Ягнюченко Константин Сидорович и Дёмина Наталья Фёдоровна жители Черного города
Ягнюченко Константин Сидорович и Дёмина Наталья Фёдоровна - жители Черного города[править]
Наша семья была самой обычной для рабочего района города Баку. Здесь таких семей были тысячи. Отец - Константин Сидорович Ягнюченко – был родом из кубанской станицы Пшехская, Белореченского района, Краснодарского края, служил на персидской границе, после службы остался в Баку, работал слесарем на нефтеперегонном заводе им. Будённого.
Он был «ни разу не грамотным», то есть не умел ни читать, ни писать, но обладал хорошей памятью и светлой головой. Его очень ценили на работе – большой портрет отца много лет красовался на доске почёта у проходной завода им. Буденного, где он работал слесарем седьмого разряда. Был он также членом правления ДК им. Шаумяна. Во время войны ему дали броню. Кажется, он остался один из слесарей на весь громадный 11-ый цех. Мы его неделями не видели, он дневал и ночевал на работе. Приходил домой осунувшийся и заросший…
Дед мой, Сидор Леонтьевич Ягнюченко, хотя и жил в казачьей станице, но был из так называемых иногородних, то есть его семья не принадлежала к казацкому сословию[1]
Воинcкую службу дед проходил в Петербурге. Там он познакомился с дочерью богатого оседлого цыгана, которая влюбилась в разбитного, прекрасно играющего на баяне парня и по окончании его службы бежала с ним из родительского дома. К тому времени она окончила гимназию, была грамотной, была очень красивой и очень наивной. Она спрашивала своего избранника: «А что есть у тебя в станице?», он отвечал: «Дом и лавка» - это её успокаивало, она считала, что он из зажиточных . Когда они прибыли в станицу, на её просьбу показать ей дом и лавку, он подвёл её к убогой мазанке и сказал, что это и есть его дом, и, указав на скамейку под окном, он сказал, что это и есть его лавка. Она оценила его шутку и… родила ему пять сыновей.
Не знаю точно, чем зарабатывал дед на жизнь (батрачил ли на казаков, или брал землю в аренду), но знаю точно, что он не только прекрасно играл на баяне, но и был большим мастером по изготовлению этого инструмента.
Моя бабушка, Елизавета Мартиновна, была единственным грамотным человеком не только в станице, но и в ближайшей округе. Со всех концов к ней приезжали с просьбой написать челобитную или письмо… Из приведённой выше выдержки о статусе иногородних в казацких станицах ясно, что дед мой был естественным активным сторонником Советской власти на Кубани и после гражданской войны он был избран председателем стансовета. Эта должность не давала ему никаких материальных выгод.
В 1940 году мы с мамой гостили у деда, который жил всё в той же мазанке с земляным полом (помню, как мама освежала этот пол жидко разведённой глиной). Бабушки к тому времени уже не было. Она умерла, по моим прикидкам, в возрасте около 54 –х лет. Видимо, хрупкая городская цыганочка надорвалась на тяжёлой крестьянской работе, да ещё имея пятерых детей и вечно занятого мужа. В Отечественную войну, когда немцы оккупировали Кубань, они устроили настоящую охоту на деда. Ему пришлось все годы оккупации скрываться в землянках ближайшего к станице леса. Там он потерял здоровье (заболел туберкулёзом) и умер в 1945 году. Похороны были организованы местными властями, хоронили деда с большими почестями.
Некоторые сведения о моём прадеде по бабушкиной линии я узнал от отца, из его рассказов о детских впечатлениях. Это было ещё до революции. Скорее всего, сбежавшая дочь дала знать о своём местонахождении отцу и он приехал в станицу… в карете. Вся станица всполошилась, кричали: «Царь приехал!». Прадеда звали Мартин. Это был крупный мужчина с окладистой чёрной бородой. Я так думаю, что он напоминал станичникам портреты Александра III, поэтому они решили, что это царь. Посмотрел он, в какую бедность вляпалась его дочь, смахнул с бороды слезу, «сел в свою карету и уехал в Питер». Пятерых своих голопузых внуков одарил он одеждой и разными лакомствами. Больше никогда он не давал о себе знать.
Моя мама - Наталья Фёдоровна Дёмина - родом из села Хохловка Рязанской губернии. Ее отец, мой дед, Абашин Фёдор Тимофеевич, также приветствовал Советскую власть и был избран председателем сельсовета. Кому-то его активность была не по нутру. Был организован падёж скота и анонимный донос, что это дело рук деда. Он был арестован, но через восемь месяцев его освободили, когда нашли истиных виновников. Арест, по-видимому, надломил психику деда – к активной общественной деятельности он уже не вернулся и накануне войны всей семьёй перебрался в г. Дзержинск Горьковской обл.
Бабушка, Мария Анисимовна (в девичестве – Туманова) была очень набожной. Она родила двенадцать детей, пять из которых умерли в раннем возрасте, а из семи выживших моя мама была старшей. Мама получила образование в объёме трёх классов церковно-приходской школы. Когда ей исполнилось шестнадцать лет, по сговору родителей её выдали замуж за Сергея Дёмина, незнакомого парня из другого села.
