда инициатором проведения этих музыкальных праздников был Бакинский горком комсомола. В начале 70-х годов традиции фестиваля были продолжены, но менее масштабно и не столь успешно. После 1974 года власти республики фактически запретили проведение этого фестиваля, как идеологически "вредного" и пропагандирующего "западные" ценности.

Лишь в 1983 году благодаря усилиям Бакинского горкома комсомола джазовый фестиваль памяти Вагифа Мустафазаде был возрожден и прошел с большим успехом. Но даже тогда, партийное руководство города было против пропаганды наследия и личности Вагифа Мустафазаде и потребовало убрать со сцены огромный портрет музыканта..."

Джаз – это ощущение мира. И если в тебе этого нет, то ты сыграешь грамотно и технично – но музыка твоя окажется пресной и невкусной. И всё потому, что это будет музыка без корней - как диетическое меню, придуманное докторами.

Корни нашего джаза, его мироощущение и свобода уходят в глубину веков, в мугам. В рамках математически выверенной структуры – невероятно красивые и свободные импровизации. Вам это ничего не напоминает? Ведь в джазе всё точно так же – в первую очередь надо уметь проявить себя в рамках джазовых стандартов и тем самым показать умение глубоко проникнуть в суть того, что делаешь. Доказать, что твоё мироощущение интересно для слушателя.

Читайте и смотрите также статью Бакинские джазмены 1950ых - 1980ых годов (с фотоальбомом)

Примечание:

Источники:
Статья Джейхуна Наджафова «NEW ORLEAN НА КАСПИИ» на сайте интернет-журнала jazz dunyasi
http://www.jazz.az Джаз в Азербайджане
статьи Ф. Бабаевой на различных сайтах, на некоторые из которых, к сожалению, уже нет ссылок.
Kultura.Az
azpressa.com

Из воспоминаний бакинца А.В. Мюлькиянца

Меня довольно-таки часто засылали в командировки... Особенно запомнилась мне поездка в Баку в сентябре 1977 года.

После вкусного завтрака, приготовленного мамой, мы с Володей (Владимир Георгиевич - коллега, который также приехал в командировку В Баку) вышли в город, естественно прямо на Торговую улицу — бакинский Бродвей, дабы удостовериться, все ли там в порядке.
Улица мало чем изменилась — те же знакомые, красивые дома, тот же уют, такая же масса людей, в основном молодежь нового поколения. Пройдя раз до госбанка, мы повернули обратно, затем еще и еще раз…
Терпеливый Володя в недоумении заметил:
— ... Долго мы еще будем колесить туда и обратно? У вас всего одна улица, что ли, в Баку?
— Нет, ты знаешь, улиц-то много, но эта самая главная и дорогая. Я люблю ее больше всех… у меня с ней многое связано… Она в Москве мне даже снилась, почти каждую ночь, тринадцать лет подряд.
По ней я исходил сотни, тысячи километров, износив не одну пару обуви. По пройденному километражу я был на третьем месте в городе, после Вовы Владимирова и Рудика Аванесова. За эти семнадцать лет можно было смело выучить пять иностранных языков, включая китайский...

(...) Я чувствовал перед Володей, как москвичом, какую-то ответственность, мне хотелось показать свой Баку во всей его красе.

В ближайшую пятницу намечался «джем-сейшн» — творческая встреча джазовых музыкантов в ресторане «Дружба». Пианист Рафик Бабаев вернулся с гастролей из Турции; из Москвы приехал пианист Габиль Зейналов, барабанщик Валя Багирян и контрабасист Алик Ходжа-Багиров. Мы с Владимиром Георгиевичем пораньше поднялись в парк Кирова, чтобы успеть с высоты полюбоваться бакинской бухтой.

На «джем-сейшн» собрался весь джазовый бомонд. Слишком велик соблазн перечислить хотя бы часть присутствующих в зале музыкантов: это Вова Владимиров, Рафик Бабаев, Мурик Маковский, Миша Петросов, Тофик Мирзоев и другие.
Для большинства читателей эти имена, по-видимому, ни о чем не говорят, но без них Баку шестидесятых-семидесятых невозможно было бы себе представить: они во многом определяли музыкальное лицо города — города, особенно в те памятные годы, живущего музыкой и народной, и классической, и джазовой.

