Серебровский А. П. На нефтяном фронте. Моя заграничная поездка

Серебровский А. П. На нефтяном фронте.Моя заграничная поездка

(из неопубликованных воспоминаний)

Мы работали, мы выполняли наш план усилиями всех товарищей, работавших в Баку, и, прежде всего, – усилиями товарища С.М. Кирова. Нам помогали во-многом старые специалисты. Много помогли молодые, выращенные нами, немало полезного дали нам американские инженеры, приехавшие к нам в Баку по договору с Барнсдальской корпорацией. Кроме того, наши инженеры и рабочие, ездившие в Америку, получили там немало полезных советов, практических указаний, расчетных и проектных данных.

Нас всегда поддерживал и помогал нам тов. Серго. Однажды во время моего доклада тов. Сталин сказал мне:
– Вот мы инженеров наших посылаем в Штаты (США), рабочие тоже поехали. Все это – хорошо, но надо и тебе поехать. Тогда еще больше будешь за новую технику, за американские методы.
Тов. Серго и тов. Дзержинский были тоже за немедленную мою поездку в Америку.
В Баку мог остаться вместо меня Михаил Васильевич Баринов, который великолепно знал дело, кадры, имел огромный опыт и всеми силами проводил план развертывания Азербайджанской нефтяной промышленности. Кроме того, в Баку работали товарищи Румянцев, Белоусов, Круглов, Парницкий, Лаврентье, Никитин, Бронштейн – было на кого оставить дело. Я подготовил все в Москве и в Баку так, чтобы полгода можно было провести в Америке; московские дела оставил на руках Н.И. Соловьева – одного из старейших работников нефтяной промышленности.

Вместе с женой моей, Анной Ивановной, которая ездила со мной в Константинополь еще в 1921 году и провела там со мной очень ответственную работу, я решил ехать через Ленинград поездом до Гельсингфорса, а затем пароходом до Стокгольма, поездом до Гетеборга, а оттуда пароходом уже до Лондона. В Лондоне я должен был получить американскую визу, а кроме того в Лондоне у меня были дела по покупке нефтяного оборудования для «Азнефти» и по продаже нефтепродуктов европейскому представительству «Стандарт Ойл и К^о».

Так как «Азнефть» имела свободный выход на внешний рынок, у нас был договор со «Стандарт Ойл Компани» на продажу им нефтепродуктов, то мы располагали некоторыми средствами и могли под контролем Внешторга покупать для нефтепромышленности нужное нам оборудование, которое мы испытывали, а затем строили по этим образцам новое оборудование. Поэтому в Лондоне, Париже, Берлине и, наконец, в Америке – в Нью-Йорке, мы имели представителей, следивших за получением денег по расчетам за нефтепродукты, а также закупавшими на них для Баку техматериалы и оборудование.
Во время моей поездки я должен был организовать как следует эти наши представительства, уточнить их взаимоотношения с Внешторгом, с торгпредставительствами, более точно определить характер и объем работы.

Надо было идти к т. Красину, получить разрешение на закупки в Америке. Денег мне от него получать не надо было, так как средства для покупок у меня были из выручки от продажи нефтепродуктов – часть выручки я оставил у себя на покупку оборудования. Красин разрешил мне покупать нужное для «Азнефти» оборудование и даже выдал мне открытый лист с разрешением покупать все, что я найду нужным для нефтяной промышленности. Он думал, что я буду закупать сам лично, потому и дал такое разрешение. Кроме того, он думал, что размер той части выручки от продажи нефтепродуктов, которую получала «Азнефть» для приобретения оборудования, не так уж велик, чтобы стоило об этом беспокоиться – поэтому он дал такой открытый лист.

Он выдал разрешение. Приказал перевести мне на первоначальные расходы полмиллиона рублей золотом и пожелал мне на прощание всего хорошего, успехов в изучении промышленности и приобретении нужного оборудования.

В Ленинграде я с женой пробыл несколько дней. Ведь после нашей женитьбы нам пришлось пару лет прожить как раз в Ленинграде. Там застала нас революция, там я работал в подполье еще на Путиловском заводе и в первый год послереволюционного строительства. Там у нас обоих было много воспоминаний и революционного и романтического порядка, много друзей, с которыми надо было увидеться и т.д.

Затем через Финляндский вокзал мы оба выехали в Гельсингфорс15. Это тоже знакомое место, мы оба бывали там раньше, поэтому было что вспомнить.
Дожидаясь парохода, мы гуляли по Эспланаде, по чистеньким улицам Гельсингфорса, который как будто бы и не изменился, но видно было, что не Советская власть в этом городе и в этой стране, что совсем другие порядки, чуждые нам, другие люди, еще далекие от нас.
Мы знали, где найти своих людей, повидали кое-кого из них и на пароходе выехали в Стокгольм, минуя все эти шхеры, зеленые острова, скалы, проходя по запутанным лабиринтам.
В Стокгольме я был в первый раз. В годы эмиграции я жил в Брюсселе и Париже. Бывал в Швейцарии и Англии, но в Швеции не был. Поэтому мы оба – я и моя жена – с большим вниманием изучали Стокгольм. Побывали в музеях, библиотеке, зоологическом и ботаническом садах. Многим от Гельсингфорса шведская столица не отличалась, но расположена она была на островах, более живописна, изрезана каналами. Видна была в городе, в музеях старая культура, долгая жизнь, прожитая шведским народом.

В Торгпредстве я, к сожалению, убедился, что там мало интересуются историей Швеции, ее литературой, театрами, даже ее промышленностью.
Наша маленькая колония в то время интересовалась больше своими частными интересами, а вовсе не делала того, для чего она собственно и была послана. Швецию здесь, в Торгпредстве, не знали, не изучали, не интересовались. Естественно, что их интересовало, это приобрести что-либо в Швеции по моим поручениям для нефтяной промышленности, но мне как раз не нужно было ни дизелей, ни всего того, что могла дать нам Швеция, но что мы обычно приобретали в Америке или Англии.

С трудом достал я в нашем Торгпредстве письмо в Гетеборг с разрешением Правления фирмы <…> [слово пропущено в оригинале, вероятно название фирмы] на осмотр завода шарикоподшипников.
Кроме того, в Стокгольме и его окрестностях мне удалось осмотреть несколько судостроительных и дизелестроительных заводов. Они были невелики, но очень хорошо оборудованы и с очень не плохо организованным производством. В Гетеборге осмотр судостроительного завода и завода шарикоподшипников отнял у меня много времени, так как чрезвычайно было интересно подробнее изучить это производство, а инженер Джон Л. Веннерлунд объяснил мне его подробно.

В Гетеборге говорили уже по-английски, чему была несказанно рада моя жена Анна Ивановна, хорошо знавшая английский язык. Гетеборг был наполовину англо-американским портом. Туда прибывало много американских и английских пароходов, в гостиницах или ресторанах говорили или понимали по-английски, в некоторых гостиницах, между прочим и в той, где мы остановились, заведены были американские порядки, начиная от ресторана и кончая парикмахерской.

Гетеборгский судостроительный завод имел порядочное количество заказов. Он строил суда не только для Европы, но и для Америки: на верфи стояли как раз два больших наливных судна – «Город Нью-Йорк» и «Город Сан-Франциско», которые строились для крупной американской нефтяной компании.

Рабочие Гетеборгского завода живут в поселке завода. Домики очень хорошенькие, уютные и чистенькие; имеется клуб, ресторан и заводской кооператив. Много после этого я видел за границей рабочих поселков, но шведские рабочие домики произвели на меня самое приятное впечатление.
Я говорил, что мне удалось посетить еще несколько шведских заводов <…> [слово пропущено в оригинале, вероятно название фирмы], «Мутала», «Атлас-Дизель» и т.д. и, нужно отметить, заводы были в хорошем состоянии: видно было, что за время войны шведы поправили свои дела и сумели довольно легко перенести тяжелое для промышленности послевоенное время.