Мама оказалась в Баку в конце 20-х годов с мужем и ребёнком, но ребёнок умер, а с мужем жизнь не сложилась, разошлись. Снимала «угол» на посёлке УПД, короткое время работала в школьном буфете, также временно - в продуктовом магазине, а потом почти всю жизнь – телефонисткой в б-це им. Шаумяна.
Малограмотная деревенская девчонка благодаря природному уму, трудолюбию и общительному характеру сумела не только выжить в чужом городе, но и обрести множество друзей, которым помогала она и которые помогали ей.
Отец служил на персидской границе. Ему часто приходилось бывать в Баку. Здесь он познакомился с мамой и в результате родился я (по гороскопу – Лев). Когда отец демобилизовался, молодая семья получила квартиру в доме недалеко от кислотного завода.
Здесь, на новом месте, наша квартира быстро превратилась в «штаб». Люди тянулись к маме, любили её за отзывчивость, за умение радоваться чужим успехам и по бабьи поплакать в случае, если приходили с горестным известием. Когда у кого-то из знакомых случалась свадьба или поминки, приезжали с разных концов города и просили маму «помочь накрыть стол», знали, что она не откажет.
Это «помочь» всякий раз оборачивалось тем, что мама готовила целые котлы первых и вторых блюд, горы разных салатов, а за это выслушивала комплименты, восхищение и благодарность гостей, которых поражало её умение готовить в таких объёмах и так вкусно (гостей бывало до сотни человек). Мама была рада, что нужна людям, что могла им помочь. Хорошо вкусно готовить, когда есть из чего. А во-время войны помню мама варила суп, в котором вместо картошки была редька, вместо мяса - каспийская сельдь, вместо масла – касторка. И было очень вкусно.
Умела мама всё: прясть шерсть и вязать носки, свитера, шарфы, жакеты, перекладывать печь, чистить дымоход, белить, красить, шить, вышивать, перелицовывать старые вещи… В тяжёлые военные и послевоенные годы мама, ходила в более состоятельные семьи делать уборку, стирать и т.п. – это помогало нам выжить.
В самые тяжёлые годы мама поддерживала в доме идеальный порядок. Я знал, что она, часто накормив меня, сама заглушала чувство голода домашней работой. Запечатлелась в памяти часто повторяющаяся картина, как она, повязав голову косынкой, моет пол или тряпкой протирает мебель и окна и поёт, поёт: «Звенит звонок насчёт поверки – Ланцов из замка убежал. Не стал зари он дожидаться, проворно печку стал ломать…».
Близка мне песня на стихи К. Скворцова «Матушка пела»: Снова глаза закрываю несмело, Вспомнить пытаясь детство свое... Помнится только: матушка пела... Песней наполнено сердце мое… Не было хлеба. Матушка пела, И оттого я остался живой. Рядом война полыхала и тлела. Сытым ходило одно воронье. Вдовы рыдали. Матушка пела. Песней наполнено детство мое.
В больнице маму уважали все, начиная от санитарок и кончая главврачом и медпрофессурой. Неоднократно её избирали народным заседателем в суде (многие были благодарны ей за то, что она могла справедливо рассудить самые запутанные житейские конфликты).
У мамы была первая группа крови, поэтому не раз в экстренных случаях она спасала умиравших от потери крови раненных, а когда я заболел скарлатиной, мама стала официальным донором, чтобы полученные за сданную кровь сахар и какао нести мне в больницу.
Некоторые из тех, кого спасла мамина кровь, после выписки из госпиталя приходили к нам с цветами и со словами благодарности.
Когда в школе я услышал стихи о русской женщине, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт...», я понял, что это о моей маме…
- ↑ «ЮРИДИЧЕСКИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС КРЕСТЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ В КАЗАЧЬИХ ОБЛАСТЯХ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА (XIX – НАЧАЛО XX В.В.)» Основным контингентом иногородних в это время были беглые крепостные крестьяне, мещане, а также некоторые категории государственных крестьян… При полном отсутствии юридических прав иногородние в то же время имели немало обязанностей. Лица, имевшие оседлость, вели свое хозяйство обычно на арендованной земле и, помимо посаженной, платили еще и арендную плату. Иногородние выполняли натуральные повинности (подворную, охранную, пожарную и пр.), платили государственные налоги и подати в пользу казачьих станиц и Войска. Так, иногородние облагались платой за пользование медикаментами в станичных аптеках, а также за право вывоза глины с общественной земли для постройки жилища. Под страхом ареста иногородний не мог носить предметы казачьей одежды, стричь волосы по казачьему обычаю... Неудивительно, что взаимоотношения казаков и пришлого населения были весьма сложными. Источником постоянного напряжения служили межсословные противоречия… Развитие отношений казаков и иногородних… в итоге вылилось в открытые столкновения в годы революции и гражданской войны. Расхождения между казаками и пришлым крестьянством, неопределенный правовой статус последнего, привели к тому, что значительная часть иногородних шла за большевиками, надеясь на их помощь в получении казачьих земель.
Владимир Константинович Ягнюченко
Фотоальбом[править]
Наталья Федоровна Демина с первенцем, слева (Баку.1930)
Владимир Константинович Ягнюченко в 6 месяцев (Баку.1937)
Наталья (слева) с сёстрами: Софьей, Марией и Катей (1952)
