- Привет!
- Привет! А ты кто?
- Ты – это я. Я – это ты. Понимаешь, некоторые, придумывают двойника, что было с кем дискутировать, с кем разговаривать…
- А тебе это зачем?
- Пойми, не могу же я разговаривать сам с собой. Как идиот…
- Почему, как…?
- Ладно…, мне хочется вспомнить о бульваре, и я хочу, чтоб ты мне помог…
- Давай, вспоминай.… И как назовёшь свои «мемуары»?
- Каааак? «Семь врат в рай»…
- Нет у тебя, что - мания величия…? Почему «Врат»? Не можешь назвать, так простенько - «ворот». И почему в «рай»…?
- Ладно, дадим название
«Семь ворот в рай».
И по поводу «рая» прошу не спорить.
На бульвар было несколько входов. Ведь он был ограждён довольно высокой решётчатой оградой. А вот ворот было семь. Не ворот, даже в полном смысле этого слова, а красиво оформленных входов.
- «Откуда начнём счёт?»
Разумеется, со СТАРОГО бульвара.
Первые врата были.…
- Нет, на площади «Азнефть» стояли два киоска по продаже воды. Они хоть и ограничивали как-то бульвар, но были лишь входом.
Первые ворота были напротив здания «старой таможни». Так называли старики. Ворота это конечно слишком. Ничего закрывающегося-запирающегося не было. Просто были каменные тумбы.
Две по бокам (а может, по бокам и не было?) – в них упиралась решётчатая ограда, и две посередине создающие (условно) широкую часть, якобы для проезда транспорта и по бокам узкие – калитки. Тумбы, стоящие по середине – это (по-моему, спорить не буду) три куба поставленные один на другой. И завершалось, небольшим купольным навершьем. С верхнего свисала ветвь, какого-то растения, похожего на лавр, по-моему, перевитая лентой.
Вторые «врата» были напротив Девичьей башни. Правда, Башню было еле видно из-за застройки. Перед нею были одно – двухэтажные дома.
- Которые разрушили, ближе к семидесятому году.
Правильно. Их разрушили после шестьдесят пятого (может шестьдесят третьего), ближе к семидесятому. И у этих ворот были два киоска, по обе стороны от ворот. Воду в них продавали.
А в киоске, том, который ближе к «Азнефти», продавали брагу. До сих пор помню, как покупали его трёхлитровыми баллонами (только в Баку эту банку называют баллоном). Нам детям много её не давали. Она была слабоалкогольной и слегка пьянила голову.
Днём вода нам была не нужна. Не-е-е. Не верблюды мы вовсе. Просто воду мы пили из поливочных шлангов. Садовники поливали посадки и в воде нам никогда не отказывали. Пили взахлёб, от «пуза». И обливались заодно. Вода была тёпленькой и всегда пахла резиной.
Третьи и четвёртые были почти рядом друг с другом.
По разные стороны нынешнего театра кукол. Старики говорили…
- Опять старики говорили. Ты что-нибудь своё выдай.
- Да подожди немного - выдам. Но, если уж действительно невтерпёж – хорошо.
Вход в это здание не был посередине, как сейчас. Он был сдвинут, и был больше ориентирован на улицу Ольгинскую. Что было в нём? Мне помнится, что там ставил свои спектакли театр армянской драмы. Помню толпу разодетых людей у входа. Сам вход вёл в кассовый зал, из которого было несколько дверей. Они вели в фойе и небольшой зрительный зал.
К шестидесятому году здание перестроили. И в нём разместился музей сельского хозяйства. У входа, который переместился в центр, сместившись вправо, встали скульптуры чабана и хлопкоробки. Он, конечно, в бурке (чабан без бурки не бывает) и со своим посохом, а она с горстью хлопка в руке, который явно достала из своего мешка - передника.
Бывший кассовый зал в музее оказался, как бы, не при деле – в стороне. Но экспозицию музея расставили таким образом, что в него всё равно надо было заходить. В нём были выставлены коконы шелкопряда (ужасно интересно), макеты каких-то курочек и прочие связанное с куриным хозяйством.
- Ну, ты даёшь! Макеты курочек! Макеты технические могут быть, кораблики там разные, домики,- а курочки это чучела или, в крайнем случае, муляжи. Не ожидал от тебя такого, не ожидал.
Затем надо было пройти в большое помещение и подняться на подиум. Хотя по своим размерам и высоте над полом это была сцена. А на ней стоял, ну очень уж большой сноп. И только после этого можно было покинуть музей через боковой вход.
В последний раз был в этом помещении, в 1970 году, когда там, уже располагался театр кукол. К товарищу - по делам заходил. Очень понравился как театр, с маленьким и очень уютным залом. Как раз для театра кукол.
Вот, ты и разрушил всю хронологию. Ладно. Не будем придерживаться хронологии и дат, а будем идти за воспоминаниями.
