Мамедов Алтай. Бомба (окончание).
Мамедов Алтай. Бомба (окончание).[править]
(перевод - Тофик Сейфи и Алекбер Сейфи)
В один из дней усатый охранник втолкнул в камеру человека. Дверь в камеру с лязгом закрылась за ним.
Сейфи в таком виде не мог его узнать. Когда глаза вошедшего привыкли к полумраку камеры, он посмотрел по сторонам и взгляд его остановился на Сейфи.
Лицо растянулось в приветливой, может, не в совсем уместной здесь улыбке. Приятным голосом он, нараспев, произнёс:
- Ассалам алейкум, о Али Акбер!
Все удивлённо переглянулись. Сокамерники считали, что «Сейфи» - это его имя, на самом деле это была фамилия, а имя было Алекпер. Все – и стар, и млад, называли его «Сейфи», превратив фамилию в имя.
Тот, к кому обращались, улыбнулся и в таком же тоне ответил:
- Ва алейкума ассалам, о Али!
Секретарь подал голос:
- Снова та же история… Только недавно от Мишки избавились.
Никто не обратил на реплику внимания, все с улыбкой ожидали продолжения диалога.
Вошедший прочёл строфу:
- Я пришёл в стакан вам сахар положить…
Сейфи тут же подхватил:
- Я не приходил, чтоб сердце в грязи уронить…[1]
Секретарю были знакомы эти строфы, но он никак не мог понять, для чего эти двое их говорят.
Сейфи представил нового пришельца:
- Этот господин – известный молланасреддиновский поэт Али Рази [2] по прозвищу «Треснутая пятка тёти».
Секретарь собрался и ждал окончания речи.
Сейфи сказал:
- Добро пожаловать, радость принёс, о Али!
- Да будут добрыми твои дни, о Али Акбер!
Сейфи продолжал его представлять:
- Это знаменитый писатель Али Рази Шамчизаде, ещё до революции стал членом большевистской организации. Лично участвовал в революции в Иране – перевозил оружие, а при необходимости, зашив золото в подкладку пальто, тайными и опасными дорогами провозил его революционерам Южного Азербайджана. Рассказываю, чтобы знали, какой большой человек наш новый товарищ.
Мужчина на прежней шутливой манере ответил Сейфи:
- Да, я вам не какой-то такой-сякой, а такой же, как вы – избранный человек. Разве в ваше избранное общество могли бы привести какого-нибудь такого-сякого?
- Нет, конечно. А теперь скажи, на кого ты оставил свой пост ответственного секретаря Гянджинского филиала Союза писателей Азербайджана, о Али Рази?
- Я передал его тому мерзавцу, который написал на меня донос и клеветал на меня на допросе, так что, о Али Акбер, не волнуйся – филиал в надёжных руках!
Сейфи разместил его рядом с собой. Некоторое время все прислушивались к воспоминаниям и сочным рассказам «Треснутой пятки тёти». Он, увидев постоянно строгое лицо секретаря, сказал ему:
- Наше положение как в античных трагедиях: не сумеем выдержать – пропадём. Наша жизнь стала подобна шекспировской трагедии, где трагические моменты чередуются с комическими, а не то помрём раньше срока!
Сейфи внимал ему. До секретаря сказанное доходило с трудом.
В один из дней по какой-то причине Али Разы перевели в другую камеру. Пригорюнились все.
А ещё через день в камеру втолкнули красивого, богатырского вида русского парня. Первым его вопросом было:
- Есть ли здесь театралы?
Ему указали на Сейфи.
- Артист?
- Да.
- Драматический?
- Да.
- А я оперный певец, будем знакомы – Пётр, арестовали в Саратове. Почему сюда привезли – не знаю. Я мечтал о Большом, а никак не о Баиловском театре. А меня вместо Москвы – сюда. Петь хочется, а тут запрещают.
Сейфи увидел в нём детскую непосредственность и жажду деятельности, свойственную молодым.
- Придёт время – выйдешь на волю.
