Ну уж коли я стал вспоминать Изю Гершфельда, брата моей мамы, то вот вам еще один мемуар.
Как я уже говорил, Изя был человек в Баку всемогущий. В некий момент он каким то-непостижимым образом был даже назначен начальником Отдела Борьбы с Хищением Социалистической Собственности, в просторечии ОБХСС. Что с душа-нараспашку людьми, да еще с именем отчеством Исаак Израилевич, при советской власти, думаю, могло случиться только в интернациональном Баку. Да и после падения Советской Власти, думаю, тоже.
Казалось бы, в стране, в которой, с одной стороны, как писала газета Правда –цитирую: "нет ни одной инициативы, которая не исходила бы от Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и ее Ленинского Политбюро" – конец цитаты, а с другой все что ни делалось бы, делалось по дружбе и только по дружбе – человек который борется с хищениями борется на стороне абстрактного государства с живыми людьми, для которых это единственный спобов выжывания, любимым этими живыми людьми, с живым сердцем, печенью и другими легкими органами, быть не может. На деле же Изя оставался всеобщим любимцем и деятельность его по ловле преступников со стороны выглядела совершенно незаметной и на стиле Изиной жизни, широкой и щедрой, как Великая Русская Низменность, ну совершенно не отражалась. Тем не менее должность такая – Начальник ОБХСС - у дяди Изи одно время совершенно точно была.
Мой папа отчетливо помнит, как однажды по дороге из одного ресторана в другой они с Изей и двумя его помощниками в чине но без погон зарулили (не в жаргонном смысле этого слова, а в самом буквальным – то есть поворотом руля) в какой-то продуктовый магазин – безо всякой законоборческой мысли а токмо потому, что папе надо было позвонить маме, чтобы она не волновалась где они с Изей пьют, а твердо знала. Вы спросите: а почему же у дяди Изи не было сотового телефона? И я отвечу: по той же причине, по которой у Наполеона Бонапарта не было телевизора, а у Юлия Цезаря самолета. Время было такое, что сотовых телефонов не было даже у таких всемогущих людей, как дядя Изя. Так вот: когда они всей четверней – Изя с гей-помощниками и примкнувший к ним почетный гость-папа – вошли в продуктовый магазин – папа отчетливо помнит начавшийся в нем переполох – словно в курятнике при внезапном появлении лис. И слова директрисы, произнесенные таким драматическим шепотом, словно они были отрывком из монолога героини французской трагедии: Плачу десять тысяч за то, чтобы вы уехали и приехали через пятнадцать минут. И пачки денег, кладимые… или кладомые? складируемые на столе. И вспыхнувшие при виде этого складирования четыре глаза Изиных гей-помощников по наведению социалистической законности на вверенной им территории и спасению от нее населения. Ну и где сейчас эта тетка? – спросил отец Изю при следующей встрече года через два. - Где где? Сидит! – сказал Изя печально. И развел руками: дескать, даже он тут ничего поделать не мог. Доброта добротой, а законность законностью… Из чего видно, что у Изи был особый стиль ловли преступников, при котором они ловились сами, как рыбки на блесну. Если конечно, он у него вообще был, стиль ловли. Может быть, социалистическое общество само было устроено так, чтобы кто-то садился а кто то сажал, без малейшего усилия или перелома себя с чьей бы то ни было стороны. Может быть каждый советский гражданик просто пел свою песню, вливаясь в хор, будучи одновременно и исполнителем и композитором оратории нашей жизни. Мой папа, кстати, рассказывал об этом инцеденте нам с мамой с той же грустью, что и Изя ему, словно чувствовал за собой некоторую вину. Возможно он прав: ведь не захоти он позвонить тогда маме, чтобы она точно знала, что и где они с Изей будут пить, кто знает, возможно жизненный путь этой гастрономической Федры сложился бы совершенно иначе.