Кто-то из музыкантов около сцены повесил фотографию Кейта Джарретта.
Странное это дело — лица музыкантов. Теоретически облик музыканта не должен иметь значения для слушателей, однако к моменту, когда нам понравилось значительное число его произведений, мы начинаем интересоваться внешностью автора. Это, вероятно, связано с подозрением, что любить произведение искусства означает распознать истину. Неуверенные по природе, мы желаем видеть музыканта, которого отождествляли с его творением, чтобы знать, как истина выглядит во плоти.
В шестидесятые годы я мог часами просиживать, внимательно изучая фото того или иного музыканта, пытаясь угадать, что он за человек, пытаясь одушевить его и распознать в лице его музыку.
Позже, в компании друзей, мы обменивались нашими смелыми догадками и обрывками слухов, которые до нас доходили, и, выведя общий знаменатель, объявляли свой приговор. Нужно сказать, что часто наши домыслы были не слишком уж далеки от истины.

Я смотрел на лица своих старых друзей Рафика, Гоги и Орика, сидящих за нашим столом и с волнением предвкушал интересный концерт, приближение которого возвещали звуки настраиваемых инструментов.
«Говорить о музыке — то же самое, что танцевать об архитектуре». Эту бессмертную фразу приписывают джазовому пианисту Телониусу Монку.

И вот полилась наконец, как тонкий ручеек, знакомая блюзовая мелодия; притихли разговоры.
Тяжело всегда начало, а дальше: сухое вино рекой разлилось по залу, а пробки, с треском вылетаемые из бутылок, и брызги самого шампанского не щадили стен и потолков… Музыканты на сцене менялись почти после каждого номера…

Вскоре все закружилось в музыкальном калейдоскопе… загремели блюзы, боссановы, джаз-рок…
Сидевший рядом Владимир Георгиевич в недоумении прошептал мне на ухо:
— Послушай Саша! А где же у них ноты?
Он не мог себе представить, что вся эта музыка могла исполняться на слух, что все мелодии от начала и до конца — это, рожденная прямо на сцене, живая импровизация.

Беседовать нам удавалось урывками — во время небольших антрактов или смены музыкантов. Изредка разговоры наши прерывались, уступая место тому пустому настроению, которое мы называем весельем.
Когда же это настроение исчезало, беседы возобновлялись в приглушенной тональности, словно под некий аккомпанемент, который давало всем нам единение чувства и мысли.

Мы — шестидесятники, это вскормленное джазом поколение, сидели за четырьмя столами, как бы охраняя сцену плотным кольцом. У всех у нас после первых же двух пьес, исполненных квартетом и двух-трех бокалов «Садыллы»,— проблемы, заботы, однообразие уныло бегущих часов и минут — все отступило куда-то на задний план и окуталось мерцающей золотистой паутиной… Все явления упорядочились и умиротворенно стали на свои места… Все приобрело какой-то отвлеченный, символический смысл…

Ввиду того, что беседовать через столы было крайне неудобно, Гога предложил объединить их в единый.
Воспользовавшись случаем, он коротким тостом очень деликатно связал объединение столов с нашей дружбой, с единением наших родственных душ. Он говорил, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомое море разливалось перед нами, уходя в бесконечную даль. Гога был поэтичным сказочником. Он не столько анализировал жизнь, сколько окрашивал ее в свой, готаняновский романтизм, приподнимая ее, воспевал, чуть любуясь своей песней.

Меня всегда покорял его неподдельный пыл, щедрость, с которой он вкладывал себя в тосты, в пожелания; его умение расшевелить самых разных людей, ждавших от него каждый своей доли внимания, как солдаты своей порции от батальонного кашевара,— и все это легко, без усилий, с юмором, с неисчерпаемым запасом душевного богатства для всякого, кто в нем нуждался.
Помню его нравоучение после очередной вечеринки пятидесятых годов:

«Шура! Если ты в компании сел за рояль, то желательно молча начать играть, а не нудно пересказывать присутствующим, что никогда не учился музыке и даже не знаешь ни единой ноты. Этим никогда никого не удивишь и тем более не взволнуешь! Единственное, что сможет тронуть твоих слушателей — только твоя музыка».

