[отрывок]
Водные просторы способствовали появлению нашей семьи. Не в том смысле, что всякие там рептилии вылезли сто миллионов лет назад отобедать на сушу и стали людьми. В моей семье «объединились волны Волги с Каспием».
«Каспийские волны» были представлены моим прадедом, из адъютанта сосланного за пьянку на внутреннее Каспийское море кронштадского адмирала, превратившегося после революции в передовика Каспийского пароходства, моим дедом, бывшим в молодости был судовым механиком, а также моим дядькой, который, поступая в Зыхское морское училище, и опасаясь не пройти по конкурсу, так выполнил-перевыполнил нормативы, что был зачислен в офицеры-подводники – служил штурманом подводных лодок.
Бабкина семья до революции приплыла в Баку из Саратова по Волге на барже, на ней же поначалу и жила. Родители с утра уходили на работу, а три сестры с волосами цвета гребешков морских волн, читай блондинки, весь день по-девичьи ловили рыбу – клали в банки-склянки хлебный мякиш, опускали эти нехитрые приспособления на бечёвке под баржу, и через каждые полчаса-час собирали урожай из бычков и ротанов.
Став повзрослее, старшая сестра Любка поймала на крючок красавца-рыбака Сергея, жившего в Крепости. Средней, Анне, как бычок на мякине, попался грезивший морем мой дед Виктор. Где должна была быть его Ассоль в отсутствие канувших в Лету парусников? Правильно, на барже.
Судовой механик был под корень после свадьбы списан на берег, в судоремонтные инженеры. И только младшая сестра Мария опростоволосилась - вышла замуж за степного агронома, будущего Наркома земледелия. Завершая рассказ о нашем генеалогическом коралле, скажу также, что мой папанька был родом из-под Ульяновска, расположенного также на Волге.
... Море, тёплый наш Каспий!.. Я не знаю, во что я погрузился раньше – в воду Каспия, или в воду купели при крещении. А может, Каспием крестил меня город, в котором я до сих пор живу? По сравнению со своими предками я - сухопутная крыса, и то, что я делал компьютерную базу данных всех судов морского флота СССР, лишь слабая отмазка.
Моего деда, главного и неглавного инженера всяких там судоремонтных заводов, а позже - фабрик легкой промышленности, все уважительно звали Виктор Иванович. Я его звал просто и коротко – дед, от силы «деда». Как внуку-первенцу, мне дозволялось дома многое, в том числе лупить утомленного референта министра по пузу кулаком, когда широковещательный дед засыпал во время вечерних сказок о работе центрифуги, о мести Эдмона Дантеса обидчикам, или о походах на судне в Англию и в другие страны. Нередко дед сбоил, пытался всхрапнуть, бывало, что Эдмон в дедовской полудрёме начинал ремонтировать центрифугу. Тогда я безжалостно тыкал деда в живот, чтобы вернуть графа Монтекристо с социалистической фабрики в привычную ему буржуазную среду.
Каждое лето в начале июня мы под предводительством моей бабули-пенсионерки выезжали на дачу, жалованную старому большевику-прадеду ещё в 1943 году, на пригородную станцию Инжирная, и каждый вечер, залезая на крышу кухни, я ждал деда с работы.
Деду оставалось ещё несколько лет доработать до заслуженного отдыха, и он всё время подшучивал над бабкой, что женские мозги заканчиваются быстрее по жизни. По выходным мы с дедом ходили на рыбалку на Приморские скалы, а бабка чистила с полсотни принесённых нами бычков и ротанов, называя рыбу почему-то семечками, и вспоминала свою молодость на барже.
Основой существования на даче в жаркое апшеронское лето была питьевая вода. С купанием-то вопросов было поменьше, по крайней мере у меня – ходи себе по два-три раза в день на пляж. Воду для питья и для поливки сада на Инжирной мы брали из колодца шестиметровой глубины – качали с помощью мотора «Кама». Я помню, как струя холодной колодезной воды из шланга приводила нас в чувство, когда мы в полдень варёными сосисками возвращались с пляжа, что теперь справа от пансионата «Машиностроитель».
Вода была с соленоватым привкусом из-за близости моря, и в сочетании с недозрелым виноградом давала быстробежный эффект в отхожее место в течение первых нескольких дней пребывания на даче. Затем желудок смирялся с издевательством, и начинал исправно работать.
Дачный колодец - каменная бутылка без дна, с зауженной горловиной и расширяющимися стенками, с пробкой в виде оцинкованной деревянной крышки. Каждый год колодец приходилось чистить – через дно за зиму поднимался песок, ведро не утонет. Колодец был старый, без каких бы то ни было ступенек.