Что касается меня, я при исполнении Изей его правоправных обязанностей не был. И даже кителя его не видел. Не уверен даже, что китель у моего дяди Исаака Израилевича Гершфельда вообще был: это вам не Москва все таки и не Вологда, это Кавказ. Только помню, что провожая меня на вокзал после моего визита в интернациональный Баку, Изя беззаботно вез меня по центральной улице по полосе встречного движения, так что автомобили обтекали нас с обеих сторон, как если бы мы были крейсером. И еще помню, как в каком-то ресторане на берегу Каспия, где мы ели шашлык из осетрины ((вкус которой до сих пор как живой стоит у меня во рту), чья-то рука (которую также отчетливо помню как живую) положила в карман Изе деньги, отчего лицо Изи сделалось каменным. Когда он залез в карман и обнаружил пачку перевязанноую голубенькой ленточкой, он как бы искренне удивился. И как бы спросил меня: "За что он деньги мне дал, ты не знаешь?" И сам же ответил: "За то что меня в Баку любят. Я ведь даже не знаю, кто он такой. Ты не поверишь, а я ведь и вправду понятия не имею, за что они мне деньги дают. Может быть, просто за то, чтобы я был. Я ведь для них вроде бы ничего не делаю. То есть до такой степени ничего, что бывает даже сажаю. Ты думаешь, это взятка? А я говорю тебе, что это дань уважения. Взятки ни за что не дают. И где ты видел, чтобы взятку давали инкогнито? Скажи кому нибудь в Баку, вот увидишь: смеяться будут. Уважение это другое. Уважение это дань. Вроде государственной премии. А за дачу уважением никто еще не пострадал. Такая вот философия рыцаря с чистым сердцем и холодными руками. Или наоборот. Из которой видно, что Изя не был каким-то особенно стойким борцом за что-то - он просто опередил свое время. Лет этак на двацать пять. Его бы в те годы, когда из Кремля выносили ничьи деньги полмиллионами и в этом выносе правоохранительные органы не находили никакого состава преступления. потому что следствие не устанавливало, кто их дал и кому несли – он бы точно стал олигархом, мой дядя Изя. Причем не каким нибудь олигархом, а любимым всеми. Которому бы деньги передавали не корысти ради, и токмо как дань уважения. Не тысячами, как при большевиках переродившихся в коммунистов, а миллионами и миллиардами, как при большевиках переродившихся в капиталистов. Он бы в эпоху титанов Ельцинского ренессанса очень бы даже вписаля, мой дядя Изя, если бы дожил. Тем более что в молодости был боксером, мастером спорта в полутяжелом весе. От чего у него на память, кроме дюжины трусиков, оставляемых в качестве наград за победы солдатам Советской Армии, осталась еще и перебитая переносица. Не убавившая однако от Изи его импозантности ни на йоту.
Но все это не имеет отношения к истории, которую я собираюсь рассказать вам со слов дяди Изи. Потому что она, история эта, действительно сногсшибательна, как пиво напополам с водкой. И, как кажется по прошествии двадцати пяти лет, неправдоподобна. Но между тем она совершенно правдива. Потому что Изя рассказал мне ее по свежим следам, оставленным событиями на поверхности памяти, вернувшись с правительственного банкета домой в легком… нет не подпитии - обалдении. Точнее в не совсем легком. То есть совсем не легком. И даже не полусреднем. Точнее всего будет определить меру его обалдения, как впрочем и перепития, как полутяжелую. А когда человек рассказывает вам о том, что с ним только что было, будучи сильно навеселе – это и есть правда. То есть максимальное доступное человеку приближение к истине.
Итак: в город Баку прибыло очень большое начальство. Ну очень большое. Особа приближенная к небесам. А если быть совершенно точным, Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. Ничего себе должность! Думаю, те, кто тогда жили, уже догадались о ком идет речь. Однако, чтобы не переходить на слишком большие личности, мы не будем называть фамилии этого товарища полубога. А продолжим отождествлять его по должности: Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик – простенько, но с пиитетом.
Разумеется, в честь высокого гостя был организован пышный банкет. На который среди прочих высоких республиканских гостей был, разумеется, приглашен и дядя Изя. Без жены, разумеется, потому что в то время половая жизнь считалась пережитком капитализма. Он скромно сидел затерявшись на дальней оконечности роскошного стола, накрытого на берегу Каспийского Моря. То есть до такой степени на берегу, что можно сказать в полуметре. Слушал здравицы. Пил. Ел. Слушал. Аплодировал. Опять пил. Опять ел. Опять слушал. Опять аплодировал. В общем, обычный правительственный банкет. Каких в то время было тысячи и миллионы.