- К тому времени пропадёт всякое желание петь… Я раньше не имел никакого представления о вашем народе, но когда в соседней камере один литератор перевёл мне одну строчку одного вашего поэта, – я понял ваш народ.
Голос его окреп, зазвенел, послышались слова:
- Во мне вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.
- Это дословный перевод, - сказал Сейфи.
- Прекрасно! Если сделать литературный перевод – погибнет поэт…
- Поэтов много…
- Одной этой строчки хватит.
Соседи по камере не обращали на него особого внимания. Сейфи же, позабыв о своих бедах, волновался за его судьбу.
В один из дней Пётр сказал:
- Хочу петь!
- Не нужно этого делать.
- Хочу петь!
- Это может плохо кончиться.
- Если не спою – умру…
Пётр поднялся, рванул воротник рубахи и…раздался звук такой чистоты и силы, что все в камере вскочили на ноги.
- На земле весь род людской…
Это была ария Мефистофеля из оперы «Фауст». Даже те, кто не понимал слов, слушали Петра с интересом. Сейфи слушал с волнением – казалось, что от этого голоса рухнет металлическая дверь камеры, а её стены в ту же минуту рассыпятся в прах. Пение Петра словно вселяло во всех силы и уверенность.
- На земле весь род людской…
Двери открылись, Петра увели в карцер.
Через три-четыре дня, основательно помятого, его возвратили обратно. Придя более-менее в себя, он вновь заявил:
- Сейфи, хочу петь!
- Не пой, береги голос, он у тебя шаляпинской силы, Пётр, оставь пение на время.
- Если не спою – умру, Сейфи!
По привычке встав на ноги, Пётр двумя руками разорвал на себе рубаху и пропел на незнакомую Сейфи музыку из арии несколько раз уже известную строчку:
- Во мне вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.
Неожиданно он разозлился и сказал речитативом:
- В какую дыру загнал богатырей ваш усатый?!
Сейфи всё понял, вздрогнул от неожиданности: «Усатым» называли Сталина.
- Хватит, Пётр.
Дверь открылась, в камеру ворвалось несколько тюремщиков и силой выволокли Петра. Пока его тащили, Пётр успел пропеть, наверное, раз тридцать:
- Во мне вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.
Назад он больше не вернулся.
И снова в камере воцарилось безмолвное молчание. Пётр всё богатство своей души вложил в протест, значит, надо быть спокойнее; жаль, что нельзя уже ему перевести строки Тофика Фикрета:
- Не склоняйся и помни: как бы тьма не наступала на Солнце,
Оно никогда не погаснет, ибо каждая ночь сменяется светлым днём.
«Попали все в один водоворот… и не знаем, каков будет конец, каков приговор… пропал парень, будущий Шаляпин». У секретаря тоже не выходила из головы мощь и талант оперного певца. «Нельзя выходить из равновесия! Для будущей борьбы и отмщения надо сейчас сохранять спокойствие!». Однако, вскоре настал такой момент, когда и Сейфи не сумел сохранить спокойствие.
Из соседней камеры слышались звуки пощёчин и грубой брани (видимо, дверь в неё была приоткрыта). Следователь Атакишиев [3] допрашивал красивую молодую женщину, близкую родственницу Гамида Султанова [4].
- Эй, ты,…, назовешь имена врагов народа?
- Первый враг народа – это ты!
- Заткнись! – снова брань и удары, - Будешь говорить или нет, ты,…
Многие поговаривали о том, что Атакишиев – педераст.
- То, что ты говоришь мне, подобает женщине, а ты, грязный сводник, сам служишь женщиной для мужчин, подлец!
Снова ругань, пощёчины, удары ногами, крики жертвы.
Сейфи впервые за время заключения утратил спокойствие, забарабанил кулаками по двери камеры. Чуть позже загремели-застучали двери соседних камер. Вся Баиловская тюрьма дрожала от мощных ударов заключённых. Допрос прекратился. Атакишиев ушёл. Через некоторое время было установлено, из какой камеры раздались первые удары, и Сейфи отправили в карцер.
