Желиховская Вера Петровна

Желиховская Вера Петровна

Наконец, 21 мая, на седьмой день нашего путешествия от Астрахани, обогнув Апшеронский мыс, мы завидели на светло - голубом небе силуэты выжженных солнцем гор, а ближе к морю оригинальные здания, какие-то стены, круглые и четырехугольные башни, какие-то купола неведомых нам построек первого на пути вполне азиатского города.

То было давно желанное Баку, место, где после долгой разлуки мы должны были встретиться с дедушкой. Он еще в начале апреля выехал из Тифлиса с бабушкой и тетей Надей, которых оставил дожидаться нас в Шемахе, а сам объехал в это время все государственные земли, немецкие колонии и деревни русских переселенцев, молокан и духоборцев, рыбные казенные промыслы в устьях Куры, до самой Ленкорани, последнего города на границе Персии, по берегу Каспийского моря, который принадлежит России. Тут он тоже сел на пароход и морем приехал в Баку, где жил уже несколько дней в ожидании нас.

Говорить о радости нашего свидания я не буду: она понятна и без моих рассказов. Лучше скажу несколько слов о Баку, достопримечательности которого я узнала, бывая там гораздо позже, уже взрослой, а в тот раз, поспешая в Шемаху, мы ничего не успели осмотреть, выехав в тот же день далее.

Так описывает свой приезд в Баку по дороге в Тифлис Вера Петровна Желиховская в книге «Мое отрочество» . И продолжает: «Подробное описание Баку и огнепоклонников в моем рассказе „У вечных огней"».

Путешествие до Тифлиса.

Кто теперь приплывает или приезжает по железной дороге из Тифлиса в Баку, тот не может и понятия иметь о том, каков этот город был сорок, пятьдесят лет тому назад. Теперь это благоустроенный, почти европейский город, с прекрасной набережной, собором и городским садом, а, главное, с замечательно богатыми нефтяными заводами поблизости его, которые совершенно уничтожили прежние достопримечательности этого места.

Я говорю о храмах огнепоклонников, выходцев из Персии и даже Индии, искони славивших своего бога огонь в окрестностях деревушек Сураханы и Балаханы, и вообще возле Баку, этого города вечного пламени. Дело в том, что там огромное богатство подземных резервуаров нефти, а близ Сурахан, через трещины земли непрерывно выделяется газ, который быстро воспламеняется сам и производит вечный пожар в течение нескольких столетий. В местах самых сильных огненных струй огнепоклонники соорудили храм для поклоненья богу огня.

Теперь там построены громадные каменные здания, где выделывают керосин, бензин и другие нефтяные продукты; прежние колодцы, откуда, бывало, нефть била свободными фонтанами, достигавшими до десяти саженей в высоту и разливавшимися целыми реками и озерами, ныне плотно прикрыты железными привинченными крепко клапанами. Крышки же открываются только по мере нужды, когда надо переливать драгоценную жидкость в бочки и чаны для ее очистки и выделки.
К ним подходят рельсовые пути для соединения с ними заводов, порта и станции железной дороги. Тогда об этом никому и не снилось!

Зато капище огнепоклонников, не закрытое, как теперь, кирпичными стенами громадных заводских зданий, а лишь обнесенное белыми, массивными стенами с закругленными зубцами, сияло во всем великолепии своих вечных костров и огней. Так как зубцы эти и углы стен постоянно вымазывались нефтью, то сами они воспламенялись легко от малейшего приближения спички и ярко пламенели, никогда не сгорая. Зрелище было особенно эффектно ночью; словно сказочный дворец саламандр, этот храм светился издалека, среди окружавших его озер и луж янтарной нефти, золотившихся в черных, пропитанных дегтем берегах.

С внутренней стороны вечно сиявшей белоснежной ограды к ней были прилеплены такие же глиняные белые келейки, где жили аскеты-огнепоклонники, а посреди возвышался на столбах высокий павильон, с конусообразной крышей, тоже, как все постройки, из кирпича, густо покрытого белой глиной, с торчавшим над ней железным трезубцем над привешенными внутри колоколами.