Пятые ворота были на оси улицы Малыгина, а шестые выходили на улицу Мясникова. Если войти через них на бульвар, то через метров сто, налево, летний кинотеатр. Тогда он назывался «Весна». Позже стал «Бахар». А справа было, какое-то низкорослое сооружение. То ли клуб пенсионеров, то ли наоборот пионеров.
- На его месте построили детский театр - «лягуху», что-ль?
Именно так. Гордость наших проектировщиков. Первая вантовая конструкция и ещё много-много первая, первый…
Стоит заглянуть в Малую советскую энциклопедию, и там можно найти фото подобного сооружения. Только построенного гораздо раньше, да и размерами гораздо больше. И, те знаменитые четыре опоры, на которые опирается конструкция… Их вовсе не должно быть. Это страховка. Похоже, в последний момент конструктор испугался чего-то. Это не умаляет достоинств этого сооружения, но и не ставит его в ряды «передовиков».
А если дойти до моря, то там тоже было неординарное сооружение – наша гордость «Жемчужина».
- Ты что, хочешь сказать…
Точно. И это сооружение я видел на фото. По-моему, точно такая же «Жемчужина» существует где-то на Кубе. Может быть даже в Гаване. Два моих старших друга возникали по этому поводу. По утрам друг-конструктор: «При такой толщине стенки – скорлупки она (Жемчужина) должна быть в полтора-два раза больше. Испугались, а чего испугались? Вон, какой запас есть».
Другой друг-архитектор: «Не место ей здесь. Она должна быть ближе к парашютной вышке, там, где бульвар расширяется. И побольше должна быть». И знал ведь, почему именно на этом месте появилась «Жемчужина», но всё-таки выступал. Профессионалы. Не могли просто так смотреть на то, что можно было бы сделать лучше.
Последние – седьмые врата, были у задней стены кинотеатра, не буквально конечно, а там где начиналась улица Карганова. Всё. Дальше ограды-решётки уже не было. Дальше шёл штакетник. Интересно почему?
- Может быть из-за трибуны? Парады и демонстрации проводились, и решётка не к месту была? Может и такое быть.
Но сам штакетник интересный был. Это был стальной профиль квадратного сечения размером… ну никак не меньше чем 50Х50 - миллиметров, разумеется. Лежал он меж двух тумб, расстояние между которыми было метра два с половиной – три. Как здорово было представить себя циркачом и пройти по ребру этой железяки. За руку родителей держась. Ведь не работать же без страховки.
- Всё это понятно, но почему – «рай»?
А как назвать наш бульвар, конечно - РАЙ. Причём рай для всех – и для грешников и для просветлённых. Рай для совсем юных, для младенцев, для стариков. Вспомни, как мы пропадали на нём целыми днями. И дел оставалось ещё так много, что не хватало дня и мысли перед сном были - «А вот завтра надо…». И это «надо» уходило в бесконечность.
- Ты-то помнишь своё первое появление на бульваре, а?
Первое появление? Скорее нет, чем да. Но, зато я помню наше чувство бульвара.
Ночь. Очень темно. Вокруг ни огонька. Затемнение. Война. Мы только-только сошли с парохода. Идём втроём, точнее идём вдвоём, мать с сестрёнкой на руках и Я-Ты, который семенит рядом, держась за какой-то баул. Ориентироваться можно только по побеленным бордюрным камням. Только они и видны в темноте. И чувство, что рядом, слева какое-то нечто. От него прохлада и шум-шелест. Всё.
Нас остановили (Я-Ты и сейчас мог бы показать это место) около дома Гаджинского. Долго проверяли какие-то бумаги, светя чем-то синеньким. Отпустили. Дальнейшую дорогу не помню.
Зато помню детсадовские прогулки на бульваре. Обычно выходили две группы. Одна воспитательница шла впереди и перекрывала движение транспорта по проспекту Сталина, другая, которая шла в конце - разрешала.
Шли они с детскими стульчиками, которые использовали вместо жезлов. Размахивали ими перед машинами, трамваем или троллейбусом. Приходили и располагались всегда в одном месте. Там сейчас теннисные корты, а в то время была круглая площадка, засыпанная гравием или, как говорили мы, – камешками. И бегали мы там и девочки в домики-куклы играли.
Воспитательницы сидели на детских стульчиках и вели какие-то свои, девичьи, разговоры. Стульчики брались не случайно – на бульваре, в то время, почти не было скамеек. Они появились позже. Длинные, во всю длину аллей, сплошная широкая доска – сидение и такая же доска – спинка. На них очень было удобно раскладывать принесённое из дома. Что? Огурчики-помидорчики… хлебушек.
На следующий год, по весне прорастали упавшие семечки помидоров. Можно было выкопать, эту случайную рассаду, и вырастить у себя на подоконнике помидорный куст. На нём даже созревали помидорчики. Такие маленькие, но очень вкусные. Со своего огорода. Они честно делились между всеми членами семьи.
