Васиф Бабаев. "Ребята с Советской на Торговую не приходили..."

Васиф Бабаев. "Ребята с Советской на Торговую не приходили..."

В своей Галерее легендарный «парень из Баку», в прошлом звезда азербайджанского КВН, а ныне актер, художник и бизнесмен Бахрам Багирзаде продолжает знакомить читателей сайта 1news.az с историей нашего замечательного города.

Сегодня мы представляем воспоминания о родном Баку и друзьях из прошлого известного режиссера Васифа Бабаева, которыми он поделился по просьбе Бахрама Багирзаде.

МОЙ ДОМ – МОЯ КРЕПОСТЬ

Наш род принадлежит к самому древнему и большому в Ичери Шехер роду Агшалварлылар.

Мы владели несколькими домами, и один из них до сих пор стоит около дворца Ширваншахов. Такая близость к могущественному правителю была не случайна – из поколения в поколение передавалось предание, что один из моих предков оказал ценную услугу шаху, и тот в знак благодарности разрешил ему выстроить два дома прямо возле своего дворца.

Родился я перед войной в 1940 году. Жили мы в то время очень даже хорошо, в достатке, потому что мой папа занимал до войны партийные должности. А мама была обыкновенной домохозяйкой. Она очень любила национальную музыку, и иногда, когда ее никто не видел, танцевала под радио, а мы, дети, подглядывали за ней в замочную скважину.

Во время войны у меня вдруг заболели глаза. Куда меня мама только не водила, наверное, в городе не осталось ни одного врача, который бы меня не осмотрел. Одно время она меня постоянно таскала на руках в глазную клинику в Чемберекенд, около Зеленого театра, которого тогда еще не было, но лечение не помогало.

И мама решила отвести меня к знаменитейшему не только у нас в крепости, но и во всем Азербайджане, Мир Мовсум Аге.
Тогда это было очень рискованно, так как папа был партийным, даже имя его боялся произносить вслух, а дом Мир Мовсума Аги находился под постоянным наблюдением НКВД.
Но мама была очень набожной и верила, что только Эт-ага сможет помочь ее больному ребенку.

Однажды поздней ночью, часов в двенадцать, она разбудила меня, взяла на руки и, избегая главных крепостных улиц, какими-то переулочками, принесла меня к нему домой. Мир Мовсум Ага в это время уже спал, и меня тихо, на цыпочках, подводили к его кровати, а мама все время повторяла: «Целуй его руку, целуй…»
Так продолжалось несколько ночей… Не знаю, что уж мне помогло, но я выздоровел.

У нас в Ичери Шехер была самая известная в городе баня Ага Микаила (она и сейчас там находится), где снимали некоторые эпизоды фильма «Мешади Ибад».
Когда я был совсем еще маленький, мама брала меня туда с собой, а женщины все время ворчали: «Ай, Сария ханым, зачем ты привела с собой мужчину?» «Да он же еще ребенок», – оправдывалась мама. Кстати, в этой самой бане от сердечного приступа скончался знаменитый джаил Адыль Ичеришехерли. Когда гонец сообщили об этом его жене, у нее от неожиданности разорвалось сердце.
Такая вот история, очевидцем которой я был…

Я не застал то время, когда в Крепости жили гочи. В мое время у нас были джаилы – уважаемые авторитетные люди.
К Адылю Ичеришехерли, известному на весь Союз, приходили за советом, у него искали правды, справедливости и защиты, и он часто помогал бедным людям деньгами.

В Ичери Шехер жил еще один колоритный персонаж – знаменитый Шафи, который в то время «сотрудничал» с первым валютчиком СССР Рокотовым. Тот жил в Москве и торговал золотыми монетами и валютой, а Шафи ездил к нему по делам. Потом их обоих расстреляли…

В Баку тогда жил известнейший на весь город человек – Даглы Гадир, с которым у меня связана одна история.
Я встречался с девушкой с 3-ей Хребтовой, но меня там принимали в штыки: «Иди в свою Крепость». Дошло до того, что ребята с Хребтовой пришли в Ичери Шехер с оружием, и мой брат, Диас, в результате схватки его отбил. Что тут началось! Разборки, встречи, скандалы. Тогда этот самый Даглы Гадир пришел к нашим джаилам, и те, после долгих уговоров, все же убедили Диаса вернуть оружие.