И вот после, так сказать, восьмой рюмки, Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик вдруг обращается к сидящему рядом с ним Первому Секретарю Центрального Комитета Коммунистической партии республики, не будем называть его имя всуе: "А правда говорят, что ваше Каспийское море мелеет? " - Мелеет, Николай Викторович! – отвечает Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Республики с энтузиазмом - Но: мы прилагаем все силы, и уже в следующем десятилетии намечается решительный поворот в устранении обмеления и обращении его направления вспять. Сказал – как отрапортовал. После чего сел, поедая глазами особу приближенную к центральным небесам. Ея и ничего более. - А что если мы поможем Каспийскому морю не мелеть! – вдруг предлагает Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. Разумеется, Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Республики немедленно и единодушно одобрил высочайшую инициативу: А кто б сомневался! - Обязательно, Николай Викторович! – произнес он с огоньком в глазах (вспыхнувших словно их зажгли зажигалкой) и комсомольским (не по возрасту) задором в голосе. – Завтра же мы приступим к мобилизации всех сил, чтобы уже в следующем десятилетии… - Почему это завтра? А если сейчас! Слабо? - Что сейчас, Николай Викторович? - Если мы сейчас поможем Каспийскому морю не мелеть! - Как это? – переспросил Первый Секреталь Центрального Комитета Коммунистической Партии Республики обалдело. - А очень просто. Не отходя от стола. Я вам сейчас покажу. Сказав это, Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик встает на божественные конечности, покачиваясь в такт волнам, поворачивается к Каспийскому морю передом, а к столу задом как сказочный богатырь, достает из широких штанин – нет не дубликат бесценного груза, каковым, согласно поэту Маяковскому является Советский Паспорт, а оригинал оного груза, каковым снабдила его, приближенного к небесам, природа (наравне, кстати сказать, с простыми смертными, то есть оригинал этот у Председателя Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, оказался, согласно свидетельству Изи, не какой нибудь выдающийся или совершенно необыкновенный, не сияющий как золотой телец и не с какими нибудь там орнаментами, хохломской росписью по периметру или, скажем, оканчивающийся двумя главами вместо одной, а самый обыкновенный оригинал бесценного груза из широких штанин, каких в нашей стране тысячи и миллионы. Что несомненно говорит о народности вершителей наших судеб и их человеческом происхождении больше, чем любые первомайские клятвы.
Засим к изумлению присутствующих – включая и Изю - Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик направил оригинал своего бесценного груза в направлении мелеющего Каспийского моря и приступил на виду у всех присутствующих к … как бы это выразиться поделикатнее, не выходя в то же время из строгих рамок цензурности… к операции по спасению орденоносного Каспийского моря от обмеления. Глядя на Председателя Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, Первый Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Республики достает из своих широких штанин оригинал своего бесценного груза, не всесоюзный, а так сказать республиканского значения, но тоже руководящий и высочайший, и, становясь плечом к плечу с Высоким Московским Гостем, присссccоединяется к операции по спасению орденоносного Каспийского моря от обмеления. Глядя на вышестоящих руководителей, оригиналы бесценных грузов достали Секретари Центрального Комитета Коммунистической Партии Республики, за ними министры, замминистры, руководители главков и прочие номенклатурные члены коммунистической партии большевиков. Разнобой в компанию по борьбе с обмелением, по словам Изи, внесли только две-три присутствовавшие на банкете женщины, которые, как Федры развитого социализма, некоторое время зримо разрывались между долгом руководительницы и стыдливостью бабы, но – надо отдать им должное – во всех как одной номенклатурной тетке женское победило, хотя и не без заметной невооруженному биноклем глазу Изи борьбы.
Такая вот незамысловатая история из нашего недалекого прошлого. Которая, как мне кажется, говорит о нашем же недалеком прошлом больше, чем все исторические исследования и экскурсы вместе взятые, ибо приоткрывает окно в мир иной, уже в то время абсолютно недоступный ходящим по земле людям, а ноне и вовсе канувший в небытие. Окно в неведомый простым смертным быт небожителей, державших в руках - да да, я не побоюсь этого слова и этого предлога к нему, в руках, повторяю я - судьбы каждого из нас, а иже с нами и всего человечества, не только прогрессивного, а всякого, от первого заправилы Уолстрита до последнего австралийского аборигена, так же крепко, как кучер возжи.
И еще она, эта бесхитростная история, наглядно показывает, до какой всеобъемлющей степени была права газета Правда, писавшая, что– цитирую: "во всей нашей необъятной Родине нет ни одной инициативы, которая не исходила бы от Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза и ее Ленинского Политбюро" – конец цитаты. Описанный эпизод нашей многовековой эпопеи, в которой продолжение всегда следует куда надо, является не только наглядным доказательством этого тезиса, но и вскрывает некий потайной механизм, как именно движение народных масс под предводительством партии происходило. Как если бы часовой мастер открыл на минуточку крышку старинных часов и показал пружины и шестеренки Времени, неумолимо вращающиеся куда-то.
Источник: Здесь