На этих длинных скамейках, вечерами располагались парочки.
- Как ласточки на проводах? Но ведь свидания не назначались или почти не назначались на бульваре. Не было привязки. Свидания назначались у музея Низами, под часами. Потом уж «распаренные», т.е. уже сформированные в пары, шли – кто на бульвар…. Ну, в общем, кто куда…
Ну, да, что-то в этом роде.
Самое главное, что на этих аллеях было темно, и малолюдно. Парочки не в счёт.
У стариков, семейных и малышни были в цене аллеи у моря. Там рассаживались на каменном парапете, дышали морским воздухом и любовались морем.
- Гы-ы-ы. Полюбуешься морем, если его не видно.
Ну да, моря не было видно на отрезке от «Азнефти» до Ольгинской. Ведь дальше было МОРЕ, с пароходами и парусами.
А раз в году, в мае, там где бульвар выходил на площадь «Азнефти», аллея украшалась флагами спортобществ. Там был финиш общегородского кросса.
- Это, что? “Люблю, я кросс в начале мая / Вот это да, вот это да / Когда бегут и убегают / Туда сюда, туда сюда”. Правда ничего? В тему.
В тему, в тему. Оркестр и аплодисменты победителю, смех и улюлюканье последнему. Как мне потом (когда сам стал бегать) было за это стыдно. Ведь и мне приходилось иногда быть последним и слышать свист и крики – «Не торопись, за тобой никого нет!» И сам бегал по утрам, вдоль моря, от «Азнефти» до вышки – один км. Здорово.
Нас, почему-то всегда очень спокойно отпускали на бульвар. Это было всё равно, как если бы ты не выходил из дома. На бульвар можно было попасть двумя путями.
Первый, это вечером. Всё чинно и благородно – когда на тебе (самое главное – туфли), вместо майки – рубашка и хоть какие-то штанишки. Зато днём – майка, трусики и босиком. Днём – через ограду, вечером – только в ворота. Как здорово перемахивали эту ограду взрослые ребята. Аж завидки брали.
Вечером бульвар был подделён на зоны «влияния». На одних аллеях собирались только «крепостные» (причём у каждого района крепости была своя аллея). На других ребята с Советской, с Баилова.
И присутствие чужаков было нежелательно. Изгонять (силой) не изгоняли, но смотрели косо. А нас было четверо – двое из крепости, а двое совсем из других районов. И мы бродили не останавливаясь, вдоль всех аллей. И у нас было ещё одно преимущество – один из наших играл на губной гармошке. Очень даже неплохо играл. Вот мы и бродили под его любимую «Донна Клара»…
- «Зато потом посадили аллеи фруктовых деревьев»…
- Ну и, что тут плохого?
- «Так аллейки такие узенькие, что по ним можно идти только тесно прижавшись, друг к другу»…
- Ну и, что тут плохого?
- «Да нет. Ничего…. А помнишь запах, когда там начинали цвести вишни, яблони…?»
Помнишь, да помнишь. Я помню другое.
Помню первый аромат цветов (я так и не узнал названия этих кустов), которые первыми появлялись - буквально из-под снега. Их иногда обжигал январский бакинский морозец. Они чернели, но от них всё-таки исходил запах весны. Тонкий-тонкий аромат весны. Но, к сожалению этих кустов, не было в РАЮ.
Потом наступала пауза. Я не считаю запахов привезённых цветов.
А на бульваре, соблюдая очередность, распускались – начинали большой вальс запахов – мелия (мы, почему-то называли её персидской сиренью), затем вступала белая акация и с нею вместе начинал цвести японский жасмин (опять же не знаю названия точно. Все необыкновенное у нас называлось китайским, персидским, японским).
К этим двум начинал примешиваться запах испанского дрока (на этот раз название точное). Последним появлялся запах, почти всеми не любимого, айланта. «Вонючкой» его прозывали. Он завершал праздник запахов.
Только потом, ближе к осени, зацветал олеандр. Его пыльный запах заставлял болеть многие головы. Всё. Это был финал. И деревья готовились к следующему весеннему туру. К туру в нашем Раю под названием - Бульвар.
С определённого времени у нас в Раю начали появляться «пришельцы». Если раньше была только эльдарская сосна – теперь появилась северная гостья - сосна обыкновенная. Появились берёзки, кедры и лиственницы. Прижился и эвкалипт.
Напротив «Жемчужины» прекрасно растет дуб. Только не тот дуб, который «зеленый» и с цепью. Этот имеет титул-звание то ли казацкого, то ли кавказского. И много ещё всяких.
Живут себе пришлые, не скандалят, не ссорятся. У них всё хорошо. Как в РАЮ. Нам бы так.
- Однако, заболтались мы с тобой, «ТЫ».
- «Ничего,- я тобой доволен, «Я»
- Пока-пока!