В те годы в Ичери Шехер жил еще один выдающийся человек, правда, совсем из другой «оперы» – начальник бандотдела Мамедали Алиев, у которого была огромная немецкая овчарка.
В Азербайджане он был очень известным, и все его боялись. Не помню в каком году, но однажды ночью, когда он, как обычно, спал на крыше, сначала отравили его собаку, а потом застрелили его самого. Кто это сделал, так до сих пор и осталось тайной. А может, его убрали свои?.

Но в Ичери Шехер жили не только джаилы и блатные пацаны. Здесь жили интеллигентные парни, которые впоследствии прославили Азербайджан на весь мир – множество видных ученых, музыкантов, художников, артистов, режиссеров, знаменитейший космический генерал Керим Керимов, футбольный арбитр Тофик Бахрамов, писатели и сценаристы братья Максуд и Рустам Ибрагимбековы, композитор Хайам Мирзазаде, Леонид Елисаветский из «Гая», председатель Шахматной федерации Чапай Султанов.

В Ичери Шехер, около дома известного рода Мансуровых, находится Тут-агачи, знаменитейший символ Родины, земли, дома…
А тогда на площадке возле этого самого Тут-агачи Чапай Султанов, который сегодня является профессором, доктором наук, автором десятков книг, устанавливал патефон, репродуктор, и вся молодежь Ичери Шехер слушала и танцевала под самые популярные мелодии того времени…

Учиться меня определили в 4-ую школу, которую в Баку, почему-то называли Анджуман мектеби, а в 8-ом классе перевели в 134-ую школу напротив Баксовета.
Мы с ребятами часто сбегали на «шатал» в Губернаторский садик, который в то время был Парком пионеров и школьников, а сейчас называется Филармоническим. Не знаю почему, но тогда все парки и скверы Баку были обнесены железными решетками, через которые мы, мальчишки, перелезали без особого труда.

В один прекрасный день, мне тогда было девять лет, я с утра где-то мотался с ребятами, а потом решил все-таки забежать в школу, и чтобы сократить путь, как всегда перелез через ограду. И вот, бегу я по улице Чкалова (сейчас ул. Ниязи) и прямо на углу Коммунистической (ул. Истиглалийат) на всей скорости врезаюсь в какого-то солидного мужчину.
А тогда школьники носили с собой чернильницы-непроливайки, которые привязывали в специальном мешочке к портфелю. Он весь в чернилах, я от ужаса весь бледный, и меня еще с двух сторон кто-то хватает за руки. Тут уж я не выдержал и заплакал.
Вдруг вижу, как он дает отмашку своим спутникам, чтобы те меня отпустили, и начинает со мной очень спокойно, без всякой злобы, разговаривать, одновременно вытирая платком свой макинтош:

– Ты кто, мальчик? Откуда идешь, где учишься?
Я ему наврал, что иду в школу.
– Как тебя зовут?
– Джуллюд (Проныра – такое у меня было прозвище), – отвечаю я дрожащим голосом.
– А настоящее имя у тебя есть?
– Васиф.
– Да? А как твоя фамилия? – продолжает он.
– Бабаев.
– А где ты живешь?
– В Крепости, около дворца Ширваншахов.
– Как же зовут твоего отца?
– Гаджиага.
– А кто твой дядя?
– Алиага…
– А-а-а! Так ты племянник Алиаги?
– Да, – ответил я уже более смело, обрадовавшись, что он знает моего дядю.
– Не бегай так больше, а то упадешь. Ну, иди… – сказал он и погладил меня по голове.

Домой я пришел весь в слезах.
«Ай, копяк оглы, ты снова плачешь? Тебя что, опять побили? Иди и дай сдачи, а то я тебя домой не пущу», – закричала на меня мама. «Нет, – говорю, – никто меня не бил».
Тут в дверь влетает сосед с криками: «Ай, Сария ханым, ваш сын налетел на Багирова!!!»
«Вай-вай-вай… Как на Багирова?! Что за глупости ты говоришь?» – запричитала мама.