…Колёса поезда стучали на стыках чётко и ритмично.
Знаешь ли ты, Сейфи, что эта женщина занимает сейчас высокий пост в правительстве?
Нет, не знаешь, как не знаешь и того, что ровно через месяц этой же дорогой вернёшься в Баку на празднование юбилея своего старого друга, ставшего выдающимся таетральным актёром.
Не знаешь , что на юбилейном банкете бывший научный работник из Гянджи, ставший ныне секретарём ЦК [5], поднимет заздравный тост в твою честь, а сидящая рядом с ним женщина – да, да, та самая! – узнает от него о твоей реабилитации, восхищённо-зачарованно будет смотреть на тебя, встанет со своего места, подойдёт к тебе, станет сбоку от тебя и обнимет. Ты повернёшься к ней, а она будет осыпать поцелуями твои глаза, лицо, а все присутствующие будут находиться в полном недоумении. Эта царственно красивая женщина ещё тогда, в тюрьме, узнает, что ты первым начал стучать в дверь камеры, что попал за это в карцер – у камер ведь тоже есть уши.
.jpg)
А пока ещё Сейфи едет в Гянджу и представляет себе сцену первой встречи с давними друзьями-актёрами, мыcли его тем временем вновь возвращаются под перестук колёс к годам ареста.
Камера то заполнялась, то пустела, то вновь заполнялась; секретарь, получив свои десять лет, ушёл. Подошла и очередь Сейфи.
Суд длился десять минут...
«Контрреволюционное покушение на руководителей республики». Мужчина с волосатым лицом и красными глазами, словно после тяжкого труда, механически открыл сжатый рот (двое остальных члена «тройки» и безразлично молчали) и изрёк:
- Десять лет!
- Но ведь мне ничего не смогли доказать, ведь я невиновен!
Волосатый мужчина взъярился:
- Не артистничай, знаем – все вы такие.
- Я с четырнадцати лет на сцене, но такого артиста, как вы, ещё не видел.
- Жаль, что твоя папка очень тонкая, не то...
Суд длился десять минут - по одной минуте на каждый год приговора.
Что означают слова «тонкая папка» он узнает потом, в лагере у заключённых. Один из них, бывший ранее председателем «тройки», а потом сам попавший под арест, говорил, что им указывали, кого расстрелять, а кого отправить в лагерь на различные сроки. Папки некоторых людей, приговорённых к расстрелу, он возвращал, потому что человек не мог быть расстрелянным – очень тонкая папка. Через час-другой ему возвращали папку, внутрь которой засовывали различные бумаги:
- Расстреливай! Вот и всё! – и председатель в этих случаях пытался успокоить свою совесть. [6]
После суда Сейфи дали свидание с близкими.
Сурейя показала ему на свёртки и сказала:
- Это тебе от Самеда Вургуна; и на расходы для детей он тоже дал.
Сейфи огорчился:
- Самед поступил неосторожно; великое счастье, что он на свободе. Ни кому об этом, Сурейя, не говори, и у стен есть уши, узнают – быть беде!
Теперь стук вагонных колёс проникал в душу: «Если бы я вышел на свободу на пять-шесть месяцев раньше, успел бы сказать слова благодарности Самеду лично. Когда жизнь стала меняться к лучшему, Самед умер. Не будь хороших людей – не выжили бы дети…»
Сейфи пока ещё не знал, что сделал для его семьи друг детства Азиз Шариф [7] - об этом ему позже расскажет Сурейя.
В один из трудных дней войны Азиз разыскал Сурейю и спросил:
- Среди ваших близких родственников есть ли литератор, знающий толк в переводах?
- Для чего?
- У меня есть переведённая Сейфи пьеса Шиллера «Разбойники», сейчас есть хорошая возможность её напечатать. Но, сама понимаешь, печатать её под его именем очень проблематично.
- Вы - самый близкий наш родственник!