В Англию из Гетеборга нужно ехать пароходом. Шведские пароходы, как и все в Швеции, поражают чистотою: во всем мире нет народа чистоплотнее шведов. Ни в одной стране не расходуется столько воды и столько мыла на одну душу населения, как в Швеции.

Пароход, на котором мы ехали, был очень чистенький и скромненький. Публика на нем ехала деловая и тоже скромная. Не было ничего похожего на безудержную роскошь огромных трансатлантических пароходов с их пассажирами из числа американских бездельников, которые ездят в Европу бессмысленно проживать свои доллары и кичиться своим богатством.

При приближении нашем к устью Темзы нам стали попадаться все чаще и чаще грузовые и пассажирские пароходы, и тут только мы наглядно увидели, какую роль играл Лондон в мировой торговле.

Вся Англия, этот маленький остров, жила за счет своих колоний, которые она весьма умело эксплуатировала. Товарами своих бесчисленных колоний Англия торговала со всем миром, кое-что прибавляя и от своей продукции, а Лондон являлся и является огромной мировой конторой, которая распределяет повсюду всевозможные английские колониальные товары. Сливки со всего этого оборота снимает Англия, и огромные богатства, накопленные в этой стране, главным образом являются результатом торговли, а не промышленной деятельности.

Пароход останавливается в устье Темзы и дальше до Лондона нужно ехать часа полтора по железной дороге, все время минуя фабрики, заводы, доки и т.д. Заводы с виду довольно старые, жилища рабочих закоптелые и совсем не похожи на шведские чистенькие коттеджи.
Лондон, когда въезжаешь в его предместье, производит гнетущее впечатление однообразием казарменных домов, в которых живут рабочие. Невозможно по наружному виду отличить одну улицу от другой, так однообразно унылы все фасады. Они прокопчены и как будто отсырели.
Это тем более неприятно видеть, что сама Англия очень живописная страна, с прекрасной растительностью и множеством красивых деревенских домиков-особняков, в которых живут зажиточные люди, приезжающие из города, зачастую тратя ежедневно на эту поездку два-три часа по железной дороге. Тем неприятнее видеть мрачные, однообразные дома рабочих окраин.

По мере приближения к центру города дома становятся красивей и больше, улицы оживленнее и чище, и когда, наконец, вы слезаете на вокзале и идете или едете по центру Лондона, вас поражает прекрасная архитектура старых и новых зданий, памятники, обилие парков и садов. Здесь живут и работают хозяева Англии, те, которые забирают себе львиную долю организованного грабежа, который скромно называется «английской экономической системой».

Англия – удивительная страна смеси старых традиций и новых, чисто капиталистических методов. Там есть король, который только получает свое содержание и больше ничего не делает, есть лорды и пэры, есть две палаты и масса странных смешных обычаев: судьи в париках, потешные приставы, лорд-мэры в колесницах и т.д. Но в сущности не король, а буржуазия стоит у власти; лорды и пэры на самом деле совсем не так давно произведены из колбасных, свинцовых и чугунных королей-предпринимателей.

Пэры носят этот титул за разные пожертвования или просто по знакомству и, если немного покопаться, то совсем легко отыскать чисто буржуазную сущность под всей этой королевско-феодальной архаической внешностью.

Англичане у себя дома совсем другой народ, чем мы привыкли видеть их в колониях. Дома они просто смирные, довольно ограниченные люди, очень сентиментальные, очень преданные футболу, своему садику, своему дому и разным бесчисленным предрассудкам. Обычной колониальной наглости, еще более подчеркивающей их привычную тупость, в Англии вы не заметите: дома они вежливы со всеми, даже с иностранцами и собаками. Они немного учатся в молодости, больше занимаются гимнастикой, затем не очень утомляют себя работой и прекрасно сохраняют до старости свое крепкое сложение и крепкие мозги.
В делах они неутомимы, но более или менее добросовестны, чем выгодно отличаются от своих заокеанских кузнецов-американцев. Англичанин, конечно, тоже не прочь заработать, не прочь прижать, выторговать лишнюю пару шиллингов на тонну, но на прямое жульничество Джон-Буль все-таки не идет. Он все-таки более или менее добросовестный кузнец, чего никак нельзя сказать о дяде Сэме17, особенно из «города над подземкой» (Нью-Йорк).

Англичанин не любит торопиться и делает все основательно. Особенно основательно они кушают брекфест (утренний завтрак), лэнч (второй завтрак после полудня) и, наконец, основательно и торжественно кушает обед ровно в 7 с половиной часов вечера. Еда и чай (около 5 часов) поставлены у них основательно. И только землетрясение способно заставить буржуазного англичанина на полчаса опоздать со своим «файф-о-клок».

Также серьезно они занимаются спортом и одеждою. Известно, что для каждого случая в жизни зажиточного англичанина существует особая форма одежды: для завтрака, поездок верхом, поездок в автомобиле, гольфа, игры в мяч, футбола и т.д. Для торжественного вечернего принятия пищи существуют смокинги, для театра – фрак, для утренних визитов – жакет и т.д. Я думаю, что портные – самые популярные люди в Англии, особенно те из них, которые не только шьют костюмы, но и художественно их утюжат. Англичанин должен иметь складки во всей своей фигуре, начиная с безукоризненного пробора и кончая совершенными складками идеально сидящих брюк. Эти складки нужно часто возобновлять, затем нужно следить за постоянством фасона пальто, цилиндра, шляпы и т.д.

Я, не видавши до этого англичан в их, так сказать, «естественных условиях», никак не мог понять, чем же собственно занимается буржуазия и как это ей не надоест – просто проживать деньги. Теперь я прозрел и понял, что искусство одеваться, раздеваться, переодеваться может серьезно занимать мужчин и женщин буржуазного «хорошего» общества. Эта наука требует очень много времени и знаний.

И ясно, что у богатых англичан и англичанок все промежутки между принятием пищи заняты или одеждою, или спортом, или приготовлениями к еде и спорту. Однако, я не в силах перечислить всех многообразных обязанностей, «возложенных» судьбою на «бедных» английских богачей: я думаю, вы и так видите, что они все страшно занятые люди, особенно если прибавить сюда приемы, выходы и т.д.

Нельзя умолчать к тому же, что англичанки из высшего буржуазного общества не надевают своих туалетов более одного раза. Есть франтихи, которые имеют в своих гардеробных запас в несколько десятков тысяч платьев (!!!) и порядочный штат прислуги для разборки этого барахла. А мы еще говорим, что нет работы для ткацких фабрик.
Да, что же будут делать ткачи, прядильщики и портные, если взять да лишить английскую буржуазию богатств? Куда пойду все эти материи, кто будет их носить? Вот вопрос, который, как говорят, стал ребром перед английской партией лейбористов и повлиял на результаты выборов конца 1924 г.

Мне удалось посетить некоторые английские заводы, главным образом, механические и судостроительные. Я был в Барроу, Шеффилде и Манчестере. Признаюсь, я ожидал от английской промышленности большего. То, что я видел, было основательно, но слишком тяжело и в достаточной мере старовато. Нового оборудования почти нигде не поставлено. Работа идет довольно вяло, нагрузка на заводах слабая – Англия явно нуждается в заказах.

Рабочие зарабатывают неважно, живут тоже не очень хорошо. Дома у них старые, новых поселков, о которых так много писали, нигде я не видал, и думаю, что они еще не построены. То, что устроено для жизни рабочих, никоим образом не оправдывает эпитетов, которыми англичане издавна отзываются во всем мире о своей стране: «старая, веселая, зеленая Англия». Разве только, что дома рабочих старые и зеленые от плесени. Веселья я не видал даже в Лондоне, даже на самых блестящих улицах. Вероятно, англичане слишком серьезны для веселья.

В Лондоне или, вернее, около Лондона той осенью была устроена выставка – так называемая «Имперская Британская Выставка». Как все в Англии, она была основательна и показывала машины, изготовленные с большим запасом прочности и поставленные в двух больших машинных зданиях. Затем были павильоны всех колоний, очень богато обставленные и ясно указывающие на колониальный источник происхождения английских богатств.