Мой старший брат Ариф тогда уже учился в театральном институте. Он обожал Джафара Джаббарлы, и у нас на письменном столе стоял его портрет. Я говорю: «Нет, я вот на этого мужчину налетел». Мама позвала Арифа: «Что это за мужчина на портрете?» «Да нет, – говорит тот, – на него он не мог налететь. Это же Джафар Джаббарлы, он уже умер».

В этот момент я натыкаюсь глазами на другой портрет, который тоже был у нас дома, но в другой комнате – портрет Мирджафара Багирова.
Мама тут же позвонила папе. Тот сразу же прибежал домой и когда все разузнал, то позвонил дяде, который тогда был крупным государственным служащим. В общем, слетелись все…
Что было потом, я не помню. Только в 1975 году по дороге на дачу дядя рассказал мне, что они с папой два месяца не ночевали дома, потому что тогда аресты проходили по ночам, и людей забирали из домов.
А потом Багиров увидел моего дядю на каком-то совещании: «Алиага, я познакомился с твоим племянником. Знаешь об этом?» «Да», – ответил дядя. «Очень хороший парень!»

После войны на экранах бакинских кинотеатров появились трофейные фильмы «Багдадский вор», «Тарзан» и много-много других, которые я просто обожал.
Перед сеансом в каждом кинотеатре обязательно играли оркестры, в которых начинали многие наши выдающиеся азербайджанские музыканты и певцы.
После «Тарзана» в Баку вообще началось помешательство среди мальчишек – они как угорелые носились по деревьям, бросались на трамваи и орали диким тарзаньим криком. Милиция с ними пробовала бороться, но без толку – хватали одного, а десять других в это время бедокурили…

В начале каждой трофейной ленты был ярлык – «Этот фильм взят в качестве трофея из немецких архивов». Люди повально шли на эти фильмы, ночами простаивали в очередях. Ни в один кинотеатр нельзя было прийти и спокойно купить билет.
В «Вэтэн» директором была Гита Александровна. О-о-о! Гром гремит, земля трясется, такая была женщина! Она очень уважала моего старшего брата, режиссера кино и телевидения Арифа Бабаева, и когда я к ней приходил, она всегда сажала меня на первый ряд.
В 90-х годах, когда во время январских событий от шальной пули трагически погибла ее племянница Бессантина, Гита Александровна нехотя засобиралась в Израиль. «Если бы ты знал, Васиф, как мне не хочется уезжать. В Баку меня все знают и любят, – сказала она мне однажды. – Ты мне дай адрес, я буду тебе писать». И она прислала мне такое грустное письмо, что я заплакал. А спустя полтора года она умерла… Мне кажется, от тоски по Баку…

Любимое место всех мальчишек – бакинская купальня! Там были самые разные бассейны – лягушатник для детей, открытый для взрослых и трамплин.
Некоторые смельчаки любили прыгать с этого трамплина и на спор плавать до Наргина и обратно.
Однажды мой брат, Диас, поплыл так до острова, а назад не вернулся. Мы чуть с ума не сошли… Нам дали катер, и мы целой делегацией отправились его искать. Оказалось, что он там договорился встретиться с одной девушкой, которая жила на Наргине в военном городке… Он был очень красивым парнем, и таким обаятельным, что девчонки за него просто умирали.

Но мальчишки любили купальню не только за море.
На третьем этаже был солярий, в котором загорали женщины. Они думали, что их никто не видит, и немножечко приспускали свои купальники, чтобы загар ложился равномерно. А некоторые ребята постарше забирались с биноклем на какое-нибудь высокое здание и любовались ими. Это было божественно – ну где еще они могли такое увидеть!

Я всегда обожал животных. Кого мы только с братьями не держали – рыбки, собаки, кошки.
В нижней части Ичери Шехер, около известной кябабной Мамед Али, жил такой Николай Петрович. Вся его комната была в аквариумах, и он снабжал весь Ичери Шехер рыбками, едой, водорослями.
Но к голубям у нас была особая любовь. Это же целый мир, со своими законами и порядками!