- Нет.. Это будет очень некрасиво – печатать под моим именем…
- Почему неудобно? Если захотите, то за пять дней сами переведёте пьесу, под предлогом, что перевод плохой. Все знают Ваш талант и умение.
Азизу пришлось подчиниться, и пьесу напечатали под его именем. Прибавив к гонорару и часть своих сбережений, он отдал всё Сурейе.
Сурейя умела хранить тайны, понимала, что Азизу не поздоровится, если посторонние узнают о его добром поступке. До возвращения Сейфи никто и не знал об этом. Позже, при встрече, Азиз скажет:
- Сейфи, прости, в прошлые годы я совершил плагиат.
- Да будут все плагиаторы мира похожими на тебя! – ответит Сейфи [8].
На свете есть много хороших людей, иначе бы Земля давно погибла.
…В лагере он таскал камни, валил лес. В морозной, снежной Сибири Сейфи как- то тяжело заболел. На свете есть много хороших людей. В лагерном лазарете самым опытным врачом была видная, красивая женщина, родом из семьи Шахтахтинских [9]. Узнала его. Спросила тихонько:
- Ты ли это, Сейфи?
- Да.
Разговор был коротким. Вылечила, оставила при лазарете санитаром. Поставила всех в известность о невозможности его дальнейшей работы на стройках. Тяжёлые, трудные дни тогда испытывал Сейфи, да и не он один. Не было счёта умершим от голода, холода, болезней. Либо сам погибнешь от мук, либо муки других людей примешь близко к сердцу. Все годы войны стояли самые страшные и свирепые морозы.
После окончания войны с Сейфи произошёл случай, похожий на чудо. Да и не только с ним.
Во все тюремные лагеря проник такой свет – заключённым казалось, что на час-другой они вновь стали счастливы: в лагерях начали показ кинофильм «Аршин мал алан» Узеира Гаджибекова [10]. И для Сейфи словно исчезло пространство между залом и экраном. Он хорошо знал и лица игравших в нём актёров, и ту эпоху, которую они играли.
Что с ним творилось?! Он хотел назвать исполнителей не по именам их ролей, а по их собственным именам – знал и Султан-бека, и Аскера-Рашида [11], его отца – выдающегося ханенде Меджида [12], любившего Алекпера наравне с родными сыновьями, и сердечного своего друга Сулеймана-Исмаила [13]. Порой Сейфи казалось, что Исмаил, увидев его, чуть ли не собирается сойти с экрана и обнять его. «Нет, Исмаил, не сходи с экрана; тут тяжёлые времена; если достаточно твоих сил, протяни мне руку и возьми меня отсюда туда, к себе, в неиспорченные, чистые, волшебные времена Узеира. Если я умру, то лучше в те времена; забери меня, Исмаил, забери!».
После окончания фильма он словно осиротел. Затем в своём воображении просматривал фильм снова и снова.
По истечении некоторого времени в один из дней его вызвал к себе начальник лагеря.
- Ты был директором театра там (то есть на свободе)?
- Да.
- Мог бы собрать труппу и подготовить представление?
- А где взять силы – нужны актёры, актрисы…
Начальник усмехнулся:
- Начиная от Малого до Большого и от Киева до Ташкента кого скажешь – того из лагерей соберём.
- Можно попробовать.
Через пару дней из соседних лагерей собрали более сотни актёров, актрис, певцов, танцоров, музыкантов. Можно было ставить и оперу, и оперетту, и драму, и комедию…
Действительно, было много людей искусства на выбор со всех уголков Союза. Сейфи надеялся, что он встретит в одном из лагерей молодого певца Петра, но надеждам не суждено было сбыться, нигде следы будущего Шаляпина не объявились…
Сейфи посоветовался с ними:
- Что можно поставить, с чего начинать?
Один лысый человек крикнул:
- С «Аршин мал алана»! (потом он узнал, что это был скрипач).
Сейфи с задумчивостью сказал:
- Нужно будет найти партитуру и русский текст [14].
