“ Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана.”

В. Н. Гартевельд.
“ Среди сыпучих песков и отрубленных голов.
Путевые очерки Туркестана.” (1913).
Москва, 1914.

Часть I: "От Москвы до Асхабада ..." (отрывок)

" Если правда то, что «все дороги ведут в Рим», то невольно позавидуешь «вечному городу».
Такое чувство зависти должно быть особенно интенсивно у обитателей Закаспийского края, ибо к ним ведут лишь два пути, при чем оба представляют собой много неудобств и мытарств.

Первый путь из Москвы — это путь через Самару – Оренбург – Ташкент. Я говорю «первый» потому, что, несмотря на шестисуточное пребывание в вагоне, он самый популярный.

Второй, но, тем не менее, более остроумный способ проехать и попасть в Закаспийский край, это ехать через Баку на Красноводск (морем) и затем дальше по Среднеазиатской железной дороге — куда глаза глядят.
Этот второй путь представляет собой больше разнообразия и, следовательно, не так утомителен и занимает меньше времени, чем первый.

Я отправился из Москвы (по второму способу) прямо в Асхабад.

Прибыв рано утром в Баку, мне пришлось целый день ждать парохода, отходившего в Красноводск через Каспийское море лишь в 8 часов вечера.
Из Москвы я выехал в лютый мороз зимнего дня, а в Баку очутился при великолепной, чисто весенней погоде. В садике около вокзала даже кое–какие растения были в цвету.

Мне к раньше приходилось бывать в Баку, так что все его достопримечательности, как «Черный город», Эй–Бибат, г–н Тагиев и проч., я уже видел.

И потому, выпив на вокзале кофе (который, по неисследованным наукой причинам, отдавал немного нефтью), я поехал прямо на пристань, где, в ожидании прибытия парохода, сдал на хранение свои вещи.
(Позволю себе мимоходом заметить, что открытие секрета тех элементов, из которых буфетчик на вокзалах российских железных дорог приготовляет кофе, дало бы иcследователю–химику всемирную славу и открыло бы, наверное, новое, если не питательное, то во всяком случае неизвестное до сих пор вещество).

Располагая свободным временем, я пошел немного побродить по улицам Баку.

Погода, как я сказал, была чудесная, теплая. Солнце, небо и даже сами бакинцы и бакинки — в изобилии снующие по улицам — сияли. Солнце и небо сияли, конечно, per amore, но бакинцы — едва ли спроста. Вероятно, какие–нибудь нефтяные или другие «бумаги» поднялись, ибо других причин для сияния у бакинцев быть не может.

Странный город Баку! Сколько раз я там ни был, но впечатление всегда получалось одинаковое: будто город существует временно и люди в нем, как будто, временно пришлые, стремящиеся сорвать более или менее солидный куш и удрать… Да оно, пожалуй, так и есть!

Город грязный, нечистоплотный, несмотря на кажущуюся роскошь и красивость некоторых улиц и зданий. Он напоминает известного рода «дам», скрывающих под роскошным платьем от Ворта грязные лохмотья белья. Рядом с безумным швырянием (для чего в Баку существует несколько кафе–шантанов) легко нажитых денег, рабочие в «Черном городе» и других нефтяных промыслах влачат жалкое и, порой, голодное существование. Но таков удел всех городов с большой промышленной жизнью. Колоссальные нефтяные богатства бакинского района, конечно, и создают те суровые местные законы жизни, в силу которых физиономии у иных сияют, а у других тускнеют…

Исторических памятников в Баку, разумеется, нет.
«Историй» бывает масса (как, например, укажу на историю г. Тагиева), но они скоро забываются и следов не оставляют, разве только в виде полицейских или судебных протоколов.

Но, все–таки, один–то «исторический» памятник имеется в Баку, хотя и не местный, а иностранный. Я говорю о яхте персидского шаха «Персеполис». С этой яхтой, действительно была «история». Когда в Персии началось брожение среди младоперсов, и экс–шах Магомет–Али почувствовал начало конца, то в один прекрасный день, или, вернее, ночь, из Энзели отправили потихоньку в Россию гордость персидского флота — «Персеполис». Судно это служит единственным представителем персидского морского могущества, и является единовременно дедушкой и внуком персидского флота. Внутри оно отделано роскошно. Что же касается его вооружения, то оно состоит из двух сигнальных пушек крошечного калибра, а мореходные его качества таковы, что в Баку его привели на буксире. Тамошние моряки рассказывали мне, что судно это недавно должно было продаваться за какие–то долги… Sic transit, вообще, gloria mundi и, в частности, «gloria» Персии.

В пять часов вечера, наконец, пришел давно жданный мною пароход, и я немедля перебрался на него со своим скарбом и занял довольно сносную каюту I класса.

Пароходство на Каспийском море забрало в свои руки Общество «Кавказ и Меркурий», которое и является в этом отношении царем и богом.

Существует здесь, правда, еще и другое общество — «Восточное»; но у последнего почти вся деятельность сосредоточивается на грузовом движении и, в силу этого, пассажирские рейсы монополизируются всецело первым обществом.

