На юге темнеет быстро и резко.
Только вошли в раздевалку, искупались и переоделись, а на выходе уже почти ночь. Во всяком случае, с востока, со стороны Чёрного города, темнота подбирается.
В это время стадион живёт уже своей жизнью. Гулкие голоса.
Комендант Петр матом кого-то «уносит»: не сдали взятые, у него кем-то из тренеров, какие-то снаряды. Ядра, диски ему придётся самому таскать. А диск это два кило, и ядро больше чем на семь килограммов тянет. Ещё же найти надо – где оставили.
Запах влажной, только что скошенной травы. Невозможно описать этот запах - его надо почувствовать и даже пережить.
Уходим большой компанией, но по дороге несколько девушек и примкнувших к ним парней остаются на танцы . По вечерам в парке Дзержинского танцы. А наш путь мимо танцплощадки, над которой уже лампионы (каково – это Алексей Толстой и Ильф вместе с Петровым такое словечко применяли. А что, здорово звучит – лампионы. Это вам не просто лампы).
Дальше, на Чапаева ещё отошли. На трамвае уехали. Теперь нас трое осталось.
Доходим до Балаханского шоссе. Стоим, ждем, когда электричка появится.
На этом углу всегда остро пахнет клеем, лаком, кожей и ацетоном. Обувная фабрика через дорогу.
Электричка, сигналя, приближается к станции. Прощаемся с товарищем. Он живёт где-то в Забрате.
А мы уже вдвоём идём в сторону вокзала.
Одноэтажные дома, иногда магазинчики ярко освещённые. Дворы. Почти у всех ворот кровати стоят. Жарко вот люди и укладываются спать прямо на улице.
Слева, через дорогу, за металлической оградой колея железнодорожная. Там электропоезда ходят, дальше уже обычные – «паровозные». Между этими двумя колеями территория, на которой жилые дома расположены.
Люди живут. Детишки бегают, вон и бельё на верёвках сохнет.
Электропоезда, с каким-то завыванием проносятся в обоих направлениях.
И как люди здесь живут... Правда, долго живущие в этом районе, переехав в другое место, жалуются, что им не хватает чего-то.
Впереди огни и народа множество.
Это летний сад клуба железнодорожников. Сад «желдора» попросту. Там танцплощадка и летний кинозал. Нам пройти надо и так, чтоб никто не привязался – «А, чего здесь ходите... А, чего на мою девушку так посмотрел...». Здесь самое главное не встревать в разговор и не стараться обойти эту толпу. Только вперед, как ледокол раздвигает льдины, так и толпу надо раздвигать. Это рабочий район – Завокзальная. И нравы соответствующие. Однако здесь ещё нет «стиляг», хотя в городе уже появляются.
А мы, что – рубашка в клеточку, «ковбойками» называют, брюки белые и туфли тоже белые - «скороходовские» зубным порошком начищенные. В руках чемоданчики. Размер их вырастал по мере того, что у тебя в гардеробе спортивном прибавлялось.
Если раньше были примитивные маечка да трусики, то теперь и «шиповки», и костюм спортивный, и кеды китайские. Вот чемоданчик и вырос.
А впереди уже виден институт имени Кирова. Квадратно-кубический. Во дворе олеандры. Осенью от их запаха даже голова кружиться. И комиссию здесь проходим. У доктора Багрий. Чудный она человек и врач замечательный. А имя-отчество, к сожалению, так и не вспомнилось.
Металлическая ограда у путей электрички сменилась мощной стеной. А справа - песчанно-известняковые скалы. Вверху воинская часть какая-то стоит. Машины, антенны. Солдаты в землянках живут. Всё «колючкой» огорожено.
Теперь, там, где улица Фабрициуса стекает по ступенькам лестницы на Балаханское шоссе, нам надо перейти дорогу и ...
Говорят, что во всех мостах есть нечто мистическое. Ведь недаром одни мосты называют «Чёртовы», другие мостами «Влюблённых», «Любви» или «Самоубийц». Не было ничего такого в этом мосту, хотя кто его знает.
Часть моста выходящая на шоссе напоминала динозавра какого-то. Горбатая спина, спрятанная голова и подвёрнутый, длинный хвост, обвивающий ноги. Этакий динозавр - «кошкоподобный».
Ведь динозавры под себя хвост не подкладывали и вокруг лап не обвивали. Но «зело мерзко то чудище и серо оно».
И если по двухмаршевому «хвосту» подняться на мост, то… ничего не увидите. Две стены, гораздо выше роста человека. Даже дотянуться до кромки ограждения-парапета невозможно и к тому же закруглённого сверху. Зацепиться не за что. И резкий запах общественного туалета.
И, пройдя железобетонную часть моста, а если повезёт, услышав, как под ногами прошуршит дуга токоснимателя электрички, спустившись на три ступеньки вниз, перед вами открывался простор.
Под ногами гулкая дощатая «палуба» моста.