- Не беспокойся, справимся! – закричали все в один голос.
Сейфи в своё время играл Вели; ещё раньше Исфаганлы [15] играл Гюльчохру, а он – Асию [16], тексты ролей он помнил, но они были на азербайджанском языке.
Начали. Великолепные актёры, первоклассные музыканты – не прошло и месяца, как стали играть «Аршин мал алан»… потом «Сильву», за ней «Баядеру». Играли одну вещь до устали, затем принимались за другую.
Драматические же актёры мечтали поставить серьёзную вещь.
Перед Новым годом Сейфи вызвали в политотдел лагеря. Длинный, худой и строгий начальник лагеря спросил:
- Ну, Сейпи, что хотите поставить на Новый год?
- Члены труппы очень желают поставить «Русский вопрос» Константина Симонова.
- Ну! Ну! Ишь чего им захотелось! Слушай, Сейпи, и пусть знают члены твоей труппы тоже. Русский вопрос давным-давно решён и навсегда, ты лучше давай свой, как там его, «Аршин пополам».
Заместитель поправил:
- Не «пополам», а «Аршин поломал», Ипполит Матвеевич.
- Пусть будет поломал.
- Не «пополам» и не «поломал», а «Аршин мал алан», - заметил Сейфи.
- Ну пусть будет по твоему… безобидная пьеса… ставьте заново и играйте, сколько хотите. И мы, и семьи наши соскучились по «Аршину…», как его там?
- «Мал алан» - добавил Сейфи.
Врач Шахтахтинская очень радовалась тому, что с Сейфи считаются, его выделяют, руководство лагеря его уважает. А Сейфи в свободные дни проводил, помогая в лазарете. Мир не был пустым, на Земле было и много хороших людей. Многим сделал доброе дело и Сейфи, многих спас от смерти.
Помнится, шёл декабрь 1948 года. Проходя в лазарет между койками «тяжёлых» лежачих больных, Сейфи услышал голос одного из них, больше похожий на стон. Кто-то говорил на родном азербайджанском языке:
- Аллах, согрей душу человека перед тем, как призовёшь его к себе...
Сейфи приблизился:
- Что болит?
Мужчина внимательно посмотрел на него:
- Мусульманин?
- Да.
- Азербайджанец?
- Да.
- А я демократ, революционер. Мои слова о возвращении на Родину и продолжении вооружённой борьбы [17] дошли до ушей Мирджафара Багирова. Он разозлился и вверг меня в эту беду, - зубы у него стучали, чувствовалось, что у него высокая температура (возможно даже воспаление лёгких), - Дали мне десять лет. Пусть Аллах накажет того, кто причинил страдания невиновному!
Сейфи сказал доктору «одинокий, чужеземец». Помогли, вылечили, поставили на ноги. Нашли работу в кочегарке – там теплое место. При встречах с ним Сейфи всегда произносил шутя: «Аллах, согрей душу человека перед тем, как призовёшь его к себе!».
После освобождения из лагеря Сейфи отправили на вечную ссылку в Красноярский край, и он потерял следы демократа по имени Сеидага. Не знал Сейфи, встретит ли его когда-нибудь ещё.
…Скоро уже Сейфи должен подъехать к Гяндже, где его будет встречать коллектив театра. Один-два раза в неделю после репетиций актёры будут собираться у него дома, где, поставив на стол пару бутылок «Ал шараба» [18], он будет вспоминать пережитое [19].
А время было трудное, театр был на хозрасчёте; некоторые актрисы переходили на работу официантками в столовых, ресторанах. Рестораны в то время посещали нечасто - дорого, а в столовых часто были относительно приемлемые дешёвые цены.
В верхней части Шейтан-базара [20] была одна такая столовая, находящаяся в сводчатом подвале, куда артисты частенько заходили. В ней официанткой работала бывшая актриса Хуршуд, которая всегда встречала их очень радушно, целовала их; иной раз ставила бутылку вина от себя. Вроде жила в достатке, грех жаловаться, а по театру тосковала. Поэтому, встретив бывших коллег, старалась выкроить минуту-другую, чтобы присесть к их столу, а то и выпить рюмочку вина за их здоровье – в эти минуты она жила прежней жизнью актрисы [21]. А актёры завидовали ей – бедно жили.
