Кастрюлин Яков Степанович - бухгалтер, репрессирован[править]

1873 - 1937

Из воспоминаний Николая Семеновича КАСТРЮЛИНА

Мой дедушка Яков Степанович Кастрюлин родился в 1873 году в селе Чухур-Юрт Шемахинского уезда Бакинской губернии в семье русских переселенцев из центральных регионов России. По статусу считался казённым крестьянином. Семья была многочисленной, занималась сельскохозяйственной деятельностью. Жили по сельским меркам в достатке.

В детские годы Яков Степанович окончил начальную сельскую школу. После школы принимал уроки у частных учителей и занимался самообразованием. Среди односельчан считался грамотным человеком.

До женитьбы Яков Степанович некоторое время проработал в Баку продавцом в мануфактурном магазине. Работа ему не понравилась, и он возвратился домой. Вскоре устроился на работу писарем в лесничество в городе Шемахе, на небольшом расстоянии от Чухур-Юрта.

После женитьбы в 1893 году на Половинкиной Екатерине Ивановне (1875-1963) работал объездчиком в лесничестве в Чухур-Юрте. В 1907 году Яков Степанович был приглашён Общиной села Алты-Агач, находящегося на расстоянии около 40км от Чухур-Юрта, на должность сельского писаря. И он со своей семьёй переехал в Алты-Агач на постоянное местожительство. Так в селе Алты-Агач появились Кастрюлины. Это в селе была единственная семья с такой фамилией.
Мой отец, Семён Яковлевич, и я родились и выросли в Алты-Агаче, т.е. являемся коренными жителями села.

В должности сельского писаря в Алты-Агаче Яков Степанович проработал до 1923 года. По статусу после старосты сельский писарь был вторым человеком в администрации села. Фактически он выполнял функции нотариуса, судьи по гражданским делам и регистратора актов гражданского состояния. И сейчас в семейных архивах земляков-односельчан имеются документы о купле-продаже недвижимости, документы на раздел имущества, завещания, судебные решения по гражданским делам, свидетельства о рождении и смерти, оформленные и подписанные Яковом Степановичем.

В Советское время Яков Степанович работал кассиром в Райфинотделе, а в последние годы бухгалтером в сельсовете. Семья занималась сельскохозяйственными работами. У него, по современным меркам, была большая семья. Старший его сын, Николай Яковлевич, в возрасте 22 лет погиб во время событий в 1918 году.

В 1935 году в его семье в живых было пятеро детей: Аграфена(1894г.р.), Анна(1901), Семён(1909). Иван(1911), Сергей(1918). Дочери были замужем и жили отдельно. Сыновья занимались сельскохозяйственными работами.

Моя сознательная жизнь началась во второй половине 30-ых годов. Наша семья в это время жила в большом добротном доме, купленном дедушкой в 1917 году. Дом находился в центре села в начале улицы Ущельской. За «задами» дома сразу же начиналась гора. Недалеко от дома протекала речка Атачай. Во дворе дома было много построек- хатёнки, прачечная, баня, амбар, сараи, саманник, курятник. У семьи были две буйволицы, тёлка, бычок, шесть рабочих быков, овцы, две лошади. Помню, их звали Голубка и Мальчик. Во дворе было много кур.

Иногда дедушка откуда-то привозил индюков. Но их держали только до больших праздников. Семья, по современным меркам, была многочисленной.

Дедушка Яков и бабушка Катя были в возрасте 60-65 лет, мои родители в возрасте 25-30 лет, дядя Ваня с его молодой женой были старше 20 лет. Дяде Серёже в 1938 году исполнилось 20 лет. Мне в 1937 году было всего 5 лет от роду.

Дедушка с бабушкой спали в большой комнате, которая называлась «передней». Дядя Серёжа спал в «задней» комнате, где находилась большая русская печь, или в тёплое время года в «коридоре», который представлял собой длинную пристройку к тыльной стороне дома. Дядя Ваня с тетей Пашей обитали в большом доме, но спали отдельно в маленькой хатёнке, которую в будущем мои дочки называли «кукольной», так как в ней находились их игрушки.