Если голуби с Советской перелетали крепостную стену, то наши их ловили. Тогда с Советской за ними приезжали тамошние гушбазы и устраивали скандалы, переходящие в разборки. За голубей шла настоящая «война».
В то время в моде были иранские голуби – пушистые, упитанные, иногда попадались цирковые. Когда я жил в Москве, то с удивлением обнаружил, что там не любят и не держат голубей, которые «играют» и кувыркаются в небе. А в Баку наоборот – именно таких и любили. Московские голуби летали часа по два, а наши, бакинские, могли летать целый день, до ночи. А утром, переночевав на каком-нибудь высоком доме или шпиле, возвращались домой…
Сейчас редко кто их держит, но до сих пор, когда я вижу в небе стаю белоснежных голубей, мое сердце замирает от счастья, а глаза не перестают радоваться этому самому удивительному зрелищу – голубиному полету…

В 1948-49 годах, когда мой старший брат Ариф учился на режиссерском факультете театрального института, он приводил к нам домой своих однокурсников, а у нас был большой двор, и показывал там спектакли. Это было здорово!
Мы собирали всех соседей, расставляли скамейки, табуретки, и начинали представление. Мне это так понравилось, что я, тогда еще совсем маленький пацан, тоже захотел стать режиссером.

Лет в двенадцать я начал ходить в Парк пионеров и школьников на танцы.
Каждый день несколько преподавателей обучали примерно полсотни детишек польке, полонезу, и мы себя чувствовали настоящими аристократами.
Там же я познакомился с Вагифом Мустафазаде, которого на эти же самые танцы приводила его мама, Зивяр ханым.
Вот так, с бальных танцев, и началась наша дружба. Он не был таким хулиганистым и шебутным как я, и его мама не особенно пускала нас к себе в дом, потому что Вагиф все время занимался музыкой и уроками. Но зато он любил приходить к нам домой и наблюдать за голубями, которых тогда держал мой старший брат Акиф.

В 1961 году, когда нам уже было по двадцать лет, вдруг открывается дверь, и на пороге появляется Вагиф. «Слушай, – говорит он мне, – мы едем в Кисловодск. Поехали с нами». А у меня к тому времени уже умерли и папа, и мама, и мы остались впятером – пять братьев. Со смертью родителей ушел и достаток, так что жили мы довольно трудно. Поэтому я сказал Вагифу, что обязательно приеду, если денег найду. «Достань только на билет, а жить будешь нас», – сказал он и уехал.

Через неделю ко мне пришел мой товарищ, Эльдар Идаятзаде, который впоследствии стал министром: «Я еду с отцом в Тбилиси. Поехали на вокзал, проводишь меня». А я как раз в этот момент гонял голубей, и на мне кроме майки и домашних брюк ничего не было.
«Да ладно тебе, – говорит Эльдар, – поедем на нашей машине, и обратно тебя привезет шофер». Я натянул рубашку, и поехал на вокзал провожать его.
В купе мы решили выпить пару рюмок за отъезд. А потом еще и еще…
И оказался в Тбилиси, в домашних брюках, рубашке и шлепанцах. Но что делать? Всю эту поездку мне пришлось носить вещи Эльдара.

Пожили мы немного в Тбилиси, а потом Эльдар с отцом поехали в Кисловодск, и, естественно, взяли меня с собой.
А мы с Вагифом условились, чтобы он каждый день в одиннадцать утра ждал нас около колоннады, у которой в те времена всегда собирались отдыхавшие там бакинцы. Стоим с Эльдаром, ждем и вдруг видим, идет Вагиф. Потом подтянулись еще несколько наших друзей-бакинцев, и мы отправились в самое знаменитое место в Кисловодске – «Замок коварства и любви», где было полно всяких ресторанов и кафе. Но мы решили отдохнуть «диким» способом – пошли на базар, купили мангал, мясо, выпивку, помидоры-огурцы и пошли в этот самый «Замок» готовить шашлык. Мы хорошо там «посидели»…
Тогда модно было за любую провинность давать пятнадцать суток. И мне их дали. К счастью, в то время в Кисловодске отдыхала моя будущая жена, Афет ханым, с которой я учился в институте. Она каждый день приходила за мной со своей двоюродной сестрой и платила деньги тем, кто набирал «пятнадцатисуточников» на работу. Меня забирали, якобы, на какой-то деревообрабатывающий комбинат, на самом же деле я целый день гулял с ними по городу, а вечером возвращался в камеру.
Даже мой старший брат Ариф, узнав об этом, специально приехал в Кисловодск и попытался меня вытащить, но не получилось. Тогда все было строго.

