[отрывок]
С апшеронским песком я познакомился в детстве, когда первый раз пригородной электричкой приехал с мамой на нашу дачу на станции Инжирная. По-хозяйски обозрев участок, я мудро глаголил, что название станции неправильное, учитывая наличие винограда, граната, тутовых и прочих деревьев, включая, правда, и упомянутый в названии «инжирник», чем привел в восторг взрослых. Вторая моя сентенция относилась к вкусовым качествам песка, и к пустыне Сахара. Ничего сладкого в апшеронском песке не ощущалось и он противно скрипел на зубах. И ничего смешного в этом нет.
Песок – удивительная субстанция, быстро и легко меняющая свою форму, бесплатный детский конструктор. Недаром дети любят столько времени проводить в песочнице. Как сказала бы моя мама, апшеронский песок несёт оздоровительно-воспитательные функции. Со щенячьим восторгом маленького изверга я наблюдал, как в горячий песок закапывают мою живую бабушку. Не всю, конечно, а её нижнюю половину, больные ноги. Дедушка сказал, что он бы с удовольствием закопал и её верхнюю половину, но тогда некому будет варить борщ и жарить котлеты.
По песку лучше всего ходить босиком. Это я понял в первый же день, когда натёр ноги сандалями, в которые забился песок, превратив их в подобие наждачной бумаги. А какая ещё бумага будет на нашей даче – конечно же, «нашдачная». Чтобы я не ныл от пощипывания лопнувших мозолей, мама показала мне, как делать «секретик» в песке – поместила под стекло несколько маленьких полевых цветков, пяток ракушек, и две маленькие улитки. А чтобы не потерять место «секретика», в песок надо воткнуть камышинку.
За два-три дня я превратил дачу в подобие минного поля – повсюду торчали прутики и камышинки, и чтобы взрослые не порезали ногу об стекло, я прочертил повсюду линии для хождения. Что-то я заврался. Правильнее сказать так: чтобы взрослые не сломали мои «секретики», я прочертил повсюду линии для их хождения и орал во всё горло, если кто-то приближался к моим схронам. Взрослым это надоело, и был заключен пакт, по которому все мои сокровища были в целости перемещены за курятник, а я сразу потерял к «секретикам» большой интерес.
Крышей курятника я владел четыре года, пока не подрос мой младший брат, отвоевавший, точнее отвывший мой «штаб» своим беспрестанным хныканьем. Я дал ему в ухо, чтобы он отстал, но это только ускорило потерю мною недвижимости.
Я к тому времени уже успел сдружиться с песком, постиг азы апшеронского племени дачных аборигенов, научился ходить гюрзовой походкой и бегать по песку в любое время дня и ночи. У моего брата в детстве были слабые, почти рахитичные ножки, и врачи прописали ему горячий песочек – походить-поковылять, ножки укрепить. С песком мой корыстный Витюха общаться категорически не хотел, а часами возился с веревочками, обозначавшими штабную связь. С курями, что ли?
- Кино и немцы-, как сказала моя тётя.
Катастрофы удалось избежать благодаря мудрости моей бабушки. Она просекла гобсековость моего братишки, бросила в песок рядом с домом горсть монет - медных трешек и пятаков. Найдя одну из монет, она громким криком оповестила дачников, что рядом с домом обнаружен клад. Взяв сито, бабушка вскоре высеяла вторую медную монету. Не прошло и минуты, как ситом завладел коршуном слетевший с крыши своего штаба этот нытик и тупондя Витюха, вмиг заболевший песочным вариантом золотой лихорадки. Весь день этот маленький придурок возился с ситом, складывая монеты в одно ведёрко, а камушки, колючки и прочий мусор – в другое. Вскоре песок у нашего дома достиг такой чистоты, что его можно было экспортировать в Златы Пясцы или в Ниццу.
Каждое утро у нас начиналось с того, что бабуля спозаранку брала ведерко с намытым вчера «золотишком», и вновь высыпала в песок те же сизифовы монеты в том же самом месте у дома, слегка припорошив их песочком. В душе я свирепел, что у нас растёт такой недоумок, но мама меня успокоила, сказав, что брат подрастёт и поумнеет.
Каждое лето в начале июня мы под предводительством бабули выезжали на дачу на станцию Инжирная, что соседствовала с поселками Мардакяны и Шувеляны. Апшеронская электричка туда шла часа полтора, но вся прелесть была в том, что мы ехали в трехмесячный рай с вещами в грузовике или в автобусе. И вместе с нами каждое лето на апшеронские дачи отправлялись десятки, сотни тысяч благодарных паломников.
Задолго до нашего появления на свет Апшеронский полуостров был пристанищем и игрищем всех четырех стихий мира – Огня, Земли, Воздуха и Воды. Вырывавшиеся из-под Земли с незапамятных времён грифоны горящего Огня превратили Апшерон в святилище огнепоклонников. Капризница-Вода, омывающая Апшерон с трёх сторон, живёт своей жизнью, ставя в тупик все прогнозы ученых относительно своего поведения.
Возмущенный таким несуразным поведением Воды, могучий Ветер, сын Воздуха, устраивает на Каспии жесточайшие двенадцатибальные штормы, выбрасывая на берег тину, оглушенную рыбу и даже попавших ему под горячую руку тюленей и баркасов. И только на Апшероне благодатная Земля родит такой сладкий виноград, такие вкусные помидоры, бадымджаны и курдюк из семейства кебабовых, и такую душистую зелень – базилик, кориандр, тархун-эстрагон, укроп и сельдерей.
Земля, одна из четырёх образующих мир стихий, является плотью мира и строителем плоти человеческой. Любой школьник знает, что Бог вылепил Адама из глины. Помимо глины, заботливый строитель Земля постоянно складывает в нас запасы солей, песка, камней, стекла, жира и других вещей, которые нам приходится со стыдом и болью удалять из организма.
Возможно, в нас есть ещё кафель, цемент и метлах, но учёные пока не докопались до того, где они находятся. Ходят слухи о штукатурке на лице, женщины их категорически опровергают. Стекло поступает в нас с пивом и водкой, именно после потребления алкоголя у людей появляется тяжелый, остекленевший взгляд. Ещё древние индейцы жевали содержащие алкоголь листья кавы. Листья кавы куда-то делись, но алкоголизм устоялся.