А беседа за нашим общим столом в ресторане заметно оживилась. Разговор пошел в основном о джазе: о новых направлениях в нем, последних дисках 1977 года, лучших концертах года, новых молодых звездах-американцах. Орик заострил внимание на последнем выступлении Майлса Девиса в Карнеги-холле…

И вдруг, Рудик Аванесов, в самый разгар возвышенных музыкальных споров, неожиданно для всех, задал вопрос на засыпку:
— Чуваки! А кто помнит самых красивых девушек города Баку пятидесятых годов?
Он мгновенно опустил всех нас на землю. После недолгих раздумий, все единогласно назвали Аду Летченко, Эльмиру Сафарову, Лену Портнову и Этери Кацитадзе.

Орик предложил продолжить соревнование: «А кто не забыл бакинских красавиц шестидесятых?»
И слегка подвыпившие, сорокапятилетние «казановы» дружно проголосовали за Нину Саакову, Милу Васильеву, Наргиз Халилову и Нигяр Султанову. Но тут завязался отчаянный спор: в чьем же все-таки доме жила Нина Саакова? Я утверждал, что в моем доме номер шестнадцать на Лейтенанта Шмидта. Оппоненты настаивали на доме девять по улице Самеда Вургуна.
Меня умиляли эти подробности, они казались мне откровением, я как будто проник вдруг в заповедные тайники прошлого.

Изрядное количество выпитого вина давало о себе знать: мы говорили теперь уже все вместе, жестикулируя и часто повышая голос… Смех за столом с каждой минутой лился все свободней, все расточительней и готов был хлынуть потоком от одного только шутливого словца.

Общий разговор, который в антрактах не умолкал ни на минуту, нанизывал одну тему на другую и по самому ничтожному поводу перескакивал с предмета на предмет. Наконец, утвердив бакинских красавиц, перебрав все события дня и попутно коснувшись тысячи других вопросов, вернулся опять к выступлению легендарного Майлса Девиса в Карнеги-холле.

Габиль скромно предложил тост за ветеранов джаза, открывавших в 1963 году ресторан «Дружба»: Вову Владимирова, Вову Сермакашева, Гену Агаджанова, Рафика Антонова и Валю Багиряна.
Мне казалось, что все это во сне… но это скорее был даже не сон, а фантастическое видение…
Чудилось, что стол наш слегка приподнялся над Землей, как танцплощадка с особым механизмом… и у всех, кто сидел за ним, возникло такое чувство, будто мы одни среди мрака Вселенной… и пища, которую мы едим,— единственная оставшаяся в ней пища… а тепло, согревающее нас, — единственное ее тепло… И вдруг, все оборвалось… занавес опущен… вечер окончен…
Начало имеет смысл только если существует конец…
Смелый порыв, вознесший ребят из простого застольного веселья в разреженную атмосферу высоких чувств,— миновал, прежде чем они успели досыта насладиться этой атмосферой, прежде чем осознали, что они находились в ней.

Владимир Георгиевич на сегодняшнем вечере, к сожалению, не вписался в общую компанию. Когда мы спускались из Нагорного парка, на его лице можно было прочесть то, что часто бывает на лицах после окончания фильма: легкое, скрытое под улыбкой смущение, когда стыдишься чувства, которое помимо своей воли израсходовал на этот фильм. Тем не менее он мне сказал:

«Из того, что там играли я ничего, кроме зажигательных ритмов, не воспринял. Но из ваших застольных разговоров я понял, что джаз — это мировоззрение. Это не просто музыка, но и образ жизни; ему присущи максимализм и вместе с тем деликатность, конфликтность и дружелюбие, мода и многое другое…
Я не знаток и даже не любитель джаза, но для меня приятная неожиданность, что именно джаз может так объединять людей разного вероисповедания, разных профессий и даже разных характеров. И я всем вам искренне завидую».

Норберт Евдяев "Ренессанс" (из сб. "Бакинские ритмы")

Не слепили нас рампы огни,

Нет афиш, титулованных фраз.

В те бакинские сладкие дни

Мы создали свой собственный джаз.

Чуваки обрели имена,

И лабали душою без нот.

Танцевальных площадок шпана

Нам давала немалый доход.

Мы законы внедряли от мод

Узко брюки сужали на нет.

От бакинских соленых острот

Громыхал пожилой “парапет”.

Башли тратили в кире, в гульбе,

От лабанья входили мы в транс,

Загорали в песке, в Загульбе,

Разгорался в Баку ренессанс.

Баку, 1999 г.


--Jonka