Георгий Коновалов "Строй"

Георгий Коновалов "Строй"

Страшно…
Ой, как страшно….
Ведь надо сделать шаг с площадки на третьем этаже, а дальше по стенке на крышу. Стенка не узкая, но и неширокая, всего сантиметров восемьдесят будет.
А длины в ней всего-то метров десять, а может и чуть меньше, но справа бездонные семь метров (может, чуть больше, может, чуть меньше), а слева лестницы деревянные.

Иду по стенке, расставив руки. Равновесие сохраняю.

Зато, уже с крыши чуть-чуть виден Киров, и, самое главное, виден военный порт и бакинский холодильник.
К вечеру над ними поднимаются аэростаты. Большие и серебристые, они своими мордами поворачиваются в одну сторону.
По нашим пацанячиям легендам между ними сетки есть, а иначе как они могут защитить? Самолёт должен запутаться в них.

Раза два, а может три, видел, как по проспекту Сталина тётеньки военные вели за верёвочки, большой аэростат. Он был похож на большого слона, но без хобота и хвоста. Тётеньки одеты были также как и наша соседка, которая приходила иногда домой со службы.
Пилотка, зелёная гимнастёрка, тугая юбка и сапожки. Одним словом красноармейка.
Всегда вели они этих слонов от «Азнефти» куда-то туда - к вокзалу.
Это как в кино про войну, когда таких же слонов по Москве или Ленинграде ведут.

Навстречу им, от вокзала к «Азнефти» идут красноармейцы, идут краснофлотцы. Иногда красноармейцы несут противотанковые ружья. Тогда они идут парами, и каждая пара несёт ружьё. Несут они ружья на плече. За спиной вещмешок, через плечо переброшена скатка. Это шинель свёрнутая и поверх вещмешка лежит. Иногда проходят, и у них (аж дух захватывает) каска правдышняя, сбоку висит на поясе. Красноармейцы обуты в ботинки и обмотки.
Это сапоги делают все ноги одинаковыми, а в обмотках они разные. У кого потолще будут, у других совсем тоненькие.
Идут они по мостовой, где машины ездят.

Мы идём по тротуару мимо зарослей олеандр. Впереди воспитательница, за руку тянет первую пару, а сзади строй замыкает другая. Она подгоняет нас.
Мы их «училками» зовём. Нам трудно выговорить «воспитательница». Изо всех сил мы топаем ногами, чтоб было похоже на красноармейцев.

Мы идём в госпиталь, он в доме медработников находится.

У нас синие воротники из бумаги, как будто мы краснофлотцы…. Только бескозырок у нас нет. В руках у нас ружья…. И мне обидно – у всех нормальные, а у меня двустволка охотничья.

В госпитале мы будем перед ранеными выступать, на сцене.

Раненых много, они заполнили весь зал на третьем этаже. Одни лежат, прямо под сценой на носилках, другие сидят на койках (их почему-то очень много в зале). Другие вдоль стенок стоят. Одни с костылями, а другие перевязанные бинтами.

Исполнили мы тогда какой-то танец непонятный толь «яблочко», толь «лезгинку».
Здорово тогда нам хлопали.

И пошли потом мы назад. В детский садик свой, под названием «Красные всходы».

Это мой первый строй, который парами назывался. Воспитательницы так и кричали – «Дети в пары, в пары…».

В первых классах уже учительница тоже: «Дети встали в пары…»
Школьная традиция была. Смена собирается и строится во дворе и только после сбора во дворе классы входили в школу.

Одни уходили в левое крыло, оно коротенькое и классов там мало, а остальные уходили через вестибюль, под лозунг – «Береги честь и традиции шестой». По лестнице на второй и третий этажи.

Потом детство начинало заканчиваться. В четвёртом классе была только одна училка, а в пятом уже их сразу стало много. Арифметику один, а русский другой. И по физкультуре тоже…. Такой суровый и поэтому страшный. И звали его Леонид Эдуардович.

Вот здесь и прозвучала впервые команда: «Класс,в одну шеренгу, по росту становись. Равняйсь! Смирно! На первый-второй рассчитайсь. Ряды сдвой». Это было уже серьёзно.

Одеты мы кто в чём. И тогда выступил Леонид Эдуардович: «На следующий урок, чтоб все были в чёрных маечках и белых трусиках. Любую майку можно покрасить в чёрный. Краску на базаре ваши мамы купить могут. Только когда красить будут, пусть больше соли добавят. Тогда не будут линять!»

Дальше больше – «Принесите все по (не помню по сколько) и у меня возьмёте эмблему».

Эмблема шестой выглядела примерно так…
Вы помните, как выглядел значок БГТО или ГТО?

Вот примерно такой же была и эмблема школьная, только намного больше.
На флаге – там, где надпись БГТО, было – БОНО, ниже, вместо звезды с бегуном - круг, а в круге цифра 6, в зубцах написано ШКОЛА. По буковке в зубце.

У Леонида Эдуардовича целая стопочка эмблем лежала. Вот и отдавали мы какие-то денежки, а нам выдавали эту тряпочку с картинкой.
Дома взрослые вырезали рисунок и пришивали на майку.

А потом, на уроке по-правдышнему: «Класс, в одну шеренгу становись! На первый второй рассчитайсь! Ряды сдвой! Класс направо! В спортзал шагом марш!»

К тому же нас в пионеры приняли.

И тогда – «Дружина, смирно! На вынос знамени дружины равняйсь! Знамя вынести!»
Выносили знамя, а мы салют пионерский отдавали.
Всё, ну всё как у взрослых.

А уроки физкультуры в спортзале проходили, он на первом этаже находился. Это просто такая же комната, только больше. Как два класса. Со сценой, с брусьями и конём и щитами баскетбольными.