Из Англии я поехал в Америку, откуда вернулся снова в Англию через четыре месяца. После Нового света Англия производит совсем застывшее впечатление, особенно осенью. Огромный старый Лондон, монументальные здания и монументальные полисмены, мокрые улицы и густой туман, «гороховый суп», ограниченные люди и образцовый порядок на улице – вот все почти, что характеризует осенний Лондон.
Если к этому прибавить электричество, горевшее весь день и всю ночь, и Чемберлена, болтавшего и днем и ночью, то это будет, пожалуй, все.

Жена моя была первый раз в Лондоне. Она хотела его хорошенько осмотреть, увидеть все, о чем она читала еще у Диккенса. Однако, это было не так просто.
Город был так велик, столько там было музеев, библиотек, выставок, хороших драматических театров, что бедная Анна Ивановна так всего этого и не осмотрела.
Она знала о Лондоне, главным образом, по сочинениям Диккенса, Теккерея, Локка и говорила мне, что Сити совсем не изменился, а многие переулки и захудалые улицы остались такими же, как в эпоху Николаса Никльби и крошки Доррит.

Пока Анна Ивановна осматривала город, классиков и т.д., я зашел в РОП по делам о продаже нефти.
Как мне подробно рассказывал т. Б.Г. Цуккерман21, РОП был организован еще в 1923 г., но дело там не так хорошо налаживалось. Что касается закупок нефтяного оборудования, то тут «Аркос» пошел нам навстречу. Увидев письма тов. Красина, аркосовцы сказали, что по этому письму можно кое-что приобрести и в Англии и даже дешевле и лучше, чем в Америке.
Едва ли это было дешевле, наверное – нет, но качество многого из английского оборудования было лучше, чем американского, например, буровые станки были более сильными, насосы более солидными, вертлюги, тали сделаны на совесть, с большим запасом. Поэтому я заказал в Англии некоторое количество оборудования для Баку, обусловив оплату этого оборудования из выручки за нефтепродукты, получаемой от «Стандарта».
Тогда же я съездил на заводы компании «Виккерс», которая взялась изготовлять для Баку несколько комплектов бурового оборудования, несколько редукторов, электромоторов к бурильным агрегатам и т.д. Между прочим, я посетил судостроительный завод «Виккерса» в Барроу, так как мы хотели заказать себе для Черного моря несколько наливных судов. Впоследствии мы их заказали во Франции по более дешевой цене.

Моя жена, конечно, продолжала осматривать различные лондонские достопримечательности: Британский музей, разные галереи. Она с места в карьер попала в шекспировское общество и другие литературные организации и т.д.

Мне же нужно было сидеть в «Аркосе» с Рабиновичем, проталкивать там наши нефтяные дела, наши закупки и т.п. В то время, только что налаживалась работа по организации продажи советских нефтепродуктов в Англии, но главным образом была только оптовая торговля с крупными фирмами, которые сами уже торговали нашими нефтепродуктами в розницу и получали таким образом бОльшую часть прибыли.
В 1923 г. был организован РОП, а все нефтяные дела делались под верховным руководством тов. Рабиновича, который в них ровно ничего не понимал, а потому путал это дело отчаянно.

Для того чтобы обеспечить себе покупку оборудования в Америке хотя бы на первых порах, я перевел из Лондона в Нью-Йорк тысяч тридцать – сорок фунтов стерлингов из выручки, получаемой от «Стандарта» за поставляемые ему бакинские нефтепродукты. В Лондон приехал, чтобы переговорить со мной о наших французских делах, наш представитель в Париже тов. Грожан24. Тогда у нас были запродажи на Францию, кроме того мы кое-что и там покупали, поэтому я обещал приехать в Париж на обратном пути из Америки, а пока разобрался с тов. Грожаном в текущих делах и дал ему нужные указания.

Затем отправился вместе с женою к американскому послу, так как в то время у нас еще не было официальных отношений с США. Послу предварительно сообщили от «Стандарта», зачем я хочу ехать в Америку. Предвидя заказы по нефтяному оборудованию, американский посол был очень любезен и дал мне и моей жене визы, не запрашивая Вашингтона. Обычно он так не делал, а поручал консульству навести справки, запросить США и т.д., а на все это уходило 10 – 17 дней.

Мне же, благодаря помощи м-ра Паулля – представителя «Стандарта», а также тому, что я ехал в качестве покупателя, не пришлось дожидаться визы, и я мог немедленно же выехать в Соутхэмптон и погрузиться на пароход «Олимпик».
Пароход «Олимпик» принадлежал к числу крупнейших пароходов английской компании «Белая Звезда». Правда, построен он был еще немцами и назывался раньше по имени какого-то императора или императрицы. Потом после окончания войны он был отобран англичанами в виде компенсации за потопленные немцами английские корабли.

Несмотря на то, что пароход был уже не первой молодости, он содержался в порядке: в первом классе было довольно чисто, ресторан был не плох. Пароход был очень большой – около 50000 тонн водовместимости – поэтому он легко переносил волнения и мало подвержен был качке. Мы погрузились на пароход в Соутхэмптоне, который является атлантическим портом для Лондона, тогда как Тюрьери является лондонским портом для немецкого и восточных морей.

Вместе, одновременно с нами, сел на пароход тов. Рабинович из «Аркоса», много англичан и еще больше американцев, возвращающихся в США. Но народу было не так много, так как весною американцы большей частью едут в Европу, а возвращаются они домой осенью. Однако прежде чем двинуться в Новый свет, наш пароход зашел в Шербур, чтобы взять пассажиров из Парижа.

Тут тоже было больше американцев, вернее американок, специально ездивших в Париж, чтобы приодеться. Это делалось по двум причинам: во-первых, в Париже шьют на заказ дешевле, чем в Америке, а во-вторых, парижские модистки умудряются шить хорошо даже на американок, на которых ввиду их неважного сложения шить очень трудно.

Все это рассказала моя жена, которая хорошо умела одеваться, но предпочитала английские костюмы. Она была молода, хорошо сложена и ей было незачем прибегать к услугам портних, чтобы поправить недостатки своей фигуры. Анна Ивановна сразу же привела на память цитату из Шекспира: «Ричард третий, король английский, был горбат, кроме того одна нога у него была короче другой. Несмотря на это он выглядел хоть куда, потому что недостатки природы были исправлены искусством портного».

Почти то же самое мы могли наблюдать на следующий день. Все американцы, ехавшие из Парижа, вырядились на другое же утро, благо погода была прекрасна, а на палубах первого класса места для прогулок много. Поэтому они носились стайками взад и вперед по Променад-деку (прогулочной палубе), затем исчезали в недрах своих кают и снова появлялись, но уже в другом, еще более умопомрачительном наряде.

На пароходе, где несколько дней проводили время вместе представители Англии и Америки, мы убедились, насколько резко англичане отличаются от американцев.
Англичане не любят американцев, презирают их и уверяют, что американцы произошли от уголовных преступников, которых ссылали в Америку до 1775 года, когда Соединенные Штаты вздумали «взбунтоваться» и отделиться от законного короля.
Американцы тоже не любят англичан и уверяют, что все янки произошли от пуритан и индепендентов – абсолютно религиозных, честных людей, добровольно покидавших Англию, начиная с 1624 года. В доказательство этого на всех серебряных монетах имеются надпись: «Мы верим в Бога». Англичане, между прочим, этой надписи не верят.

Американцы гораздо жуликоватее англичан, но гораздо демократичнее. Это не мешает им заискивать перед своими «титулованными кузенами» и исподтишка облизывать пятки «доброму английскому королю». По-моему, разница между ними все-таки большая: англичане обирали, главным образом, свои колонии, а американцы умудрились обобрать весь мир и им должны все, даже и сами англичане. Англичане силой подчинили себе колонии. А янки прибрали себе к рукам банки и деньги всего мира при помощи ряда хитроумных жульничеств, называемых обычно «американской финансовой политикой».

