Гурвич Евсей Аронович - журналист.

Гурвич Евсей Аронович - журналист

1885–1971

Родился в бедной крестьянской семье в селе Дубровка Орловской губернии. Батрачил, работал чернорабочим. Как сын кантониста имел право на свободное передвижение вне черты оседлости. Образование получил в хедере (4 класса).

Русский язык выучил в 1904 году, работая наборщиком в редакции, тогда же и прочитал немало книг, расширив свое образование. После учебы в хедере сошелся с большевиками и по их поручению оставался после работы в типографии, где ночами набирал и печатал листовки. Член партии большевиков с 1904 г., участвовал в революции 1905 года, несколько раз был арестован, ссылался, но не прекращал вести пропагандистскую работу сначала среди рабочих, а с началом мировой войны — в войсках.

Несколько раз подвергался аресту, ссылке. В гражданскую войну был в Красной Армии. Он участвовал в создании Красной Гвардии на Украине, в восстановлении народного хозяйства, редактировал одну из местных украинских газет, затем недолго работал в Москве и вновь вернулся на фронт.

После разгрома революции 1905 года бежал от еврейских погромов в Одессу. Добирался пешком, на поездах, всеми путями. Был пойман мужиками и едва не избит до смерти как возможный еврей, но отрицал, что еврей, перекрестился, выпил самогона и заел куском свиного сала, не дрогнув.

В Одессе Гурвич наладил контакт с большевиками и был проведен зайцем на корабль, отходивший в Грецию. В море его обнаружили и в наказание отправили работать в кочегарку. В Греции он был высажен на берег. Ходил на греческих судах матросом-кочегаром, выучил разговорный греческий. В одно из плаваний остался в Марселе. Связался с местными коммунистами и был устроен матросом на судно под французским флагом. Ходил в море на разных судах чернорабочим, выучил французский язык.

В одно из плаваний остался в Александрии, чтобы оттуда пробраться в Палестину, бывшую в эти годы турецкой провинцией. Местный еврей в Александрии (или Каире) познакомил Гурвича с перешедшим в ислам евреем, скрывающим свое еврейство. Тот взял Гурвича в караван, идущий с паломниками в Мекку для совершения хаджа, а на обратном пути проходящим через Палестину. Мекка - закрытый для немусульман город, и иноверец, схваченный в Мекке, обычно подвергался казни. Караванщик научил Гурвича нескольким фразам на арабском: «Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед пророк его» и «Я дал обет молчания». По совету караванщика Гурвич не разговаривал, а сам караванщик объяснял, что Гурвич, совершивший какие-то страшные грехи, дал обет молчания до тех пор, пока не завершится его хадж в Мекку. Из Мекки караван шел назад уже с другими людьми, и Гурвич чувствовал себя увереннее.

С 1907 по 1914 г.г. Гурвич живет в Палестине. Он владеет русским, идишем, ивритом, французским, греческим, однако работает на стройках в Тель Авиве, Ришон-ле-Ционе, Петах Тикве, в кибуцах. По воспоминаниям Гурвича, жизнь в Палестине в те годы была суровой и особого восторга в нем не вызвала. В 1914 году с началом 1-ой мировой войны турки изгоняют из Палестины всех, имеющих русское гражданство, и Гурвич возвращается в Россию.

В Павлодаре он женился на Анне (Хае или Ханне) Янкелевне Козловичер

Работал наборщиком в типографии и, разумеется, выполнял партийные задания большевиков. Ближе к 1917 г перебирается в Москву. Там он познакомился со Шверником, встречался с Лениным. После Октябрьской революции работал в газете «Правда».

В 1918 был делегатом съезда, на котором решался вопрос о брестском мире. Гурвич поддержал Троцкого, о чем не рассказывал никому до самой смерти Сталина. Работая в редакции "Правды", познакомился с Д. Бедным, с Б. Пильняком. Пильняк, уловивший новые опасные веяния, посоветовал Гурвичу уехать из Москвы куда-нибудь в провинцию.