В 1969 году Ариф снял свой знаменитый фильм «Последняя ночь детства». Конечно же, он был об Ичери Шехер и людях, которые в нем жили, а в образе главного героя Давуда-мотоциклиста так и видны были черты и характер нашего брата Акифа.
Он был настоящий гадеш – ходил в папахе-«аэродроме» и галифе, заправленных в сапоги, играл в бильярд, альчики, держал голубей и у него был мотоцикл – настоящий Харлей, который привез с войны наш квартирант, морской капитан дядя Шура. И он, и его жена, тетя Лиза, были очень милыми, душевными людьми.
Этот мотоцикл стоял у нас во дворе, и Акиф постоянно на нем гонял. Если кого-то из братьев задевали, то Акиф сразу же шел нам на выручку, потому что в Ичери Шехер он пользовался огромным уважением.

Еще один наш брат носил совсем уж не азербайджанское имя – Хосе Диас.
С этим именем в нашей семье связана целая история. Диас родился в 1937 году. Как раз тогда в Москву приехала вся испанская коммунистическая партия во главе с председателем Хосе Диасом. Когда они возвращались обратно, их самолет взорвался, и все погибли. Мой папа, будучи партийным, решил назвать своего новорожденного сына в честь этого самого Хосе Диаса. Правда, когда мой брат получал паспорт, родители оставили ему только «Диас», потому что с «Хосе» звучало бы уж очень экзотично даже для такого интернационального города, каким тогда был Баку…

50-60-е годы… Годы, когда в Баку появились первые стиляги – пианист Вовка Владимиров, ударник Леня Лубенский, который потом играл на барабанах у Леонида Утесова, два брата необычайной красоты Саша и Рудик, Яшар Абдуллаев, Полад Меджнунбеков, Эльдар Кулиев, которому позже дали прозвище «Ален Делон»… Да и я был стилягой! А как же?
Клетчатые пиджаки, яркие галстуки, остроносые туфли и, самое главное, – кок. Кстати, именно у нас, в Ичери Шехер, около Гошагала гапысы и военной комендатуры, работал знаменитый парикмахер, к которому ходили все бакинские стиляги. Он был самый лучший по этим прическам, и к нему записывались в очередь за две недели вперед.

А «бродвей» на Торговой?! Потрясающая традиция, которая со временем превратилась в какой-то священный ритуал.
На Торговой собирался весь цвет Баку – интеллектуальная элита, богема, знаменитые бакинские красавицы – Наргиз Халилова, Нигяр Султанова, от которых глаз было не отвести.

На стене музея Низами висели огромные часы, и вся центровая молодежь любила встречаться именно там. Оттуда начинался «бродвей» до бульвара или до здания старого банка, а напротив кинотеатра «Низами» был кинотеатр «Форум» – излюбленное место бакинских стиляг.

Все центровые друг друга знали, потому что каждый день мы встречались в одних и тех же местах.
Обстановка на улице была очень приличной, без всяких там вольностей, но если парочки хотели немного пообниматься и поцеловаться, то шли в Английский парк в Чемберекенде и разбредались по густым зарослям…
Именно там я несколько раз сталкивался с одним симпатичным парнем, который тоже приходил туда с девушкой, и на третью встречу мы стали с ним здороваться, причем, я понятия не имел кто он такой, как его зовут…
А потом мы с ним столкнулись на телевидении, где я работал начинающим режиссером, а он только-только начинал свою певческую карьеру, и просто обалдели, потому что узнали друг друга по Английскому парку: «Слушай, Васиф, да мы же с тобой почти как братья!»… Это был Муслим Магомаев…

Ребята с Советской на Торговую не приходили, у них был свой мир, и они даже смеялись над нами, стилягами.

