Когда Генри Форд начал вести антисемитскую пропаганду в Америке, все бизнесмены еврейского происхождения отказались покупать сделанные на его заводах машины – и для себя, и для принадлежавших им компаний. А Голливудские кинокомпании, многие из которых принадлежали евреям, стали ненароком в сценах с авариями машин снимать только машины компании Форд. Все это настолько сильно начало сказываться на делах, что Форд очень быстро был вынужден антисемитскую пропаганду свернуть.
Но оказывается, что не только евреи Америки использовали такой способ борьбы. Как рассказала Белла Листенгартен, ее бабушка, Фанни Васильевна, жена известного в Баку в дореволюционные и довоенные годы детского врача Анания Соломоновича Клупта, еще в начале века использовала точно такой же метод.
Она активно участвовала в общественной деятельности и, в частности, в сборе средств на нужды бакинской еврейской общины, для помощи бедным евреям. Однажды аптекарь, еврей по фамилии Кац, не внес в общину соответствующий денежный взнос. Фанни Васильевна была возмущена и попросила мужа не рекомендовать своим больным заказывать лекарства у Каца. Это немедленно сказалось на процветании аптеки, значительная часть оборота которой зависела от продажи лекарств больным, которых направлял доктор Клупт. Кац забеспокоился, начал выяснять, что случилось, почему полностью иссяк поток рецептов, подписанных доктором Клуптом?
Жена у Каца была умнее его. Она быстро поняла, что произошло, и сразу же внесла в общину сполна положенный денежный взнос. Эта история стала известна среди бакинских евреев, и в дальнейшем никто не пытался уклониться от финансовых обязательств перед общиной.
В начале 1920-х годов по всей стране ГПУ (предшественник КГБ) арестовывала людей и вымогала у них золото, бриллианты и прочие ценности. В народе это время назвали «золотухой». Под угрозой ареста, а иногда уже и в камере тюрьмы, люди понимали, что окажутся за решеткой на долгие годы, если не отдадут имеющиеся у них ценности. И отдавали, после чего их часто действительно выпускали на волю.
Так, бакинский детский врач Ананий Соломонович Клупт, боясь что у него отнимут при обыске золотые десятки, в которых он держал почти все свое состояние, с помощью своего родственника Моисея Исаковича Листенгартен, квалифицированного слесаря, поместил свои десятки в металлические спинки кроватей, которые после этого были вновь запаяны. Конечно, к нему пришли и «сотрудники» ГПУ, которые при обыске ничего путного не нашли.
Но… Ананий Соломонович не учел, что не найдя золота, они его арестовали и сообщили, что будут держать в тюрьме до тех пор, пока он «добровольно» не отдаст золото. Ананий Соломонович долго не выдержал и сказал, где золотые десятки. После того, как ГПУшники десятки забрали, они слово сдержали – выпустили Анания Соломоновича.
А вот однажды, как говорят, по доносу арестовали старую еврейку, муж которой скончался за несколько лет до этого, но все помнили, что он был в Баку купцом Первой гильдии и очень богатым человеком. Старая еврейка говорила говорила только на идиш и русский язык понимала плохо. Следователь беспрерывно вызывал ее на допросы днем и ночью, грозил ей всеми мыслимыми карами, но она молчала. Органы дознания часто применяют метод последовательных допросов «злым» и «добрым» следователем. «Злой» следователь грозит арестованному долгим заключением, в то время как якобы «добрый» – выражает притворное сочувствие, уверяет арестованного в том, что добровольное признание принесет ему только пользу.
Так как допросы «злого» следователя не дали результатов, старую еврейку начал допрашивать «добрый» следователь. Он решил, что лучше всего попытаться сагитировать ее, объяснив ей причины, по которым она должна сдать свои драгоценности:
– Мамаша, – сказал он, – мы хотим построить коммунизм, понимаете – коммунизм. А для этого нужны деньги, а денег у нас нет. Вы понимаете?