Дядя Сэм подсмеивается над тупоумием Джона-Буля и американская пословица говорит «один англичанин – идиот, два англичанина – футбол, три англичанина – мировая держава». Но американский богач не прочь выдать дочку за титулованного английского «савраса» и ничего так не желает в глубине сердца, как быть представленным английскому королю.

При поездке в Америку, как я уже говорил, я и моя жена имели большое удовольствие видеть великолепных представителей обоих этих родственных народов. На прекрасном пароходе «Олимпик» леди и джентльмены целых шесть дней вели на наших глазах ту интересную содержательную жизнь, которая свойственна вообще буржуазным бездельникам.
Они заняты были целый день брекфестом (первый завтрак), ланчем (второй завтрак), файф-о-клоком (пятичасовой чай), дина (обед), саппа (ужин) и т.д., с употреблением соответствующих случаю костюмов. Затем шли разные игры и то же – костюмы. Танцы и опять – костюмы, концерты и еще – костюмы. Мы видели такую выставку туалетов, что чуть было не приняли всего этого за выставку парижских моделей, которые везли из Парижа.

Во время путешествия мы убедились в богатстве духовного мира английской и американской буржуазии: они так много работают по части еды, танцев, одеваний и раздеваний (особенно раздеваний), что, право, у бедняжек совсем не остается ни минуты свободного времени. Поэтому, вероятно, когда однажды утонул пароход, перевозивший такую блестящую публику из Америки на континент, то никто долгое время не заметил их отсутствия: насколько не нужны были они, и бесцельно было их существование.
Вот это-то сознание собственной ненужности особенно проявляется теперь в американской буржуазии. Представители славных «десяти тысяч», самых богатых бездельников Америки, никак не могут оправдать право своего существования: работают в предприятиях и в банках, главным образом, управляющими и директорами, а потомки основателей финансовой и промышленной мощи Америки таскаются по Парижам и Римам, ищут, чем убить время и оправдать бесцельность своего существования.
Это – определенный надлом вырождающегося класса, и многие симптомы оправдывают начало серьезной классовой дегенерации.

В Шербуре на пароход сел один американский инженер, который был в «Англо-першен» по каким-то таинственным делам, а потом через Энзели приезжал к нам в Баку. Он прекрасно знал геологоразведочное дело и много нам помог в Баку, но я никогда в своей жизни не видал человека, который мог так здорово врать.
Подобно Тартарену из Тараскона, американский инженер, кажется, его звали Карльтон Д’Андерсон, был заядлый охотник. Он вез с собою арсенал ружей, какие-то шкуры и трофеи, какие-то рога, головы, когти и т.д. и т.п. По вечерам он рассказывал нам после обеда о том, как его однажды чуть не задрал бенгальский тигр где-то в Персии. Затем в долине Аракса (?) он встретил с глаза на глаз огромного «уссурийского тигра» и одним выстрелом уложил его.

Американец слышал, что бывают уссурийские и бенгальские тигры, но думал, что это порода такая, а о том, что существует Бенгалия и есть река Уссури, где и водятся эти тигры, он, по обычной для американских инженеров малограмотности, и не подозревал. Одно спасибо – скучать с ним было некогда, а у моей жены от смеха даже начали болеть зубы.

По счастью, мы уже подъезжали на пятый день к Нью-Йорку, и серия охотничьих рассказов закончилась, так сказать, автоматически.

По прибытии в Нью-Йорк мы были подвергнуты проверке документов и таможенному осмотру. Так как багажа у нас было немного, а кроме того нас встретил представитель «Стандарт Ойл Компани» – наш постоянный покупатель, то осложнений никаких не было.

Зато с американками было у таможенных чиновников очень много возни. Ведь каждая из них везла десятка два чемоданов, вернее сундуков, набитых разнообразными нарядами, которые по таможенным правилам облагались ввозной пошлиной чуть не в 100 процентов. Поэтому канитель была страшная.

По приезде в Нью-Йорк мы остановились в одной очень хорошей, но старомодной гостинице на углу Центрального парка и 72-й улицы. Там было тихо, хорошо. И очень жаль, что гостиница эта потом была сломана и вместо нее построен ужасный нью-йоркский небоскреб, в котором жить из-за звукопроводимости и сырости совсем было невозможно.

В Нью-Йорке я посетил Торгпредство (переговорил с тов. Хургиным), показал ему разрешение т. Красина на закупки оборудования, чем привел их всех в безумный восторг, так как в то время больших закупок в США пока еще не велось.

Согласно договоренности моей с тов. Хургиным, наше представительство заключило со мной под это разрешение договор – покупать для Азнефти, за два процента комиссии, всякое оборудование и техматериалы, согласно нашим требованиям, принимать его, следить за упаковкой и отправкой и т.д.

Затем мы разработали план моей поездки. Я не мог осмотреть все нефтяное хозяйство США, расположенное в штатах Калифорния, Оклахома, Техас, Луизиана, Индиана, Арканзас, Канзас, Ойминг [вероятно – Вайоминг] и т.д. и т.п. Поэтому мы наметили, что я побываю в Пенсильвании, Оклахоме, Техасе, Калифорнии и, может быть, в Канаде, затем на ряде крупных заводов.

Пока же мы принялись за осмотр Нью-Йорка – этого, как говорит О’Генри, «города над подземкой».
Нью-Йорк – интересный город, но он не представляет Америки. Этот город – портовая контора, город – банкирская контора, город – посредник между Америкой и Европой, совершающий колоссальные финансовые, товарные и т.п. операции между Старым и Новым светом. Нью-Йорк гораздо живее Лондона, но Лондон – английский город, а Нью-Йорк – город эмигрантов со всего мира. Не важно, что более старые эмигранты – скажем второго поколения – называют себя уже американскими гражданами, что они претендуют на сто процентов американской крови. Их претензии никого не могут обмануть, и Нью-Йорк не теряет своего эмигрантского лица.

Дальше к западу, где эмиграция села уже давно и куда новые эмигранты не попадают, оставаясь большей частью в Нью-Йорке и Бруклине, есть что-то особое, американское, пожалуй, даже национальное, если можно подвести весь этот конгломерат под понятие нации. В провинции жизнь идет ровнее, нет такой жесткой разницы между богатством и бедностью, как в Нью-Йорке. Скажу даже, что в провинции рабочие живут лучше, и нет такой нищеты, как в Нью-Йорке.
А в нем физиономию города делает именно нищета, явная или скрытая, но нищета, борьба за кусок хлеба, за приличную одежду и т.д.

Американская нужда была гораздо тяжелее нашей нужды того времени. Кроме заботы накормить семью, тут есть еще забота о приличном костюме, который нужно утюжить и поправлять, о чистом белье в тех местах, где его видно, о хорошо выглядящих ботинках, о шляпе и т.д. Эта нужда куда ужаснее. Ее сразу не заметишь, поймешь только тогда, когда познакомишься с 40-центовыми столовыми и их посетителями, с квартирами в нью-йоркских дворах-колодцах и их несчастными обитателями, которых так хорошо описывал О’Генри.

Вот эти-то озабоченные люди в борьбе за кусок хлеба и одежду, – вот они-то и делают «физиономию города», а вовсе не 5-ое авеню, не Бродвей, не небоскребы и не Уолл-Стрит, где расположены конторы хищных банкиров.

И еще – женщины и девушки, работающие в бесчисленных конторах, магазинах, складах, мастерских и т.д. Они зарабатывают меньше мужчин, их гораздо больше эксплуатируют хозяева, и они тщательно скрывают свою нужду под веселой улыбкой на накрашенных лицах. Но она просвечивается и через много раз перешитые платья, и никакие «малярные работы» не могут оживить усталых от работы глаз и измученного лица. Эти бедные милые девушки все-таки не походят на красивых представительниц буржуазии: они наши сестры, хотя многие из них и не сознают этого.

