Весна уже чувствовалась. И еще как... В воздухе носилось что-то неуловимое, то ли звук, то ли запах, то ли мелодия. Может быть это аромат свежей, еще не пыльной листвы, так пьянил голову, а может возрождающийся над Городом любимый, но забытый запах теплеющего моря создавал эту иллюзию. Или тому виной были первые открытые окна, с их домашними запахами и звуками, рвущимися на улицу. А может все вместе, приправленное цоканьем каблучков редких еще босоножек и пикантным мельканием первых обнаженных плечиков и уже обесчулоченных женских ножек вызывало такой нестерпимый зуд в крови, что ну никак невозможно было усидеть в душном и строгом классе. И головы невольно поворачивались к окну, и ноздри жадно тянули в себя воздух свободы сквозь раскрытые классные окна.
Учителя, закаленные годами борьбы с весенней распутицей в молодых головах , знали верное средство для их охлаждения. Грозная дубина приближающихся экзаменов вытаскивалась ими из учебных планов и выставлялась на всеобщее обозрение. И кто-то остывал, кто-то продолжал кипеть, но масса бурлящих не достигала критической и взрыв погибал, задавленный страхом, прилежанием или честолюбием. А сегодня что-то произошло в этих головах. Черных, которых было большинство, шатенистых, которых было меньше, русых, или того хуже, блондинистых, которых было раз-два и обчелся. В них звенело, пело, или трусливо ворчало сладчайшее слово "нашатал", известное каждому жителю Города, и означавшее всего-то- навсего побег с уроков.
Учителя ничего не понимали. Обычно нормальный, управляемый класс, сегодня напоминал воздушный шарик, коварно проколотый иголкой. Он шипел, метался из стороны в сторону, неожиданно затихал, а потом вдруг, из какого-то угла, стремительно шарахался в сторону. По классу летали записки и влюбленные взгляды.
Орггруппа отыскивала пути осуществления побега. Коварные халдеи - благословенна будь "Республика ШКИД", так точно определившая имя этим мучителям рода человеческого - с учетом наступившей весны еще более усилили надзор над входной дверью школы. Около нее, едва не баррикадируя ее, сидела группа прикрытия, в которой был не только хромой и грозный сторож Гусейн-Ага, но и кто - то из учителей. Вход был относительно свободным, а выпускали из школы только по записке , и, даже не от учителя, а от завуча. Наверное, весна действовала и на учителей, но как-то своеобразно. Если у нормальных людей весеннее бурление крови усиливало стремление к свободе, то у них начинало бурлить и бить копытом желание "не пущать", въевшееся в их плоть и кровь..
Входная дверь была желанна , но не достижима. Запасной мальчишеский вариант- перелезания через старое инжировое дерево на стену и спуск оттуда - был приемлим для одного - двух, но не для всего класса. Да и для девочек он был совершенно неподходящ. Оставался последний вариант- прыжок из окна родного класса, благо оно было почти что на уровне человеческого роста.
Анализ вариантов был завершен, и из угла , занимаемого орггруппой, волной поползло решение - "прыгаем в окно". Мальчишки мужественно кивали своими плохо причесанными головами - не впервой, девочки принимали это, как печальную неизбежность, и тоже кивали головами, но поскольку таких кивков было много, воздух в классе незаметно пришел в движение, еще больше усиливая ажиотаж. Периодически волна шопота натыкалась на слабый девичий взвизг, когда весть доходила до парт, на которых сидели известные трусихи. Но осточертевший класс и представляемые блаженства свободы перламывали даже их. И взвизг, начинавшийся на испуганной ноте, к завершению уже явно переходил в бесшабашно - победный подвзизг - "все равно сбегу!".
Сонная географичка утаптывала своими слоновыми ногами пол около карты и громко рассказывала что-то, совершенно не нужное ни ей, ни классу, а класс собирался с духом. Побег был намечен на ближайшую перемену. Наконец, глянув на часы училка угомониась и плюхнувшись на стул стала расслаблено ждать звонка, так же как и класс, глядя в окно на весеннюю улицу. Дежурный получал последние инструкции. Дело то было бы обычным, если бы не срывался весь класс. А так надо было учесть все варианты. Дежурный должен был отнести карту в учительскую и резво вернуться обратно, по дороге наблюдая ситуацию. От его доклада зависило все.
Прогремел звонок. Нервы у всех были на пределе. Училка, подгоняемая в спину и попу пинками нетерпеливых глаз наконец-то дотопала до двери, за ней, во - всю корча рожи и подражая ее слоновей походке шел дежурный со свернутой картой, и, когда за ними закрылась дверь, в классе наступила совершенно непривычная тишина. Обычно, как только закрывалась дверь за учителем, в воздух взлетал радостный вой десятка голосов, от которого старенькая , но крепкая дверь начинала испуганно скрипеть. А сегодня класс не мог привлекать к себе внимание. Все, с собранными портфелями, напряженно смотрели на дверь. Самые нетерпеливые уже стояли одной ногой на подоконнике, и на них пошипывали наиболее благоразумные "не светись, секанут!"
Наконец дверь открылась, в ней появилась измазанное мелом седалище дежурного, он последний раз глянул в коридор , закрыл дверь и завопил шепотом "Бежим!"
Окна открывались не руками. Их распахивал поток радости, несшийся из класса на улицу. Через несколько минут наиболее ушлые пацаны стояли внизу, под окном, остальные прыгали вниз в порядке очереди и отбегали в сторону, и лишь парочка галантных идиотов помогали дамам выйти в форточку. Всю меру своей глупости они поняли много позже, когда стоявшие снизу стали делиться своими впечатлениями.
Ниболее сообразительные и храбрые девченки просто подходили к окну и прыгали вниз - лететь было всего два метра, другие , тоже умные, но более трусливые, плюхались стремительно на попу, и съезжали вниз на руки мальчишек. Остальные принялись доставлять пацанам удовольствие. Они приближались к краю окна, спохватывались, начинали подбирать юбку, сжимать ноги и всячески не допускали даже малейшей возможности продемонстрировать свои прелести мальчишкам. В результате, все выходило совершенно наоборот. Их то класс как раз очень хорошо и рассмотрел.
Когда последнюю трусливую толстуху, почти поставившую класс на грань провала, галантные идиоты просто выпихнули из окна, и все оказались на свободе, класс, прижимаясь к стеночке под окнами дотопал до угла, вылетел на улицу Низами, набрал полную грудь воздуха.... и завопил...
Завопил, выпуская из себя все напряжение предпобегового мандража и последние остатки мерзкого школьного воздуха. Орали все, дружно, в один голос, все, и девченки и мальчишки, и храбрые и трусливые, и отличники и двоечники.... Это там, за душными стенами школы они отличались и по уму, и по знаниям. И начнут отличаться снова, спустя несколько минут, но пока в эти секунды они были равнее равных. И они вопили во весь голос, распевая гимн свободе, теплому весеннему дню, своей молодости и счастливой жизни, которая ждет их...
М. Нейман (Баку - Хайфа)
2004г.