По приезду на дачу меня, тогда школьника начальных классов, дед укутывал, вооружал саперной лопаткой и опускал в прохладный колодец на веревке, на самое дно, где я стоял по щиколотку в воде. Технология чистки колодца была ворована у шумеров. Я наполнял ведро мокрым песком, дергал за верёвку, и дед тащил груз наверх. Это было мокрое дело на полтора-два рубля - сверху мне постоянно капал за шиворот мокрый песок, и дед исправно платил мне за вредную работу аж по копейке за ведро.
В тот год дед принял решение кардинально углубить колодец, нарастить снизу три-четыре ряда каменных кубиков. Для помощи по строительству к нам на дачу вызвали нашего дальнего родственника, причем, удивительное дело, его, как и деда, звали Виктор Иванович. Оба были страшно рады встрече, и звали друг друга не иначе, как по однотипному имени-отчеству.
Приехавший гость был мастером на все руки и матросом Кошкой в одном лице. Раздавая людям капли сноровки и удачи, Бог споткнулся и льнул полведра на голову нашего гостя, ставшему по жизни бесшабашным везунчиком. Виктору Ивановичу были подвластны все стихии, он владел кучей специальностей от верхолаза-ремонтника огромных портовых кранов до подводного сварщикома. Не боялся ни чёрта, ни дьявола. Любой инструмент был продолжением его рук, гвозди он вгонял в доски одним ударом молотка.
Как-то раз, будучи у нас в гостях в городе, и узнав, что антенна плохо настроена на приём сигнала, он не раздумывая открыл окно, и под вопли женщин по водосточной трубе поднялся на крышу двухэтажного дома. Спустившись с крыши таким же макаром, он слегка подосадовал бледной, как полотно бабке, что водосточная труба у нас какая-то хлипкая, и вся шатается.
Пока мой дед раздумывал, как нам опустить Виктора Ивановича в колодец, тот нахлобучил себе на голову пляжное сомбреро, и безо всяких там верёвок и страховок по стенкам колодца сам спустился вниз. Ошарашенный дед принялся подавать ему в ведре кубики и цементный раствор. До обеда работа продвигалась медленно, поскольку дед опасался уронить камень-кубик на гостя.
За обедом оба Виктора Ивановича решили «тяпнуть по маленькой для сугреву», хотя моему деду было совсем не холодно под палящим солнцем. Предохранители перегорели, и строительная бригада решила, что быстрее будет просто кидать сверху пудовый камень-кубик в колодец без всяких там страховочных вёдер, не взирая на нахождение внизу работающего персонала. Это кончилось тем, что мой дед сбил камнем-кубиком сомбреро с головы наклонившегося не вовремя Виктора Ивановича.
- Поаккуратнее там, Виктор Иванович,- прозвучало из колодца.
Бригада единодушно снова перешла на осторожный вариант подачи кубика вниз в ведре.
Вечером, за самоварным чаем, оба Виктора Ивановича вспоминали общих знакомых по работе в порту, делились новостями, а потом наш гость рассказал о трагедии, случившейся однажды во время военных учений на Каспии. Рассказ из его уст я слышал лет сорок назад, могу чего и напутать.
В период учений планировалась высадка на берег танковой бригады с моря для захвата плацдарма в зоне гипотетического противника. Памятуя, что с Каспием шутки плохи, военачальники поначалу высадку хотели отменить, поскольку надвигался шторм, но потом решили оставить всё как есть в сценарии действий, сочтя обстановку приближенной к боевой.
Посему экипажи сидели в танках, плохо закрепленные танки стояли на палубе. Начавшаяся боковая качка раскачала плавсредство так, что пара танков с одного борта ушла на дно, нарушая центровку судна и увеличивая крен на другой борт. Адские качели заработали. Несколько десятков тяжелых танков, пробивая борта судна, пошли на дно быстрее камня, пуская пузыри изо всех люков.
По тревоге не только водолазов-профессионалов, но и всех свободных работников порта срочно доставили на место трагедии, глубина в районе аварии была метров пять-шесть. Спасатели вместе с простыми рабочими принялись нырять, пытаясь открыть люки танков и вытащить из-под воды задыхающихся от нехватки воздуха танкистов.
Виктор Иванович рассказал нам, как беспрестанно ныряя на глубину, он лично вытащил и передал на подошедший баркас одного за другим четверых танкистов. Нырнул за пятым, и тут потемнело в глазах...
Очнулся Виктор Иванович на следующий день в госпитале, с куском воротника от бушлата пятого танкиста во рту. Врач военного госпиталя не смог разжать отверткой стиснутые мертвой хваткой зубы, и боясь повредить их, попросту отрезал часть ворота. Надо ли говорить о том, что я слушал рассказ везунчика с раскрытым ртом...
[ ... ]