Днём можно было бы увидеть краны «Бакпорта» и кусочек моря, а сейчас в том месте огни-фары двигаются. В порту краны работают. Суда грузят-выгружают.
Справа город светится, трамваи на повороте визжат, звонками тишину рвут. Хотя в этом месте нет тишины.
«Овечки» (паровозы серии «ОВ») вагоны толкают, тягают, пищат, возмущаются. Они маневровые, они работяги местного значения. Иногда отдыхая, подбегут к крану-водокачке, напьются и опять трудиться.
Другие, важные, которые магистральные, сюда не часто заглядывают. Разве что состав пассажирский пригонят или уведут. И голос у «магистралов» (моё слово, не корите меня) глухой, басовитый, важный.
Слева, где «овечки» возятся, тоже огни. Много и все цветные. Красные и зелёные, жёлтые и синие, белые. Много их. Одни где-то у земли, другие повыше, а третьи так вообще на верхотуру забрались.
Многое эти огни знатоку расскажут, но не мне.
Буфера звякают, сцепщики меж вагонов ныряют, крюки набрасывают, составы собирают. Пищат на разные голоса их рожки. Фонарями сцепщики размахивают, сигналы машинистам «овечек» подают. Голоса по громкой связи, что-то невразумительное предлагают. Кого-то куда-то приглашают, а другого посылают. А куда - понятно.
Прямо у стеночки стоят составы пригородные. Ждут утра. Электричка только по Апшерону бегает, а они во все города-посёлки, недалеко расположенные. У одного даже имя собственное есть - «учеником» кличут. Развезёт утром школьников, а вечером соберёт их. И меня, на этом «ученике», к деду-бабе, в Баладжары, возили. Ох, как интересно было!
Можно остановиться и постоять, поглазеть, послушать. Тем более объявление по вокзальному радио прозвучало. «Граждане, встречающие поезд Москва (допустим) - Баку прибывает на первый путь». Народ высыпал. Это граждане встречающие, некоторые с букетами даже. Наверное, давно не виделись и соскучились.
И наша семья часто, бывало раз в месяц, на вокзал приходила. Тётку встречали. Она по делам в столицу ездила, с большими людьми встречалась. Со «всесоюзным старостой», с Булганиным, Ворошиловым Клементом Ефремовичем. Со многими. И мы также с цветами на вокзал приходили.
Часы вокзальные показывают, что время появиться поезду.
Вот он и появляется. Никаких опозданий. Сначала яркий пучок света из-за привокзальных строений, а затем и он сам. Большой, пыхтящий, наверное, уставший от дороги, паровоз. Ещё немного и он пройдёт под мостом. Сначала жар из паровозной трубы, а затем клубы пара. Пар запах свой имеет, ни с чем не перепутаешь. И вообще вся железная дорога имеет свой запах.
Это запах креозотом пропитанных шпал, вагонный запах линкруста, угля, на котором чай готовили, паровозный перегретый пар и машинное масло. Ещё тот букет.
Паровоз вагоны протащил и два первых к навесу вокзальному поставил. Сам же с двумя багажными дальше прошёл, почти к стенке, которая вокзал от города отделяет. Из будки паровозный помощник машиниста выскочил – паровоз от состава отцепил.
У вагонов проводники встали. С пассажирами прощаются. Носильщики тут как тут. В передниках и с бляхами на груди. Услуги предлагают.
Тележек тогда не было и носильщики, хитро перевязав багаж, бегом устремлялся к выходу. Бежит-бежит за ним владелец багажа, из виду боится выпустить.
Встречающие букеты суют приехавшим, целуются.
Толпой идут к парадной лестнице, которая в переулочек, соединяющий две площади, выходит. Там толпа делится на две части – одна уходит влево на привокзальную площадь, другие вправо на площадь перед «сабунчинкой» - к трамваям.
Из вагонов, которые ближе к хвосту, публика попроще – сама багаж тягает и к лестнице устремляется. К выходу. Только лестница эта к багажным отделениям и камерам хранения. А далее их путь тоже на привокзальную лежит.
Ну, что – поезд мы встретили. На вокзал насмотрелись.
Обдуло ветерком, на мосту нас. Хорошо – прохладно.
Спускаемся по лестнице деревянной. Осторожным быть надо, под ноги смотреть. Уголок металлический, защищающий деревянные ступени от истирания и так красиво цокающий под ногами иногда вдруг дыбом встаёт. Шурупы крепления уголка не выдерживают и вылетают.
Выходим к камерам хранения и дальше на привокзальную.
Вместе нам до Парапета. По Телефонной и Торговой - Бродвею нашему. Дальше он уходит вверх по Карганова, мимо пожарки и детсадика с чудным названием «имени ХХ-летия Октября» до Видади. А мне через Пассаж и через Парапет к музею Низами и - в Крепость.
Ничего завтра опять встретимся. Мы же теперь в спорте «взрослые», и тренер разрешает каждый день приходить на тренировки.
А куда завтра пойдём - нам пока не ведомо.