Нью-Йорк – город мишурного, фальшивого блеска, но эта мишура не может долго обманывать внимательного наблюдателя. Под личиною хвастливого богатства видно действительно сказочное богатство немногих и нищета большей части населения, нищета, скрашенная приличной внешностью, но, тем не менее, нищета.
Как я уже говорил, в Нью-Йорке мне удалось достать разрешение посетить нефтяные промыслы, нефтеперегонные заводы, заводы, изготовляющие оборудование всякого рода для промыслов.
Денег для покупки этого оборудования председатель «Амторга» тов. Хургин конечно не имел, а у меня было всего полмиллиона наличными. Платежи за оборудование я должен был обеспечить в соответствующие сроки и это я думал устроить при помощи «Стандарта», из выручки за сдаваемые ему нефтепродукты. Поэтому оформив это дело с нашим Торгпредством, я отправился к «Стандарту» в их огромный новый «белый дом» в Манхеттене у Батарейной площади.

«Стандарты» знали уже о моем приезде и были согласны показать мне в США свои промыслы и заводы. Насчет того, чтобы помочь мне в покупках, они сказали, что могут рекомендовать мне своих поставщиков, продающих им нефтяное оборудование. Они согласились платить этим поставщикам по их счетам и по моим акцептам из тех сумм, которые мне причитаются за сданные «Азнефтью» в Батуми нефтепродукты. Но директора «Стандарта» и даже всемогущий м-р Тигель28 категорически отказались предоставить какие-либо гарантии поставщикам, что равнялось по американским условиям предоставлению «Азнефти» долгосрочного кредита.

Мне нужно было переговорить с Рокфеллером, которому принадлежали все американские «Стандарты», а также такие крупные банки, как «Чейз-Националь Банк» и т.д.
Финансовая группа Рокфеллера охватывала 116 концернов, из которых в 88 (капитал 10,5 миллиардов долларов) влияние Рокфеллера преобладало абсолютно, а в других 28, с капиталом в 6,8 миллиардов долларов, преобладание принадлежало Моргану.

Нефтяные концерны, работающие под общим названием «Стандарт Ойл», организованы так, что почти в каждом крупном штате имеется свой «Стандарт». Поэтому есть «Стандарт Ойл оф Нью-Джерси», «Стандарт Ойл оф Нью-Йорк», есть Калифорнийский «Стандарт» и «Стандарт» Индианы и т.д. Все они находятся в руках Рокфеллеров, с одним из которых – со стариком – мне и нужно было переговорить, чтобы уладить наши платежные дела.

Я не знал, почему м-р Тигель хотел, чтобы я непременно переговорил со стариком, но тот настолько интересовался бакинскими делами, что обязательно хотел переговорить лично с председателем «Азнефти», очень крупного нефтяного концерна, даже с точки зрения «Стандартов». Кроме того, только он мог разрешить вопрос о платежах.

Рокфеллеры обладали огромным недвижимым имуществом. «Сам старик» жил почти всегда в одном из своих имений в горах, причем его личное состояние расценивалось в США как более крупное, чем у Моргана, хотя общее финансовое влияние Моргана значительно шире. Я рассказывал потом товарищу Сталину о моем визите к одному из хозяев Америки.

Поехали мы к нему на автомобиле. Это верст сто от Нью-Йорка. Свернули в его парк, огороженный забором с очень красивыми воротами. Дом, в котором жил «сам старик», был довольно прост, также как и вся обстановка, очень простая, но удобная, приспособленная к привычкам старого дельца.

«Старик» принял меня в своей комнате, где он не работал, а отдыхал после работы. Он старался не казаться таким сухим и неопрятным человеком, как мне рассказывали. Наоборот, он обнаружил даже способность улыбаться и сказал, что теперь как раз время отдыха в его дневном распорядке, но он знает меня как приятного собеседника и уверен, что еще более отдохнет от нашего разговора.

Я удивился, так как никогда не слыхал, чтобы Рокфеллеры были способны на комплименты, но, видимо, Бакинская нефть заставляет и Рокфеллеров быть любезными. В тех редких случаях, когда перед ним был такой серьезный противник, как советская нефть, эта способность не была еще им утрачена.

Зато в последующем разговоре «старик» обнаружил, что он был порядочный выжига. Зная, видимо, свое дело, он прекрасно был информирован о делах в Баку. О работе Барнсдальской корпорации и о наших богатствах он был информирован, вероятно, лучше, чем мы сами. Но Рокфеллер несколько раз подчеркнул, что и он за то, чтобы поддержать советскую нефтяную промышленность при условии, если мы будем его союзниками против Детердинга30. Об этом мы его, между прочим, и не спрашивали.

Относительно существования нефтяной войны между «Стандартами» и «Роял Датч Шелл» он не только не считал нужным что-либо скрывать, но как раз подчеркивал это, может быть, даже нарочно. Я перешел на то, зачем приехал, и предложил ему две комбинации: первая состояла в том, чтобы он дал гарантийное письмо своему банку («Чейз Националь») оплачивать акцептованные нами счета наших поставщиков из выручки за наши нефтепродукты. Однако, банк не должен был брать на это дело больше 20 % из выручки за нефтепродукты, а оставшуюся непокрытую сумму платежей переводить на следующий год трансфертом на наш долг банку. Рокфеллер долго думал, но затем посмотрел на меня внимательно и неожиданно согласился.

Второе предложение состояло в том, чтобы он дал письмо поставщикам, в котором он рекомендовал бы нас, как покупателей ему известных, и рекомендовал бы, кроме того, давать нам такую же скидку по счетам, какую они давали «Стандарту». На это Рокфеллер пошел много охотнее, чем на первое предложение. Видимо, он не знал, что все это оборудование мы покупаем главным образом как образцы, чтобы потом изготовлять его на советских заводах.

Было около пяти часов и нам подали чай в его комнату. «Старик» налил мне чаю, угостил печеньем и неизбежным джемом, а затем пригласил погулять с ним по парку.
– Я, как последователь Аристотеля, – перипатетик, предпочитаю беседовать или отдыхая, или во время прогулки, – сказал он. Однако прогулка эта затянулась часа на полтора. Старик любил ходить и ходил быстро. Для этого и был приспособлен его огромный парк, вернее – лес, по которому можно было пройти два десятка километров. Во время прогулки трудно было говорить, так как «последователь Аристотеля» ходил очень быстро, а я за ним не поспевал, потому что у меня побаливала раненая нога.
После обеда Рокфеллер пошел разбирать свою почту, а меня оставил ночевать, как я ни просился уехать в Нью-Йорк.
– Не пущу, – сказал он, – я ведь знаю, какие все гостеприимные в Багдаде. Я, положим, был из Баку, а не из Багдада, но кто же заставит старого американца, да еще Рокфеллера, снова переучивать географию, которую он, видимо, основательно забыл, если даже ей и учился.

Утром меня подняли ни свет, ни заря. Оказалось, «старик» шел гулять перед завтраком и пожелал во время прогулки поговорить еще с «багдадским нефтяником». Я тоже не прочь был прогуляться. После завтрака я с ним попрощался и уехал.
Он был одним из самых умных и потому наиболее опасных врагов Советской власти. Через него шло финансирование многих вредительских дел, на его средства содержались шпионские и интервентские организации, но никогда он не выступал прямо и открыто против нас. Наоборот, «Стандарты» будто всегда были лояльны в отношении СССР.

– Ну, Вы, знаете, или попали к нему в счастливое время, или родились под счастливой звездой, – говорил мне полковник М.А. Робертс, которому я рассказывал впоследствии эту историю и спросил, почему же он согласился так скоро на мои предложения. – Да потому, что ему совершенно ничего не стоит дать Вам согласие на кредит или на гарантию. В худшем случае потеря для него могла быть меньше, чем «дайм» (десять процентов) для Вас или для меня.
К тому же ему понравились очень Ваши ботинки. Я подумал, что почтенный полковник смеется, но оказалось, что нет. Старику Рокфеллеру очень понравилось, что на одном из моих ботинок была небольшая заплатка, и он сказал своему директору банка: «Этому человеку можно поверить в долг. Он – не транжира, экономен, не пьет вина, не курит и мне понравился».
Последнее вытекало из первого, так как Рокфеллер – всему миру это известно – был невероятный скряга, и ему нравились только люди «экономные», т.е. тоже скряги. Но как бы то ни было, после такого приемы у «старика» все стандартовские директора стали с нами «ослепительно любезны» и открыли нам доступ на все свои промыслы и заводы. Они дали письма с рекомендациями к своим крупнейшим поставщикам и всем компаниям, с которыми были так или иначе связаны. Поэтому я смог осмотреть не только нефтяные предприятия, но и машиностроительные заводы, склады, сталелитейные и прокатные заводы и т.д., так как предполагал построить такие же в Баку.