Из-под четырех углов этой крыши и в средине храма, из углубления, сделанного в каменном полу, вылетали огненные вихри вечно горевшего газа, питаемые испарениями нескольких нефтяных ям. При входе в двухэтажные ворота (над которыми были "странноприемные комнаты" для приходивших лечиться больных), с обеих сторон их и сверху тоже устроены были трубы, из которых вылетало пламя...

Словом, здесь все горело не сгорая. Многие бедняки издалека приплетались в это языческое капище и жили по неделям, лечась водой минерального колодца, находившегося тут же, рядом с "огненным колодцем". Этот огненный колодец представлял удивительное явление и зрелище. Теперь этот храм в разрушении; но в 50-х годах, когда я его видела, это было настоящее жерло вулкана, только на совершенной плоскости и обнесенное толстой глиняной стенкой. В глубине этого колодца все пылало, переливалось и бурлило, словно раскаленная, кипучая лава на дне кратера, перед извержением...

Но извержение из огненного колодца не бывало. Зато все, что в него попадало, обращалось в пепел мгновенно, и он служил могилой умиравшим в капище огнепоклонникам. Удивительно красивое зрелище представляло это раскаленное жерло, вечно менявшее цвета, вечно извергавшее из разных подземных трещин, глубоко уходивших в разные стороны, клубы искр и разноцветных огней; но долго смотреть на него нельзя было: его горячие испарения дурманили, и нам рассказывали, что были случаи, когда люди туда сваливались, потеряв равновесие. Огнепоклонники были уверены, что их священный колодец имеет притягательную силу для збранных, и что всякий, попадавший в него живым, становился святым, немедленно принятый на лоно их божества.

Но самое замечательное явление в Балаханах того времени было присутствие и богослужение этих самых темнокожих, полуголых огнепоклонников, теперь совсем исчезнувших. Их заменили нынче какие-то бродяги, пьяницы, которых на случай проезда важных или хорошо платящих путешественников сбирают по всем окрестным духанам и сгоняют, чтобы они изображали огнепоклонников и кривлялись, как умеют.

Но полвека тому назад там жили настоящие жрецы бога огня, настояние выходцы с дальнего востока. Между ними бывали подобия индусов-факиров. Они так же, как эти индийские фанатики, доходили до экстаза и стояли до изнеможения сил неподвижно на одной ноге или в другой, тому подобной, невозможной позе, по обетам, исполнением которых они надеялись достигнуть спасения.

Мы присутствовали и при богослужении их, во время которого жрец трубил в какую-то раковину и курил очень пахучей соломой, доставляемой, как он уверял, из Индии.

Со всем этим я познакомилась позже. В первое мое пребывание в Баку мы успели только побывать на высокой башне, о которой ходило предание, что с нее в море бросилась прекрасная царевна, приказавшая и выстроить ее нарочно для этого странного прыжка, да обошли полгорода по крышам, – из квартиры уездного начальника, где дедушка останавливался.

Крыши тогда почти во всех городах Закавказья были плоские, земляные, соединявшиеся между собою террасами на целые кварталы. С высоты их можно было не только в уездных городах, но даже в самой столице Грузии Тифлисе обозревать многие улицы, площади и караван-сараи – восточные гостиные дворы.

На другой день мы уже катили в двух экипажах в Шемаху, охраняемые многочисленным конвоем чапаров, – всадников-татар, – под предводительством их беков (дворян) и разных земских и полицейских властей, которые отсюда провожали и везде встречали дедушку, предупрежденные об этом приказанием высшего начальства. Таким образом, мы могли ехать безопасно по этому пути, очень в то время опасному, не столько по набегам и нападениям горцев-врагов, сколько по грабежам разбойничьего местного населения.

Источник: Желиховская В. П. Мое Отрочество.5 -ое изд. -СПб.: Издание А. Ф. Девриена,1915г.

Вера Петровна Желиховская

(17 апреля 1835, Екатеринослав — 5 мая 1896, Санкт-Петербург) — русская писательница, дочь писательницы Елена Андреевна Ган (Фадеевой), сестра известного теософа Е.П.Блаватской, двоюродная сестра С.Ю. Витте. Получила домашнее образование. Детство провела в Одессе. После смерти матери жила с сестрой у бабушки и деда А.М. Фадеева, в Саратове, а затем в Тифлисе.
В 1855 вышла замуж за Н. Н. Яхонтова, брата поэта А. Н. Яхонтова. После смерти мужа переехала с детьми в Тифлис, где в это время жили её дед и дядя. В Тифлисе вышла замуж за директора гимназии В.И. Желиховского.
С 1870-х печатала свои сочинения. После смерти второго мужа (1880) переехала сначала в Одессу, затем в Санкт-Петербург, где занималась литературной деятельностью. Умерла в Петербурге, похоронена в Одессе.