Он повторял это много раз. Старая еврейка не знала, что такое «коммунизм», но под конец она оживилась и с еврейским рационализмом спросила:
– Вы хотите строить коммунизм?
– Да, да!
– А денег у вас нет?
– Нету, мамаша, нету.
– Ну если у вас нет денег, так не стройте этот ваш коммунизм!
В годы войны многие здания школ в Баку были переоборудованы под госпитали. Из-за этого некоторые школы закрыли, а другие перевели в помещения, которые нельзя было использовать для медицинских целей. 171-я школа была переведена из здания на ул. Кецховели на Шемахинку, в двухэтажное помещение, которое стояло на месте, где позже был построен многоэтажный дом, а перед ним установлен памятник «Освобожденной азербайджанке».
В 1943 году, из-за малого количества функционирующих школ, наплыв первоклассников в 171-ю школу был очень большим: пришлось организовать девять первых классов. Педагогом в одном из них была некая Анна Ивановна, жена военного, которого в начале 1944 года перевели из Баку в другой город. Вместе с ним уехала и Анна Ивановна. Нового педагога не нашли, и дирекция школы решила ее класс ликвидировать, разбросав учеников по другим классам.
Провести это мероприятие в жизнь было поручено другому педагогу – Вере Эммануиловне Ландау (кстати, родственнице академика Ландау, который также родился и прожил первые годы жизни в Баку). Она проделала это весьма своеобразно: всех евреев из всех классов она собрала в один свой класс. В этот же класс она взяла и нескольких «особо важных» неевреев, например Тофика, сына погибшего незадолго до этого на фронте генерала-азербайджанца Ази Асланова. Тем не менее, класс на 90% был еврейским.
Вскоре после окончания войны школа вернулась в свое здание на ул. Кецховели. Традицию поддерживали уже другие педагоги, которые были классными руководителями: если почему-либо в 171-ю школу переводили ребят из других школ и среди них оказывались евреи, то их автоматически зачисляли в «еврейский» класс.
Эта система была нарушена в 8-м или 9-м классе, в «еврейский» класс стали переводить учеников других национальностей, но, тем не менее, к окончанию школы больше половины из 40 учеников в классе были евреями.
Состав педагогов был интернациональный, но и в нем преобладали евреи. Так, физику преподавал В. Гринберг, математику – Г. Элиаш, русскую литературу – Э. Ашкеназер, географию – В. Циплевич. А директором школы была армянка – Мария Исаевна Теруни. Гринберг был очень хорошим педагогом: он прекрасно знал свой предмет и очень старался передать свои знания ученикам. Элиаш, напротив, относился к своей работе спустя рукава, ему все было «до лампочки». Что же касается Ашкеназер то она запомнилась не столько как педагог, сколько как женщина: она была небольшого роста, полная и у нее был огромный бюст, очень туго обтянутый узкими платьями, которые она всегда носила. Когда она начинала двигаться во время уроков, весь класс (а ученикам в классе было уже по 16-18 лет) следил за ней, так как казалось, что платье вот-вот лопнет и все ее прелести окажутся наружу.
Естественно, что в «еврейском» классе было много отличников. Но в Советском Союзе все планировалось и ограничивалось, в том числе и количество медалей. На «еврейский» класс полагалось, как и на другие классы, только две медали – одна золотая и одна серебряная.
Выбрали лучших и, конечно, евреев: золотую медаль получил Илья Горжалцан, который все годы учился только на одни «пятерки», а серебряную – Моисей Грановский. Всем остальным ученикам в нужный момент поставили «четверки», чтобы они не могли претендовать на медали. А когда выяснилось, что про одного из евреев – А. Кемко, забыли и он все-таки может претендовать на медаль, директор школы, Мария Исаевна, которая преподавала химию, во всеуслышание сказала во время урока, обращаясь к нему:
– Я тебе дать медаль не могу, их только две на ваш класс, а если ты будешь «возникать», то я тебе по химии влеплю в аттестат тройку, и ты все равно медали не получишь!