А вот у баиловских был свой «Бродвей» – улица Красина от пожарки до ДК Ильича. Там гуляли свои, местные стиляги и их девушки, очень даже красивые и общительные. И некоторые центровые ребята ездили на Баилово с ними знакомиться.
Отбивать на чужой территории девчат – это был поступок, поэтому иногда случались конфликты.
У нас в Ичери Шехер на этот счет тоже были свои законы – если «чувиха» из Крепости, ее никто не имел права туда провожать. Сначала мы предупреждали, а потом… Да и сами девушки тогда придерживались этих законов и не хотели, чтобы кто-то видел их с парнем.

Самым модным местом в Баку считались кафе в подвале и ресторан на третьем этаже «Старого интуриста», известнейшего архитектора с мировым именем Щусева. Именно со «Старым интуристом» у бакинцев связано много прекрасных воспоминаний. Это наша молодость, наша память…
Это уже потом под памятником Кирову построили ресторан «Дружба», где играли такие наши джазмены, как саксофонист Леня-Капиталист, гитарист Кагнер, Рафик Сеидзаде по прозвищу «Каблеи», кларнетист Кямал Манафлы.
А в ВУЗах по нескольку раз в год проводили молодежные вечера, причем в АЗИИ на разных этажах играло сразу несколько оркестров, и на эти вечера мечтали попасть все парни – там же были красивейшие девушки!

В то время мы буквально бредили рок-н-роллом, а Элвис Пресли был нашим кумиром. И, конечно же, невероятно увлекались джазом!
Говорили, что в Баку джаз появился еще до войны, в 30-е годы. Один саксофонист Парвиз Рустамбеков чего стоил! Он был известен на весь Союз, и в открытую говорил то, о чем даже думать боялись. Я, правда, его не видел, а вот других музыкантов знал прекрасно – Рафика Бабаева, Вагифа Садыхова, Тофика Кулиева и Ниязи, которые руководили джазовыми оркестрами, и, конечно же, гениального Вагифа Мустафазаде!
Мы часто встречались потом на телевидении, где я тогда был главным режиссером, а Вагиф записывался со своим ансамблем «Севиль».
В то время он отрастил бороду и усы, и наш тогдашний председатель ТВ, стопроцентный партийный функционер абсолютно не разбиравшийся в искусстве, запрещал нам показывать крупные планы Вагифа. На все мои объяснения, что это неправильно, что он руководитель ансамбля, ответ был один: «Пускай сбреет бороду». Я к Вагифу: «Слушай, он меня уже уделал, сбрей ты свою бороду и усы подсократи!!!» «Васиф, ни за что!» В общем, после очередного разговора, он ворвался к председателю и устроил там скандал: «Ай, киши, зачем ты мне говоришь, чтобы я сбрил бороду? Слушай, Карл Маркс и Энгельс ходили с бородой!» Но даже эти «железобетонные» доводы не убедили нашего председателя – он был неумолим…

Вот такой был тогда Баку – бесшабашный, разноликий, поющий, веселый и вечно в кого-то влюбленный… Разве могут слова выразить то, как я люблю каждую улицу, каждое дерево и каждый дом своего города?

Когда я бываю в Ичери Шехер, то чувствую себя лет на двадцать моложе. Все здесь дышит моим прошлым, воспоминаниями о молодости, об ушедших родителях и моем любимом брате – известном кинорежиссере Арифе Бабаеве, воспевшем в своих фильмах «Последняя ночь детства» и «День прошел» Ичери Шехер и его жителей…
Кто-то скажет возраст, ностальгия. Нет, нет и еще раз нет! Мой рассказ, как итальянское кино эпохи неореализма, но только из нашей, бакинской жизни, в азербайджанском формате, и мне очень повезло, что моя молодость пришлась на самое счастливое время…

Васиф Бабаев,
журналист

Источник:
сайт 1news.az