Не долго я был в этом строю – заболел, аж на два месяца заболел. Что за чудные дни были... Лежал себе в полутёмной комнате, а все на цыпочках ходили.

А потом справка из поликлиники – «от физкультуры освобождается».
Справка это хорошо или плохо?
Так это, с какого конца посмотреть.

Все переоделись в классе (девочек-то не было) и построились в коридоре, а ты сидишь себе в классе шмотьё охраняешь.
И так были уроки физ-ры для меня до конца этого года и потом ещё целый год.

Юрфельд на меня косился, но сделать ничего не мог – справка это великая сила.
- Мальчик,- ворчал он, - тебе физкультурой надо заниматься, а ты лентяй.

Но строиться в коридоре всё равно приходилось.
Выгоняли нас всех и строили на втором этаже всю смену, без разбора, несмотря на младший или старший класс.
Выстраивались, вдоль строя ходил преподаватель истории. Следил за нами.

А мы пели, хором пели…. Учили наизусть гимны СССР и Азербайджана (причём гимн Азербайджана на азербайджанском и русском).

Мы пели….

А Исаак Григорьевич, это историк, ходил и слушал, чтоб никто не отлынивал.

Чуть позже к нашему репертуару ещё и гимн Демократической Молодежи добавился.
Вот здесь и пошкодить можно было.

В гимне, в припеве есть слова – «Песню дружбы запевает молодёёёжь, молодёёёжь, эту песню не задушишь, не убьёшь…».
Вот, стоя во втором или третьм-четвёртом ряду, певцы маненько переделывали песню.

По-новому она звучала примерно так – «…много берёшь, мало даёшь…» ну, а дальше всё по тексту.
Голосистые мы были, поэтому проверяющий и услышать толком ничего не мог.

Не шатко и не валко, но прошёл и этот год.

А мои родственники изо всех сил пробивали мне справки об освобождении от физкультуры, но вернулся я из лагеря летнего, где чемпионствовал и сказал: "Всё! Иду на физкультуру!"

Правда, до этого пытался пристроиться в секцию на стадионе, где бегать учат.
С трудом, но пристроился. Пристроился в спортобщество «Искра», к Степану Ермолаевичу. Он всех брал и тех, кого остальные тренеры бесперспективными считали.
Вот и стал он моим тренером.

А в школе тоже всё путём.

Маечка чёрная (а позже красная), только теперь без эмблемы, но с надписью через грудь и по дуге – «ШЕСТАЯ».
Теперь и я переодевался в классе и выбегал строиться в коридор, а в классе оставались бедолаги, у которых были справочки.

По разному проходили уроки – зимой в спортзале (мне ненавистном), весной и осенью во дворе.
Или шли строем на бульвар.
Несли с собой ядра и диски, копья. Всё это складывалось под одной из колонн, той, которая слева была у входа.
Там две колонны были у входа на бульвар, напротив нынешнего фуникулёра.
Вот там и гонял нас Леонид Эдуардович. Но мне всё это уже было в охотку.

Мне уже тогда ничего не стоило пробежать круг, а может и больше вокруг квартала напротив школы расположенного.
А круг тот бы аж пятьсот метров.

А иногда строй, вместо бульвара, сворачивал направо и вверх по склону, по аллее асфальтовой, туда, где нами были дорожки размечены стометровые.
В английском парке тогда были чудные местечки, которые облюбовал Юрфельд.

Там был совершено замечательный амфитеатр (сейчас «Зелёный театр»), где мы и метали копья. Копьё далеко не улетало, а втыкалось в склон амфитеатра.
А дальше по асфальту, туда за музей Сталина, там была стартовая линия для забегов на четыреста метров. И оттуда же эстафеты 4 х 100 стартовали.

А потом пришла и «военнка» - уроки по военному делу.
Ну и мне как всегда не повезло с оружием.
Мне досталась винтовка с вырезанной казенной частью. Это, чтоб было видно, как работает затвор и всё остальное у винтовки.
Вот у всех были винтовки как винтовки, а у меня …

На «военнку» класс строился рядом с кабинетом военрука, на первом этаже. А военруком был Леонид Эдурдович Юрфельд. И называли мы его, на этих уроках, товарищ «военрук».

Приёмы ружейные, конечно не отрабатывали, но винтовку разобрать и собрать умели.
И стреляли, конечно. Из «мелкашки».

Соорудили тогда ребята, те которые постарше, тир стрелковый.
А чего его было сооружать, он сам собой организовался.
Между зданием школы и багировским садиком щель была шириной метра два, как раз два стрелка помещались. Вот там и стреляли на двадцать пять метров.

Потом пришла целая эпоха физкультурных парадов.

Школа шла парадным строем мимо трибун на праздниках, собирались и строились парады на запасном поле стадиона имени Сталина-Ленина.
Стояли на футбольном поле, а перед глазами трибуны и официальные лица, открывающие спартакиады или ещё какие-нибудь спортивные мероприятия.
И как было здорово чувствовать рядом товарищей-друзей.

Больше не стоял в строю парадном разве что на демонстрации. Но там толпа вольная, а не строй.


P.S. Какое ужасное название «СТРОЙ» и поймёшь сразу что это, толь команда строить, толь построение.

А придумать ничего получше не смог. Ведь не называть «Пятьдесят лет в строю» как бестселлер нашего времени назывался или «Встать в строй», а может «Снова в строю». Всё-всё это не по делу. А ничего лучшего не придумал.
Так, что не судите строго, а не нравится, придумайте сами. Одним словом, «хоть горшком назовите, только в печь не сажайте».