Любовь пришла ко мне насильственным путем, в подъезде, в компании семерых пятиклассников. В тот светлый майский день, если разобраться, с утра меня больше заботило сомнение - станет ли, наконец-то, сборная СССР чемпионом мира по футболу в Мексике, или мы опять позорно остановимся в полуфинале, как на чемпионате в Англии.
После уроков бледный загадочным разумом Валерик, пощипывая от волнения свою рубашку, с мрачным видом вестника печали позвал меня в подъезд старого дома. Когда я зашел в сумрак парадной с вырезанными на двери узорами судьбы, меня обступили одноклассники с какой-то тревогой незавершенности.
- Я люблю Таньку Козлову, за Нелку ещё будут драться Вагиф с Олегом,- сделал сообщение о своих и чужих ближайших планах в личной жизни Фрол, выступив вперед и физически, и словесно.
В принципе, в том, что мы оказались в одной подгруппе с хозяевами чемпионата, - возражали скоротечно сложившейся ситуации мои мысли,- ничего страшного, из четырех команд в четвертьфинал выйдут две, да и Бышовец у нас – прекрасный нападающий.
- Может, пойдем с «бэшниками» в футбол поиграем,- я ненавязчиво попытался сменить тему, но мои сверстники были непреклонны в любви и бессознательны к футболу, и меня вернули к принятию судьбоносного решения. Выяснилось также, что волоокая Зуля оказалась записана предметом сердца Акифа, а сноровистый Валерик, способный сотворить себе счастье за одну минуту, уже успел забронировать на свой счет вездесущую в смысле нахождения звеньевую пионерку Галку Тимохину.
- Так что, выбирай. Либо ты будешь драться за Нелку с Вагифом и Олегом, либо ты любишь Лариску, больше в нашем классе других девчонок нет.- констатировал в итоге Фрол, созерцая в поддержке лица остальных собравшихся.
- И всего делов-то,- подумалось, мне. Я ожидал, что мне предстоит публичная казнь и потеря отдельных мест ценного здоровья за двойку, выставленную моей мамой Вагифу и Фролу в третьей четверти по алгебре с угрозой оставить на второй год.
Кто-то в полутьме от томительности ситуации достаточно плюнул на стену, затер конец спички в клейкость штукатурки, чиркнул головкой спички о коробок и метким броском прилепил огонёк к потолку, осветив висевшие над нами темные пятна ожогов от других, сгоревших ранее, спичек.
- Выбирай Нелку,- воспользовавшись ситуацией паузы, зловеще шептал мне в ухо двуличный Валерик, любитель всяческих конфликтов и терапевтических экспериментов.- Лариска горбатая, да и костлявая какая-то.
- Не горбатая, а слегка сутулая,- шептал ему я опровержение в ответ, отстаивая своё мнение уголком рта. Мне не хотелось драться ни с хорошим полузащитником Вагифом, ни тем более с нашим гориллой-вратарем, второгодником Олегом. Спичка догорела, и в трусости безразличия моей первой любовью была назначена общим собранием сутулая и худощавая Лариска.
Я думал, что экзекуция в силу наибольшей общественной пользы подошла к финальному свистку, но было назначено дополнительное время. Чтобы заставить её недоразвитое в трепетности сердце биться сильнее в унисон с моим, классовое сознание пятого «А» подвигло меня, хотя и несколько скоропостижно для моих незрелых в направлении Лариски чувств, написать ей амурную записку на листке клеточного уровня с признанием в бесконечной любви до последнего дыхания у школьной доски. Спустя несколько минут наш анклав доплёлся до её подъезда и зарегистрировал мелом наши отношения арифметически, путем плюсового выражения на зелёной штукатерке.
Мне вменялось впредь таскать портфель со школы до обители возлюбленной, оказывать ей другие знаки школьно-альковного внимания – подарить ей новомодную шариковую ручку, бегать в буфет за коржиками и пончиками для наполнения сосуда моей любви жизненным содержанием - муками и повидлами.
Для приобретения душевного равновесия, вызванного вторжением в наши детские души высоких и светлых чувств из темного подъезда, и кто сказал, что браки свершаются на небесах, мы с Валериком и Акифом без единого слова опровержения достали из наших заначек припасенные на черный день синенькие купюры счастья номиналом в пять рублей, и отправились на последний холостяцкий мальчишник, благо на бакинском бульваре пышно цвели под майским небом японские игровые автоматы, вызывавшие устойчивую наркотическую отрешенность от любви у подростков с первой минуты появления в зале до последнего застрелянного двугривенного в кармане.
[...]