Мои родители и я жили отдельно в двух хатёнках узкой постройки. Эти хатёнки были собственноручно обустроены моим отцом. Обедали всегда все вместе за одним столом. Обеды готовила бабушка. Обеды были сытные и вкусные.

В 1936 году отец и дядя Ваня вступили в колхоз. Это необходимо было сделать, так как проводилась всеобщая коллективизация. Наша семья входила в число середняков. Не желающих вступить в колхоз могли перевести в ранг кулаков и раскулачить. Дедушка работал в канцелярии сельсовета и считался служащим. Конечно, пришлось сдать в колхоз всех быков и лошадей. Пришлось сократить в личном пользовании количество овец и птицы. В пользовании остались две буйволицы с приплодом.

Семья пользовалась огородами. Огурцы и помидоры сажали на огороде около мельниц за нижним концом села, а картошку и капусту выращивали на так называемом Макарычевом огороде, находящемся в конце улицы Ущельской. Этот огород был выделен моему отцу как приусадебный участок для постройки собственного дома. Отец готовился к постройке, им даже были сделаны оконные рамы. Однако последующие события не дали ему осуществить намеченное. В колхозе отец работал столяром в колхозной мастерской, а дядя Ваня работал в полеводческой бригаде. За ним была закреплена группа быков, за которыми он ухаживал и с которыми участвовал в полевых работах.

Мама и тётя Паша работали на сезонных обработках колхозных полей и огородов и уборках урожаев. Всем взрослым приходилось работать и на своих приусадебных участках. Домашними делами в основном занималась бабушка. Она же присматривала за мной малолетним. Дядя Серёжа поступил на учёбу в Нефтяной техникум и больше находился в Баку. Такая обстановка в нашей семье была до августа 1937 года, когда в Алты-Агач пришли политические репрессии.

В августе 1937 года в Алты-Агаче одновременно было арестовано свыше 20 человек. Среди них были наиболее зажиточные и наиболее авторитетные в селе люди. Был арестован мой дедушка Яков Степанович и его зять, муж моей тёти Груни, Павлов Василий Ефимович. Дедушке в это время было 64 года.

Нам неизвестно, какое обвинение ему было предъявлено, но предполагали, что причиной его ареста послужила его активная деятельность в религиозной общине. К тому же он был известен во всём районе как способный составлять прошения и жалобы по просьбе малограмотных крестьян. Ещё в царское время к нему приезжали со всей округи с просьбой составить прошение. Местные азербайджанцы относились к нему с уважением и почтительно называли его Мирза-Ягуб. Известен случай в дореволюционное время, когда в Алты-Агаче появился новый русский пристав, переведённый из Кубинского уезда. Он сразу же расспросил кто такой Кастрюлин, И когда узнал, что он из Чухур-Юрта, приказал выслать его туда в течение суток. Но в то время всё же была и демократия.

Выяснилось, что дедушка был избранным общиной на пост писаря и не мог быть выслан без её согласия. Таким образом, он остался в Алты-Агаче исполнять обязанности писаря. А недоброжелательное отношение пристава объяснилось тем, что когда-то дедушка помог крестьянам азербайджанцам с участка этого пристава в каком-то деле.

В Советское время дедушке тоже приходилось помогать составлять заявления. Всё это в целом и послужило причиной ареста. А Василий Ефимович имел отару овец и в общем-то, по современным меркам, не был особенно богатым. Но он был очень бескомпромиссным и, возможно, на него кто-то написал кляузу. А может потому, что он был зятем дедушки. Вроде бы была угроза ареста и моего отца.