А прежде всего мы поехали в Пенсильванию, куда уже сообщено было из банка, что мы являемся солидными покупателями для «Азнефти». В Пенсильвании раньше было много нефтяных промыслов и заводов – это была колыбель нефтяного дела США, но нефтяные пласты уже иссякли, остались одни только малодебитные скважины, работающие насосами, да и то не целый день, а только несколько часов в сутки. Правда, пенсильванская нефть очень высока по своим качествам, но добыча мала и едва-едва достаточна для нагрузки небольших перегонных заводов.

Те города, которые, как «Ойль Сити», когда-то гремели и шумели в нефтяной горячке, теперь опустели совершенно. Многие дома были закрыты. Магазины забиты, мастерские не работали. Но что интересного оставалось в Пенсильвании, так это машиностроительные заводы и снабженческие компании, продолжающие изготовлять очень хорошее буровое и эксплуатационное оборудование для Калифорнии и Оклахомы. Эти заводы я изучил подробно, чтобы перенести их практику к нам в СССР.
Кроме того, Пенсильвания, а в частности Петербург, является центром металлической и металлургической промышленности США: там очень много крупнейших заводов металлургии и машиностроения – есть, что посмотреть советскому инженеру.

В Петербурге нас встретил председатель компании мистер Д.И. Броун и повез сначала в гостиницу «для избранного круга людей». Она находилась почти за городом, в парке, где совсем не было слышно городского шума, и была «старомодной». «Старомодной» я ее называю потому, что в Америке того времени особым шиком считалась старомодная обстановка: мебель, портреты, посуда и т.д. Существуют фабрики, которые изготовляют «старые» кресла, стулья, диваны, причем специальные машины обтирают спинки и сиденья, чтобы придать им вид древности.

В той «старозаветной» и очень дорогой гостинице, куда нас привез мистер Броун, каждый апартамент был меблирован в старом голландском или староанглийском вкусе, эпохи, скажем, 1625 или 1670 годов. Конечно, все эти неудобные шкафчики, пузатые буфеты, невозможные диваны-скамьи и кресла вроде табуретов со спинками – были поддельные, но богатые американцы мало разбираются в этом.

Важно, что гостиница эта была выдержанной с классовой точки зрения: туда не всякий мог попасть, нужна была рекомендация, ну, а что цены были «соответственные» – так об этом никто ведь из клиентов не беспокоился. Сюда ездили люди, не знающие счета деньгам. Однако, осмотрев один из апартаментов в пять комнат, моя жена поинтересовалась ценою.
– Ну, я не возьму с вас по знакомству более шестисот долларов за неделю, – сказал управляющий.
Мы решили отказаться и просили дать нам обыкновенный номер «по божеской цене». Таковых не оказалось, и мы поехали в обыкновенную гостиницу, несмотря на протесты управляющего.
Мистер Броун был очень озадачен этим и срочно написал в «Чейз Националь Банк» о таком событии. Курьеза ради, заправилы банка доложили Рокфеллеру о том, что за люди оказываются в действительности его протеже – видимо, копейки у них нет за душою. К удивлению директоров «старик» пришел в восторг и закричал:
– Вот! Это – черт, а не человек! С ним можно делать дела! Ну и скряга!

После этого к нам в Петербург приехал один из директоров «Чейз Националь Банка» м-р Р.Х. Дрисколль. Он явился ко мне в гостиницу и очень любезно просил меня и мою жену сделать честь и всем провести за городом, в одном из клубов, где они познакомят меня с приехавшим в Питтсбург председателем правления самого крупного в США банка.
Мы как раз собирались ехать на завод и поэтому отказались ехать к нему на дачу.
Это не помешало председателю правления банка через два – три дня нанести мне визит в Петербурге, где он предложил от имени банка увеличить сумму нашей сделки.

В Пенсильвании я осмотрел заводы, в том числе и металлургические. Ознакомился с машиностроительными заводами. Подробно изучил изготовление буровых станков и всего бурового инструмента.
Ознакомился с групповыми насосами, индивидуальными качалками и прочим пенсильванским эксплуатационным оборудованием, весьма подходящим для малодебитных скважин. Затем я осмотрел склады технических материалов, изучил организацию снабженческих предприятий и др. Это очень было интересно с точки зрения использования опыта американцев для организации нашего Техснаба.

Теперь, когда товарищ Орджоникидзе мощною рукою двинул производство чугуна, стали, проката, когда пущены в ход десятки машиностроительных заводов, нам не нужно так бороться за снабжение нефтяных промыслов, как ранее. А в то время мы поневоле должны были искать обсадные и буровые трубы в Германии, буровое оборудование, инструмент, насосы, качалки – в Америке и Англии, автомобили – во Франции. Наши собственные заводы с большим трудом осваивали производство нового нефтяного оборудования и в первые годы дать его нам много не могли. Поэтому кредит, предоставленный нам при помощи Рокфеллера, хотя и был невелик, но на первое время давал возможность оборудовать наше бурение, нашу эксплуатацию, пока мы сами не освоили на наших отечественных заводах изготовление этого оборудования и не отказались от импорта.

Поэтому я должен был организовать наши снабженческие конторы в Америке, Англии, Франции и Германии, и они в то время много помогли нефтяной промышленности. Все, что было нового и лучшего в США и Европе по нефтяному оборудованию, все новинки по электрификации и механизации нефтяного дела мы имели у себя в Баку, смело могли испробовать их у себя, а затем изготовлять такое оборудование или в СССР или на своих заводах в Баку и Грозном. Пока же в Америке я изучал оборудование, как оно работает, и ездил на заводы, чтобы узнать, как это оборудование изготовляется.

Как инженеру-механику, кончившему в Бельгии Высшее техническое училище и имевшему хорошую практику в России и за границей, мне не трудно было не только изучить технологию изготовления буровых агрегатов, редукторов, моторов, инструмента.

Я смог, кроме того, получить чертежи, даже некоторые шаблоны, инструкции: было известно, что «Стандарт» дает кредит Советскому нефтяному концерну, а потому многочисленные банки и предприятия помогали нам, в чем могли.

Хотя в Пенсильвании добыча нефти уже затихала, я объехал всю так называемую нефтяную долину, осмотрел Ойл-Сити, Руэвилль, Петролеум-центр, Пионер и так до самого Титусвилля.

Я записал все, что видел, собирал материалы, документы, чертежи и смог напечатать руководство по нефтяной промышленности, которое до сих пор не потеряло интереса для студентов ВТУЗов, для инженеров и хозяйственников нефтяной промышленности.

Я посетил Нью-Джерси, Филадельфию и Чикаго с нефтеперегонными заводами, Питсбург, Детройт и т.д. с их металлическими заводами и фабриками. Обходил пешком, объездил на автомобиле и тщательно изучил нефтяные промысла Пенсильвании, Оклахомы, Техаса и Калифорнии, участвовал во всемирном нефтяном конгрессе, был на международной выставке в Толсе, одним словом – перевидал порядочно людей, заводов, промыслов и т.д.

Меня интересовали, главным образом, вопросы техники бурения и добычи. Выводы мои были таковы: наше оборудование на Бакинских нефтяных промыслах сильно устарело и его надо заменить оборудованием американского типа, более простым, дешевым и гораздо более экономным. Это относится и к бурению, и к добыче.

Новое оборудование мы можем исполнить в пределах Советских республик на наших заводах, только образцы нужно приобрести за границей. Нам необходимо переоборудовать промысла современными машинами, поставить крекинг-процесс для получения экспортного бензина, устроить трубопроводы Баку – Батум и Грозный – Новороссийск.