Евсей Аронович в 1923 году переехал в Баку с женой и детьми: Ароном, Владимиром и Томом. Он обратился в "Бакинский рабочий". Однако в газету его не приняли, а зачислили контролером в склады проднефти. Но он сотрудничал в газете «Труд», подписывая свои публикации «Р.Б.» или «Рабочий большевик». Через несколько месяцев его пригласили на постоянную работу в "Труд", а 10 декабря 1924 года он был направлен в "Бакинский рабочий" литсотрудником в отдел Партийной жизни.

Когда началась война, Евсей Аронович и два его сына призваны на фронт. После войны они возвращаются в Баку, и он опять начинает работать в "Бакинском рабочем".

В 1952 году – два его сына, Арон и Владимир - биологи, уволены с работы по «делу врачей», но после смерти Сталина и прекращения "дела врачей", они были восстановлены на работе.

Владимир Евсеевич (15 Апреля 1922- 11 Июня 1982) работал на кафедре биологии Азербайджанского медицинского института.

В газете «Бакинский рабочий» Евсей Аронович продолжал работать в отделе «Партийная жизнь» до выхода на пенсию в 1957 году.

После ухода на пенсию Е.А.Гурвич начал работать над воспоминаниями о встречах со многими известными писателями. Он написал также две повести: "Рядовые", кн. I (М., 1958) и "Путями непроторенными" (М., 1964), а также нескольких брошюр о работе газетчика. В архиве писателя, который, кстати, не был членом Союза писателей, сохранилось несколько вариантов его воспоминаний, близких по содержанию. Неопубликованные воспоминания Е.А.Гурвича хранятся у его сына Тома Евсеевича.

В 1925 году, когда Евсей Аронович руководил литературным кружком при газете «Бакинский рабочий», он встречался с С.Есениным в апреле 1925 года и приглашал его на заседания кружка. 3 апреля 1925 г. поэт читал стихи начинающим поэтам, помогал советами кружковцам.

На фотографии членов кружка и С.Есенина, поэт 25 апреля 1925 г. написал Е.Гурвичу: « Но,Гурвич! Взглянувши на этот снимок, ты вспомни меня и «Бакинский рабочий». О встречах с поэтом Е.Гурвич написал воспоминания.

Евсей Гурвич на фотографии сотрудников редакции газеты "Бакинский рабочий" с С.Есениным

Евсей Гурвич в своих воспоминаниях указал некоторые фамилии тех, кто изображен на фотографии.

"Сидят на полу (слева направо):Б. Ямпольской, А. Бух, не помню.
Сидят в первом ряду (слева направо): Непряхин, Костя Муран, Петя Дидаев, Евсей Гурвич, С. А. Есенин, П.И. Чагин, остальных не помню.
Стоят в третьем ряду (слева направо): Саша Токарь, Кабинович, Высоцкая, Бергельсон, не помню, Миша Ковалев, Петя Топорков, Анна Яковлевна (моя жена), не помню, не помню.
Стоят четвертый ряд (слева направо): Кузнец (фамилии не помню), не помню, не помню, сестры Валя и Галя Савельевы, Джавадян, не помню, не помню, Сергеев, Жуховицкий".

Умер Евсей Аронович 21 апреля 1971 года, а 23 апреля состоялась гражданская панихида в Доме культуры каспийских моряков (ул. Хагани, 16).

Евсей Аронович Гурвич "Мои газетные университеты (40 лет в газете — Воспоминания)" (Баку, 1966)

Небольшой отрывок из воспоминаний о встречах автора с Сергеем Есениным был опубликован в газете "Баку" 3 октября 1965 года и назывался "Есенин в Баку". Полностью воспоминания Е.А.Гурвича никогда не публиковались. Хотя дата знакомства Е.Гурвича с С.А.Есениным неизвестна, но о том, как это произошло, он пишет в своих воспоминаниях:
Статья Г.Шепилова

Как-то пригожим утром ранней весны иду я мимо ресторана, помещавшегося в доме у сада Карла Маркса (сейчас пл. Низами), вдруг слышу — кто-то позвал меня. Обернулся и вижу у самых открытых дверей ресторана добродушного, вечно улыбающегося поэта Мурана... Я подошел. За столиком, у самых настежь раскрытых дверей, сидел за бутылкой вина Муран с молодым белокурым синеглазым человеком.

— Зайди, не стесняйся, познакомься с Есениным.

