(к десятой годовщине со дня смерти изобретателя акваланга, 25 июня 1997)
Долгие месяцы я плавал в утробе матери без какого-либо подводного снаряжения - вода была не солёная и не разъедала глаза. Мама перехаживала мною. Ласты там оказались бы лишними, но небольшие очки для подводного плавания не помешали бы.
Хоть у меня и не было столько отростков, как у осьминога, после рождения я с радостью воспринимал своим водоизмещением в четыре килограмма акваторию ванны. Во младенчестве, сидя крохотной каплей на руках у деда, с упоением бил по морской глади ладошками,- фонтан брызг и хохота,- с головой спокойно погружался с предком в воды Каспия, мобидично... тьфу, методично пофыркивая после каждого выныривания.
Это в одну и ту же реку нельзя войти дважды, в наше же море мы входили и дважды, и трижды в день, и не только философы, но и бараны вбегали в воду иногда рядом с нами, блея не то от ужаса, не то от удовольствия.
Запрет на проникновение в дальнюю «тындырку» дачного домика я выдержал аж два дня. Уж больно подозрительно выглядел ящик с немецкими буквами на крышке. На третий день, как только бабка отправилась на сиесту под инжирник, я прокрался к ящику. Догадавшись, как действуют защелки, стрельнул ими, открыл крышку и ... остолбенел. Дойчен золдатен! На дне ящика обнаружились два шпионских металлических баллона с какими-то часами, напоминающими обычный будильник для бомбы, и две странные трубки. Про такие мелочи, как подводные диверсантские очки и ласты я уже не говорю. Разбуженная мною по тревоге бабка вскочила с раскладушки как боец по борьбе с бандитизмом, минут пять приходила в себя, а потом расхохоталась.
- Докопался таки, паршивец!
Оказалось, что это ящик дяди Коля, сына Дадаляки. Племянник моего деда мечтал стать моряком, и в конце концов стал штурманом подводной лодки. Летом на даче он увлекался подводным плаванием и нырянием с аквалангом. Я с трудом, иссилясь выпустить крокодилью сиротскую слезу, уговорил бабку испытать найденную резиновую маску в бочке с водой. Опустив лицо в воду, я полчаса постукивал по бочке, как по стенке подлодки, но та была не в силах рассказать дотошному ребенку про тайны мирового океана, и я довольствовался локальным наблюдением за отделением от стенок и всплытием малюсеньких пузырьков воздуха.
В предкомсомольском возрасте с моим другом Эльдаром, имея одну маску на двоих, мы до гусиной кожи ныряли попеременно под воду с приморских скал на глубину трех-четырех метров, доставая жменю песка в знак достижения дна, чувствуя себя богом без всякого перенасыщения крови азотом. Или, на худой конец, Ихтиандром.
В один из летних дней к нам на дачу приехала моя двоюродная тетя с мужем. Мне показалось, что сестра дяди Коли выбрала Лёшу в мужья за тот факт, что он, как и её родной брат, увлекался подводной охотой. Не может подводник быть сволочью – дерьмо всплывает и плавает по поверхности, сами торпеды выпускали.
В первый приезд дядя Леша подарил мне книгу «По следам морских катастроф», а также книгу французского натуралиста и изобретателя акваланга Жак-Ива Кусто «В мире безмолвия». Первая не увлекла меня сильно, потому что все эти наглые корабли тонули во всех местах, кроме нашего Каспийского побережья, и искать на дне у Приморских скал, кроме бычков и ротанов, было нечего. От второй книги я заболел морской бездной.
В то лето не кусающиеся тюлени, а я представлял наибольшую опасность для подводных охотников – я был готов прострелить любой движущийся под водой объект, от подводной лодки до ягодиц ныряльщика. Я зачитывался приключенческой литературой про подводную охоту, батискафы и коралловые рифы. По ночам мне снились владения Нептуна – подводные скалы, покрытые зелено-бурыми водорослями, рачками и ржавыми корпусами затонувших кораблей. Среди скал, под струящимся серебристым снежком из планктона паслись тюлени и морские коровы с колокольчиком на шее. Плавно шевеля плавниками, к облаку планктона с широко раскрытой пастью плывет белуга весом в полтонны.
Тут внезапно появляется моё худосочное водоизмещение, Чингачгук с подводным ружьем, крепко сжимающий зубами загубник трубки. Я издаю евстахиевой трубой победный клич охотника, и почувствовав мой трубный глас, вся рыба в Каспии, начиная от маленьких бычков и ротанов, и заканчивая этой громадной королевской белугой, цепенеет, трепещет жабрами, и даже на Черном море кое-какая камбала в испуге залегает на дно.
Дядя Лёша был мастер на все руки – он постоянно что-то усовершенствовал, переделывал, мастерил одним словом. Когда я закончил восьмой класс, он приехал как-то раз на мотоцикле с коляской к нам на дачу, и подарил мне своё старое ружье для подводной охоты и ласты. Конечно, такой роскошный для пацана подарок вызвал серьёзные опасения у женской когорты нашей дачи.
- И начерта тебе все эти ласты и трубка с оранжевым загубленником? – выдала историческую фразу моя бабка.
На следующий день с утра мы стали собираться на морской промысел. Наши оба ружья стреляли гарпунами, только его подводный пистолет пулял гарпун размером с шампур с помощью закачанного в баллон воздуха, а мой арбалет был «рогаточного» типа – надо было натягивать резину, как у рогатки. Дядя Лёша пошел за ворота дачи заводить мотоцикл, а я завершал свою экипировку – нацепил маску и ласты, вдел трубку для подводного плавания и зарядил ружье.
Когда я со своей «рогатиной», цепляя ластами за все верблюжьи колючки, показался из-за угла, Лексей, как я его про себя величал, чуть не выронил казбечину изо рта. Дядя Леша глянул на моё интубированное трубкой чучело в ластах и маске, и тихо молвил:
- Ружьишко-то разряди, неровён час... трясет на ухабах...
[ ... ]