Кроме того я наблюдал, как там живут люди. Недостаток американца – это его общественная недоразвитость. Я говорю о среднем рабочем американской провинции, потому что в Нью-Йорке живется много хуже и там «нужда заставляет калачи есть», там рабочий многое осмыслил и во многом разобрался. В провинции – на рудниках, заводах и промыслах – идет уже этот процесс, идет слабо, но идет.

Американец мечется от Ку-Клукс-Клана к масонству, от масонства к партии Лафайета.
Вот какое впечатление осталось у меня от американских рабочих, которых я считаю хорошими, честными, работящими людьми, которые заслуживают лучшей участи, чем гнуть всю жизнь свою спину перед капиталистом, перед худшим видом капитализма – перед банковскою его разновидностью.

В штате Оклахома, куда я приехал вместе с моей женой, нефтяные промысла были еще новые. Их сравнительно недавно начали разрабатывать на землях штата, принадлежащих, собственно говоря, индейским племенем. Однако индейцы были вытеснены с этих земель, как только стало известно, что они нефтеносны. Некоторые индейцы, помогавшие обмануть своих одноплеменников, получили небольшую ренту и благополучно пропивали ее по кабакам и заведениям американских городов. Но таких счастливчиков были единицы. Вся же масса обманутых индейцев была загнана в так называемые «резервные земли» – резервации, где они медленно умирали от водки, болезней и голода. Работы этим остаткам прежних великих племен не было, охотиться им было негде, да и своих белых безработных в США было достаточно. И вот, завернувшись в старые, драные одеяла, молчаливо и презрительно глядя на суетливых американцев, умирали старые вожди от истощения, недоедания, туберкулеза. А на их землях ставили вышки, строили заводы, возник город Толса и другие, которым суждено было расцвести и снова отцвести, как только схлынет волна набежавшей нефтяной спекуляции.

===* * *===

М-р С. Моррис, который был вице-президентом Барнсдальской корпорации, работавшей у нас в Баку по договоренности, встретил меня в штате Оклахома и мы с ним объехали наиболее интересные промыслы, познакомились с бурением, эксплуатацией, нефтеперегонными заводами и новым оклахомским нефтепроводом. Кроме предприятий «Стандарт Ойл и Ко» и зависящих от него, я имел возможность видеть промысла и заводы Синклера, который почему-то примазывался к русской нефти и даже ездил к нам в Москву. Однако из той его поездки ничего не вышло.

Как бы ни были подозрительны дела Синклера, а заводы и промыслы свои он нам все-таки показал, и заводы его были неплохи. Они так же, как предприятия «Стандарта», были осмотрены нашими инженерами т.т. Пири-Кулиевым, И.Н. Опариным, Г.В. Шириным, С.А. Ковалевским, Г.С. Сурабековым и другими товарищами, ездившими в Америку для изучения нефтяной промышленности.

Подробно осмотрев Оклахомские промысла, я съездил на промысла в Далласе (Тексас), а также на самый юг США в Порт-Артур и Хустон, где находятся огромные нефтеперегонные заводы. После этого я поехал в Калифорнию, главный центр американской нефтяной промышленности.

Калифорнийские нефтяные промысла расположены около города Лос-Анджелеса в районах Лонг-Бич, Сигнал-Хилл, Торренс, Венеция, Санта-Моника, Помона, Гермоза и других многочисленных калифорнийских месторождений нефти.

Еще в Пенсильвании я дал в Баку телеграмму, чтобы прислали двадцать человек бакинских рабочих для изучения нефтяного дела в Америке. Для того чтобы они в течение года могли поработать на промыслах и заводах, на что я получил согласие нефтяных фирм. Ездили тогда в США и через год вернулись следующие товарищи:
1. Алекперов А.А. – помощник заведующего отделом труда главной конторы по бурению;
2. Галкин Т.Г. – токарь общерайонной механической мастерской Буденного в Сабунчах;
3. Золин И.А. – десятник поселка «Степана Разина»;
4. Кулиев Али М. – старший буровой мастер Сураханской конторы по бурению;
5. Куделин П.М. – очиститель завода № 2 второй группы заводов;
6. Мордовин В.В. – сгонщик завода № 2 первой группы заводов;
7. Магерамов А.С. – буровой мастер Раманинской конторы по бурению;
8. Матаушек А.С. – помощник заведующего установкой глубоких насосов Раманинской группы промыслов;
9. Рюмков А.Е. – заведующий установкой глубоких насосов Бинагадинской группы промыслов;
10. Скитаев К.А. – помощник заведующего отделом, механик Сураханской группы промыслов;
11. Салманов Ага Бала – бригадир по глубоким насосам пятого промысла Сураханской группы промыслов;
12. Сямриков С.В. – помощник заведующего Сураханской конторы по бурению по технической части;
13. Тарусов И.В. – старший буровой мастер Биби-Эйбатской конторы по бурению;
14. Шахоткин С.Ф. – машинист дорожного отдела Биби-Эйбатской группы промыслов;
15. Коклягин П.В. – младший инструктор отдела глубоких насосов Сабучинского района;
16. Эйбатов Х.Э. – помощник заведующего промыслом им. Кирова Сабучинской группы промыслов;
17. Додонкин И.П. – помощник управляющего по технической части Биби-Эйбатской группы промыслов;
18. Мирошников Ф.П. – помощник заведующего второй механической мастерской Балаханской группы промыслов;
19. Рыжков С.Г. – литейщик механической мастерской П.В. Монтина Управления нефтеперегонных заводов (УНЗ);
20. Серебряков М.Ф. – литейщик Закавказского металлического завода им. лейтенанта Шмидта.

Чтобы удобнее было изучить нефтяное дело, я поселился в Лонг-Бич, одном из крупнейших и интереснейших промысловых городков, расположенных около огромного города Лос-Анджелеса.
Лос-Анджелес – один из самых молодых промышленных городов США. Он вырос на нефти и его рост отличается от хаотического роста других промышленных центров тем, что при его строительстве имелась некоторая плановость: сначала разбивали улицы, намечали участки, строили мостовые, а потом уже продавали участки и строили дома, а не наоборот.

Вообще же говоря, ни в постройке городов, ни в своих промышленных стройках капиталистическая Америка о каких-либо планах думает гораздо меньше, чем о наживе. При постройке городов банки спекулируют, прежде всего, на продаже земельных участков «Рилэстейт».

В нефтяном деле эта спекуляция нефтяными участками принимает можно считать «феерический характер»: одни продают, другие покупают, третьи перепродают, четвертые опять покупают, а уж насчет бурения и эксплуатации заботятся после всего. Наивен тот, кто думает, что эти скупщики и перекупщики действуют по собственной инициативе: это просто агенты банков, задача которых состоит в том, чтобы поднять цену на земли, принадлежащие банку, а затем подсунуть этот участок втридорога нефтяной компании, тоже созданной банком.
Весь смысл этой финансовой операции заключается в том, что за вздутый по цене участок заплатят акционеры нефтяной компании – скромные служащие и рабочие, держащие пару акций. А таких мелких акционеров в начинающем новом деле бывает большинство. Конечно, всякая нефтяная компания, выпустившая много дешевых акций, проданных на руки массовому держателю, сыграет раза два-три на понижение.

Акции упадут благодаря искусственной панике, созданной теми же банками. Затем за бесценок большая часть их будет скуплена тем же банком, который станет полным хозяином нефтяной компании, а многочисленные держатели мелких акций разорятся.
В конце концов, весь портфель акций окажется в руках того же Рокфеллеровского комитета, который большую часть акций оставит за самими Рокфеллерами, а некоторые – за директорами банков и председателями соответствующей нефтяной компании, т.е. за «участниками в деле». Таким образом, «во славу Рокфеллеров» земли окажутся за ними, денежки из карманов рабочих и служащих перекочуют также в портфель Рокфеллера, а мы можем только удивляться, как это такой беззастенчивый грабеж может совершаться среди белого дня совершенно безнаказанно.