Выдержки из книги В.П.Желиховской

дающие представление о ее семье и атмосфере, в которой она росла.

Дедушка наш, А. М. Фадеев, прежде, нежели назначили его в Саратов губернатором, жил в Астрахани, где управлял кочующими народами, – калмыками и киргизами. Он был добрый и справедливый человек, а потому все подчиненные всегда сохраняли о нем добрую память и старались ему услужить, чем могли, когда бы ни приходилось с ним повстречаться.

Итак, все было теперь окончательно решено. Князь М. С. Воронцов, бывший тогда наместником на Кавказе, предлагал дедушке место управляющего государственными имуществами в Закавказском крае. Они знали друг друга давно, дедушка служил под его начальством и прежде и очень рад был вновь перейти к нему на службу. Вся беда была только в том, что нам приходилось разлучаться, быть может, на долгое время. Дедушка надеялся, что со временем и дяде Юлию Федоровичу[Витте] можно будет тоже перейти в Тифлис на службу.

В половине августа 1846 года, именно в Успеньев день, поднялись мы всем домом в дорогу. Дедушка, бабушка и Надя уезжали совсем, с ними секретарь дедушки и, разумеется, несколько человек прислуги, а мы все только верст за пятьдесят их провожали. Весь Саратов провожал родных моих за город. Отсутствовали только те из близких знакомых, которые выехали ранее, чтоб встретить нас в двадцати верстах, в имении одного помещика, где был приготовлен обед в саду, с музыкой и всякими великолепиями; но теперь, когда дело дошло до действительной разлуки, меня уж ничто не могло утешить, ни даже рассеять в моей горькой печали.

Никогда, во всю жизнь, не изгладилось во мне впечатление последнего утра, когда мы окончательно простились. Ведь никто из нас тогда не знал, когда и скоро ли мы свидимся; все мы, провожая родных в далекий опасный край, где была вечная война, вечные грабежи, разбои и всяческие опасности, всего боялись за них... Наслушавшись разных рассказов о том, как черкесы убивали путешественников, забирали в плен женщин и детей, мучили голодом пленников, сажая их в ямы и заковывая в цепи, я не хотела верить успокоительным уверениям родных, что все эти россказни страшно преувеличены, и ужасно за них боялась!
Я даже долго не могла заснуть в ту ночь, а утром ранехонько проснулась! Свет еще чуть брезжил, я всех оглядела: все еще спят, – видно, рано! Прилегла я и стала задумывать: что же это будет теперь? Вот проводим мы бабочку, папу большого и Надю в дальний путь, за синие моря, за высокие горы, за темные леса, в далекую, неведомую, страшную сторону нехристей-басурманов!

Конечно, мы их не забывали ни на минуту; но все же нам весело зажилось и здесь, тем более, что письма приходили частые, интересные, возвещавшие нам, что дедушка доволен переменой службы и, вообще, переселением в Грузию и что он питает надежду на скорый перевод туда и дяди Витте, а, следовательно, и на то, что все мы скоро заживем по-прежнему вместе и неразлучно.

у всех нас только и было в мыслях: скорее, скорее собираться в дорогу! Скорее свидеться с бабушкой, опять зажить неразлучно, одной семьей.
Дядя Юлий Федорович Витте, хотя уже получил назначение в Тифлис, но еще не мог сейчас с нами ехать. Между тем дедушка писал, что он должен в мае месяце быть по делам службы в Баку, а потому сам нас мог там встретить. Это было очень важно в те времена, когда за Кавказом не было хороших дорог, но зато были очень дерзкие разбойники, от которых служащие только бывали ограждены большими конвоями. Дядя решился проводить нас до Астрахани; там дней семь-восемь (теперь не дольше трех!) плавания по Каспийскому морю, – и мы в Баку, на попечении дедушки.