Я помню, как мы с мамой ходили навестить дедушку. Арестованных держали на втором этаже райкома. На улице вокруг здания собралась масса народу. Мы подошли ближе, мама кому-то крикнула, чтобы позвали к окну дедушку. Вскоре он появился в окне и помахал нам рукой. У меня была небольшая ранка после игры с ребятишками с бросанием камней друг в друга. Поэтому голова была перевязана. Дедушка спросил что это у меня. Мама ему объяснила. Дедушка крикнул « Берегите Колю». Вот таким он остался в моей памяти.

К сожалению, у нас не сохранилось ни одной его фотографии. На другой день всех арестованных увезли в Баку. На улице перед райкомом собралось много народу. Многие плакали, причитали. Некоторые говорили, что это какое-то недоразумение, что скоро разберутся и всех отпустят домой. Но домой уже никто не возвратился.

После ареста дедушки жизнь в семье резко изменилась. Были опасения, что могли арестовать моего отца. Об этом были разговоры в селе. Отец в это время формально был отделён от семьи, жил самостоятельно, не имел большого хозяйства, работал столяром в колхозной мастерской. Но в селе наша семья считалась семьёй «врага народа». Многие в селе нам сочувствовали, но были и такие, кто злорадствовал, Отец рассказывал, что однажды его с товарищем, Беляевым, тоже из семьи репрессированного, не пустили в клуб, назвав их врагами народа.

Дома опасались, что могут конфисковать домашнее имущество. Поэтому наиболее ценное отнесли на временное хранение к соседям. Позже многое из этого не удалось возвратить В семье была тревожная обстановка. О дедушке не было никаких известий. Бабушка постоянно плакала. Так мы ничего и не знали о судьбе дедушки. И только в 1958 году получили справку из Верховного Суда Азербайджанской ССР о том, что «Кастрюлин Я.С. посмертно реабилитирован».

Вероятно, вскоре после ареста он был расстрелян. Уже в зрелые годы я узнал, что таких осужденных вывозили на остров Булла и там расстреливали. Возможно, там дедушка и захоронен. Это какое же тяжкое преступление он совершил перед государством, что его надо было расстрелять!

Судьба мужа моей тёти Груни Василия Ефимовича сложилась иначе, он был моложе, по жизни был трудоголиком. Поэтому его не расстреляли, а отправили на каторжные работы в Сибирь. О нём долго ничего не было известно. После смерти Сталина он возвратился домой, но через некоторое время снова был отправлен на поселение в Сибирь. Там он обзавелся новой семьёй, у него родился сын, хотя он был уже далеко не молод.

В конце 50-ых годов у него умерла жена, и он остался один с малолетним ребёнком. На семейном совете решено было забрать его домой. За ним в Сибирь поехала моя тётя Груня с сыном Семёном. Привезли они Василия Ефимовича вместе с сынишкой Колей домой и стали жить вместе. Но что-то у него не заладилось со здоровьем, он стал вести себя не адекватно. Через какое-то время он ушёл жить к соседке, которая по возрасту годилась ему в дочери. Потом по состоянию здоровья его забрала к себе в Баку его дочь Паша. У неё в доме он через какое-то время умер. Похоронили его в Алты-Агаче. А сынишку до совершеннолетия воспитывала Паша, которая была ему сестрой по отцу, а по возрасту могла быть матерью.

В годы Отечественной войны сыновья Якова Степановича добросовестно исполняли свой гражданский долг. Мой отец всю войну прослужил в войсках Советской армии в дивизии, дислоцированной в Иране на границе с Турцией, которая была союзницей фашистской Германии. Дядя Ваня был младшим командиром в гвардейской дивизии, воевавшей на Северном Кавказе. В 1943 году при штурме противника на Безымянной высоте он погиб, как сообщили в похоронке, героической смертью. Дядя Серёжа всю войну проработал на нефтеперегонном заводе в Ярославле, имеющем важное военное значение.

Так сыновья репрессированного Якова Степановича, которых до войны называли сыновьями врага народа, прилежно служили своему Отечеству. В послевоенное время уже никто не вспоминал,что они были из семьи репрессированного.

2009

comments powered by Disqus