Таким образом, публика, волей–неволей, попадает в цепкие лапы «Кавказа и Меркурия», для которого пассажиры являются лишь живым грузом и с которым оно очень мало церемонится. За минимальные удобства, общество взимает максимальный, даже чудовищный, тариф. И у меня невольно возбудилось воспоминание о днях детства, когда я захлебывался от восторга, читая повести Майн–Рида и Купера о подвигах морских разбойников и пиратов. Так что о–во «Кавказ и Меркурий» является, в некотором роде, осколком исчезнувшей средневековой романтики…

Название парохода, на котором я собирался переплыть Каспийское море, также отдавало поэзией. Имя его было — «Дуэль». Причина такого названия не лишена курьеза.
Жил–был в Баку некий нефтепромышленник Доуелъ (Dowel), кажется, англичанин. Когда в один прекрасный день мистер Доуель прогорел, о–во «Кавказ и Меркурий» купило у него грузовой пароход и, переделав его в пассажирский, назвало «Дуэлью», должно быть желая почтить этим память прежнего владельца.

У общества имеются очень приличные пароходы («Скобелев», «Куропаткин» и др.), но я–то попал на «Дуэль», самый плохой из всех. Тем не менее, общество взимает за перевоз пассажира I класса из Баку до Красноводска, без продовольствия — 15 целковых! Это за 14–ти часовой переезд! Между тем, тот же «Кавказ и Меркурий» на Волге или Черном море за точно такую же сумму таскает вас трое суток, да еще на пароходах с современным комфортом.
Пароход же «Дуэль» представлял собой последнее слово техники… 17–го столетия! Когда, позднее, в Коканде, я встретился с моим старым знакомым А. А. Спиро (ныне инспектор о–ва «Кавказ и Меркурий» в Средней Азии), то, конечно, высказал ему все то, о чем делюсь теперь с вами. На это он, улыбаясь, ответил, что у общества на Каспии монополия… Перед таким аргументом всякие претензии немеют…

В восемь часов вечера «Дуэль» снялась с якоря и вышла в море. С палубы парохода невольно залюбуешься видом на Баку. Масса огней создает почти феерическую картину и точно подтверждает сходство Баку с ночной красавицей, больше заботящейся о нарядах, чем о чистоплотности.

Скоро город скрылся из виду, и я сошел в столовую дабы поужинать, заранее решив, что в этой стране икры и рыбы изведаю всласть того и другого.
Но увы…
Ни рыбы, ни икры на пароходе не оказалось…
Объяснили мне это очень просто тем, что фирма Лианозова, арендующая все рыболовные промыслы на Каспийском море, уже за месяц вперед продает и всю икру и весь улов рыбы в Москву, Петербург, а преимущественно за границу.

Злобствуя на почтенных гг. Лианозовых, я ел на Каспийском море «венский шницель», в то время когда какой–нибудь венец уничтожал ту порцию икры, на которую я возлагал свои упования. И с душой, полной обманутых надежд, я пошел спать в свою каюту, где и проснулся утром, услыша в коридоре разговор о том, что Красноводск уже на виду.

И, действительно, одевшись и выйдя на палубу, я в блеске утреннего солнца увидел на расстоянии 6—8 верст от парохода восточный берег Каспийского моря, и на нем маленький, уездный городок Закаспийской области — Красноводск. Пароход уже шел по Красноводскому заливу, защищенному самой природой от морской волны. По обеим сторонам залива тянулись отмели с расположенными на них рыбачьими поселками, а кругом, по воде и по воздуху, реяли в неимоверном количестве какие–то черные птицы. Я сначала принял их за черных чаек, но оказалось, что это род морских уток, по–местному «качкалдак».
Они съедобны и, говорят, очень вкусны.

Между тем, пароход подходил к пристани. Виднелось здание вокзала Среднеазиатской ж. д., с его голубой крышей, и, через несколько минут, я сошел с трапа парохода на пристань. “

Примечание:

Гартевельд В. Н., правильнее, Хартевельд Вильгельм Наполеонович (Юлиус Наполеон Вильгельм)
(5 IV 1859 , Стокгольм -1 X 1927, Стокгольм) - русский композитор и дирижёр.
По национальности швед.
Музыкальное образование получил в Лейпцигской консерватории.
В 1882-1918 жил в России.
Посетил Сибирь (1908), где записал песни ссыльных, политкаторжан.
С 1909 организовывал концерты-лекции во многих городах России, пропагандируя музыкальный фольклор сибирской каторги (популярен был "Кандальный марш" в записи и обработки Гартевельда).
Преследовался царским правительством. В 1919-1920 жил в Константинополе, с 1920 - в Швеции.

Автор опер "Песнь торжествующей любви" ("Сон", по повести И. С. Тургенева, 1895, Харьков), оркестровых сочинений (в т. ч. "Испанские танцы"), романсов на слова Д. М. Ратгауза, А. К. Толстого и др.

Издал несколько песенных сборников: "Песни каторги. Песни сибирских бродяг и каторжников" (СПБ, (1908)), "8 песен сибирских каторжан, бродяг и инородцев" (СПБ, (1908)), "25 песен сибирских каторжан, бродяг и инородцев" (СПБ, б. г. (1909)). 12 обработок Гартевельда были записаны на грампластинки и выпущены с пояснительной брошюрой "Песни каторжан" (М., 1909).[1]

--Sibor 04:33, 12 декабря 2011 (CET)