Я обомлел. Должен сказать, что я Есенина обожал, зачитывался его стихами, другим советовал читать их. За это мне здорово попадало от Пира и, особенно, от Тарасова (напостовцы, сотрудники газеты "Труд".— Г.Ш.).

— Мужик, кулак,— говорили они про Есенина.— Он из тех мужиков, кто французскую революцию погубил. Я мало обращал внимания на эти речи, знал, что Тарасов вряд ли читал историю французской революции и поет с голоса Пира <...>
— Садись,— пригласил меня Есенин.— Выпьем.
— Только не это, милый-дорогой, только не это.
— Он не любит выпивку,— смеясь, сказал Муран.
— А я вот порченый,— вздохнул Есенин, с досадой отодвинув от себя стакан вина, и сказал: — Пойдем! — порывисто поднялся с места, бросив на стол деньги, и мы вышли.
Он пробыл в Баку три месяца. Мы с ним встречались ежедневно, но ни разу он мне не намекнул на выпивку и ни одной капли водки или вина я с ним не выпил. По дороге у нас завязался оживленный разговор о литературе, о литературных кружках.

Есенин заинтересовался литкружком при "Бакинском рабочем" ... На первое же собрание литкружка в "Бакрабочем" (оно состоялось 3 апреля 1925 года.— Г.Ш.) Есенин пришел вовремя. Он был трезв, принимал активное участие в обсуждении прозы и стихов рабкоров, похвалил молодого плотника Петю Дидаева. Стихи Саши-токаря — он не одобрил, хотя и оговорился, что не воспринимает производственных стихов, посоветовал поэту ввести в стихи побольше задушевного.

Так и сказал: "Больше души", чтоб читатель видел не только фуганочки и рубаночки, но и душу столяра. Резко он ото¬звался о стихах Высоцкой, но рассуждения ее о стихах других авторов ему понравились: "Знает толк в стихах!". Собрания, на которых присутствовал Есенин, были многолюдны и проходили оживленно. Читал поэт и свои стихи. И как читал!

Богат русский язык, но передать, как читал Есенин,— и в нем слов не найдется. Сядет на стол, положит ногу на ногу, руками обхватит колени, чуть опустит голову и читает. Читал тихим, но полным чувства голосом, а на опущенных ресницах поблескивали крохотные слезинки. Нельзя было его слушать без глубокого волнения. Ни разу он не возвышал голоса, как это делают некоторые артисты, читая его стихи.
— Душу тревожит,— говорил старик Ковалев,— птица-соловей, а не человек.

— Совесть очищает от житейской скверны,— так оценил чтение Есенина одаренный поэт-рабочий Гусев. У Есенина были деньги. И душа нараспашку. Вот вокруг него и вертелись охочие до бесплатной выпивки, среди которых не последнее место занимали поэты Муран и Данилов. По мере своих силенок они тянули его в болото.

Некоторые девушки приходили на кружок, чтобы посмотреть на поэта, переброситься с ним парой слов. Одни буквально вешались ему на шею. Но он ненавидел и шпану, с которой пил, и легкомысленных девочек — цельная, чистая натура!
Глубоко запали мне в душу некоторые его высказывания. Как-то мы шли с ним на вечер в клуб нефтяников в Черный город. Всегда, когда его предупреждали, что ему надо выступать перед рабочими, он за сутки до этого в рот не брал хмельного. Был он и на этот раз трезвый.
— Эх, Сережа! — воскликнул я.— Если бы ты совсем, всегда не пил.

Помолчав, он ответил:
— Сказал бы, почему я пью, да ты не поймешь. Не могу я расколоть свою душу надвое,— добавил он, помолчав,— не могу, как тот знаменитый футурист: думает и чувствует одно, а пишет другое. Зато у него и выходит крикливо, барабанно — совесть свою заглушает. Но у него есть совесть,— и попомнишь мое слово — он не выдержит, как и я... мы оба покончим с собой!"

Уехал Есенин. И словно солнышко спряталось за тучи. В кружке стало как-то неуютно, повеяло холодком, как при солнечном затмении".

Источники: 1.С.А.Есенин. ПСС. УП(3),с.602 (указатель).
2.Гурвич Е. Есенин в Баку. Воспоминания. – «Баку», 1965, 2 октября.
3.Новое о Есенине – 1, с.162 – 165.