История нефтяной промышленности США являет собою яркий пример строительства по планам-прогнозам, дающим возможность широко маневрировать по обиранию средств у доверчивых граждан и передачи их в руки таких жуликов, как Синклер и К^о.

История нефтяной промышленности США показывает, как мог концентрироваться крупнейший в мире капитал в руках одной или двух банковских компаний и как разорялись для полноты их счастья и финансовой мощи десятки и сотни тысяч доверчивых акционеров. Где же тут говорить о том, что капитал в США до некоторой степени демократичен, так как мелкие акции раскупаются, дескать, сотнями тысяч служащих и рабочих, являющихся держателями акций, т.е. собственниками.

Ведь эти держатели акций участие свое в капиталистическом производстве проявляют только в том, что время от времени подвергаются периодической стрижке при падении акций и теряют свои сбережения. Точно также и на том же основании овцы-мериносы, подвергающиеся стрижке и теряющие свою шерсть, могут считать себя участниками в деле и в прибылях тех компаний и банков, которые занимаются овцеводством, торгуют шерстью, сукном, получая на этом огромную прибыль. Может ли в таких условиях кто-либо из обираемых капиталистами граждан США считать себя свободным.

Нигде так не бросается в глаза зависимость бедного человека от хозяина дома, rапиталиста, полицейского, лавочника и еще черт знает от кого, как в «свободной Америке».
Здесь все специально создано для того, чтобы богатый мог владеть и личностью и имуществом бедного, его семьей, его сбережениями, если они еще остались, его силою. Если она ранее не была продана другому капиталисту.
Удивительно только одно, что многие эти люди, себе не принадлежащие, запроданные вперед в наследственную кабалу, и не видят и не понимают этого, думают, что так оно и должно быть, что «так уже создан божий свет».

И в то же время, наряду с таким несовершенным, социально-уродливым общественным порядком, мы можем во всех почти видах промышленности наблюдать высокую технику. В несовершенном капиталистическом обществе эта техника обогащает немногих, способствуя еще большему порабощению масс. При социалистическом производстве такая техника способствует улучшению жизненных условий для всех, повышению общей культуры, окончательному уничтожению недостатка в чем бы то ни было, переходу к бесклассовому обществу, коммунизму.

Вот почему мы должны изучить эту высокую технику во всех деталях и перенести ее к нам в СССР. Вот почему я и мои товарищи сидели в Лонг-Бич, изучали не только теорию нефтяного дела, не ограничивались одним собиранием материалов, чертежей, калькуляции. Я проработал на промыслах некоторое, довольно продолжительное время, пока не научился бурить так, как бурят лучшие американские бурильщики. Пришлось изучить не только бурение, но и уход за станком, насосами, за всеми механизмами, начиная от вертлюга и подъемных талей и кончая индикаторами, контроллером, редуктором и электромоторами.

На промыслах Лонг-Бич со мною случилось одно небольшое приключение. Кто-то из американских инженеров – забыл его фамилию – написал судье города Лос-Анджелеса, что у меня есть револьвер. По законам штата Калифорния воспрещена продажа, покупка и ношение огнестрельного оружия без разрешения. Судья уже хотел приговорить меня к шести месяцам заключения, как вдруг явился на суд мистер Франк Уароль – управляющий «Ингерсоль-Рэнд», крупной фирмы, изготовляющий для нас компрессора и прочее оборудование. Он поговорил с судьей и последний вынес приговор – оштрафовать меня на 10 долларов за неимение разрешения, а кроме того выдать мне такое за дополнительные 3 доллара.

Оказывается, неудобно сажать в тюрьму покупателей, которые, во-первых, сидя в тюрьме, могут по закону прекратить платежи, а вовторых, выйдя из тюрьмы, могут, пожалуй, покинуть гостеприимные США, а заказы передать, скажем, в Англию, где тоже неплохо делают компрессора. Тут я понял, каково здесь в Америке правосудие.

Окончив ознакомление с нефтяным делом на калифорнийских промыслах и осмотрев нефтеперегонные заводы, я вместе с несколькими инженерами выехал на всемирный нефтяной съезд и выставку в Толсу, штат Оклахома, где я должен был присутствовать в качестве представителя от советской нефтяной промышленности. Выставка продолжалась в Толсе со 2 по 11 октября 1924 года. В то же время происходил там и международный нефтяной конгресс.

Выставка эта и конгресс представляют собой крупнейшее явление в нефтепромышленной жизни мира. На конгрессе выступали, встречались как научные и технические работники нефтяного дела, так и крупнейшие дельцы и воротилы нефтяной промышленности, вершащие судьбы нефтяного мира. На съезде или конгрессе, сопутствующем выставке, было много интересного для нас, инженеров, можно было познакомиться с новыми методами, приемами, идеями в сложном нефтяном деле.

===* * * ===

Из Оклахомы мы вернулись в Нью-Йорк и подвели там итог всему закупленному через «Амторг» и тому, что еще надо закупить. После этого я выдал спецификацию «Амторгу». Для наиболее сложного оборудования срок поставки доходил до 12 месяцев.
Затем «Амторг» принялся за реализацию заказа, причем должен отметить, что его аппарат работу по приемке и отправке проделал прекрасно. Со «Стандартом» сначала вышел небольшой скандал, когда оказалось, что сумма заказов намного превышает пятую часть (20 %) выручки за проданную нефть. Директор доложил об этом Рокфеллеру, как быть. Говорят, старик был доволен и потирал руки: «А все-таки он вас всех обставил этот багдадский нефтяник, вот черт!»
Об этом мне сообщили вернувшиеся от «старика» директора, снова сделавшиеся любезными.
Говорят, что еще полтора года «Стандарты» покрывали платежи по нашим счетам из выручки за нефтепродукты, но, как дисциплинированные люди, выполняли волю старика и даже процентов с нас не брали.

Из Нью-Йорка я выехал в Шербур и Париж. Я торопил, потому что осенью моей жене стало много хуже. Она и так была больна туберкулезом, но мы ее все время подлечивали. Теперь в Париже тов. Красин, он был тогда полпредом [во Франции], порекомендовал доктора, который с успехом лечил А.М. Горького.

С Л.Б. Красиным я часто ссорился за свои закупки за границей, но знаком я был с ним давно. Еще в 1906 году мы работали вместе с ним, Игнатьевым, Богомоловым и Гардениным на финляндской границе, выполняя поручения ЦК нашей партии. С тех пор он, конечно, изменился, но как бы мы с ним ни ссорились, это было из-за принципов, ради дела, а не по личным мотивам.

В Париже французские власти протестовали против того, чтобы моя жена, Анна Ивановна, осталась во Франции. А ей по совету докторов надо было обязательно пройти курс лечения, ехать в то время на север она не могла. Тов. Сталин настаивал на том, чтобы ее лечили именно во Франции, по тому же методу, по которому спасли когда-то жизнь А.М. Горького.

Как раз тогда г-н Эррио сделался председателем Совета Министров. С письмом тов. Красина я явился к нему и получил его личное распоряжение префекту оставить мою жену на год во Франции. Закончив все свои дела в Париже и Лионе, где я с разрешения тов. Красина приобрел в «Берлие» несколько сот автомобилей, я попрощался с женой, с которой был очень дружен, и поехал на несколько дней в Лондон, где подготовил материал, чтобы напечатать книгу по нефтяной промышленности.

Закончив там наши дела по закупкам, я приехал в Брюссель на пару дней повидать друзей, с которыми когда-то учился. Затем в Берлине закончил некоторые покупки через нашего уполномоченного П.А. Белоусова и в начале января 1925 года срочно выехал в Москву, где обо всем подробно доложил тов. Сталину и тов. Дзержинскому.
Я беспокоился о жене, но хорошо, что она осталась во Франции – она не выдержала бы дороги. Я знал и любил эту страну и ее людей и знал, что жене моей не будет плохо.
Действительно, она поправилась немного, но так соскучилась по Баку, что приехала туда раньше окончания курса лечения, несмотря на наши протесты. Это и ускорило ее смерть.

А. Серебровский
Москва, 1936 г.‎