В один из дней Сейфи согласится после работы пойти в хлебный магазин у базара, чтобы купить свежеиспечённого хлеба. Вдыхая ароматный запах свежего хлеба, взгляд Сейфи вдруг остановится на продавце, аккуратно резавшем хлеб и взвешивающим его на весах.
«О, Аллах, он ли это? В те времена у того были густые тёмные волосы, а этого – пепельно-серые». Сейфи невольно произнесёт:
- Аллах, согрей душу человека перед тем, как призовёшь его к себе!
Руки мужчины, держащие хлеб и нож, замрут в воздухе. Замерший было продавец вдруг воскликнет:
- Да будут мои родители твоей жертвой, Сейфи! Слава Аллаху, который подарил мне счастливый день – я вижу тебя живым и здоровым. Есть Аллах, никто этого не может отрицать!
Потом он повернётся к парню-подручному в магазине:
- Надевай мой халат, а я пошёл. Если я не приду – сам закрой магазин, да не забудь навесить пломбу!
Сеидага выйдет из-за прилавка, обнимет и поцелует Сейфи, не скрывая своих слёз.
- Да будут мои родители твоей жертвой, мой спаситель! Пойдём, и друзей твоих бери с собой.
Артисты не будут знать, что делать, они пригласят мужчину в знакомую подвальную столовую, но он решительно отвергнет их предложение:
- Пойдём в ресторан, снимем папахи и до вечера будем пить за здоровье моего господина Сейфи!
Артисты вспомнят, что неподалёку находится хороший ресторан, где официанткой работает бывшая актриса театра, а значит, что обслуживание будет на высшем уровне. Они пойдут в самый красивый ресторан, где бывшая актриса Изабелла усадит их за один стол. Подняв бокал, Сейфи вновь произнесёт:
- Аллах, согрей душу человека перед тем, как призовёшь его к себе!
- Да будут мои родители твоей жертвой, мой господин Сейфи!
Пиршество разгорится.
_.jpg)
Но всё это будет впереди, а сейчас Сейфи пока едет навстречу своему будущему. Слушая мерный стук колёс, он строил первую мизансцену встречи с товарищами.
Вспомнился первый допрос, камера, молодой певец, Али Рази, бывший секретарь, Мишка. «Остался ли в живых кто-нибудь из них?». И снова – заседание «тройки»:
- Не артистничай... Жаль, что твоя папка очень тонкая.
Да, будь его папка потолще – расстреляли бы ещё восемнадцать лет назад.
И вновь строки приговора: «С целью организации покушения на жизнь руководителей республики подложил бомбу в подвал театра».
«Бомба» выпала из памяти! О «покушении» помнил всегда, как же получилось, что о «бомбе» забыл? «Откуда бы я взял бомбу, ах вы, такие-сякие?».
Перед его глазами возник образ Абдуррагимбека [22]. Сейфи хорошо знал его, часто встречались в Тифлисе, затем в Баку.
Бомба! Почему-то вспомнился его маленький рассказ, а не пьеса. Маленький-маленький рассказик «Бомба»: «Дом Фејзулла бомба пирнесом»… Того мужчину звали Фейзулла, моего отца – Сейфулла. Тогда потребовался всего один час, чтобы убедиться – в принесённом мешке были арбузы, а не бомба. Сейчас же для выяснения истины потребовалось восемнадцать лет! Внезапно он просиял: «Нашёл!»…
Поезд подошёл к Гяндже. Надоедливый стук колёс наконец-то умолк. Сейфи вышел из купе. У дверей вагона его готовились встречать старые друзья: Талыблы [23], Микаил Давудов [24], Солмаз [25], Рамзия [26]… Узнал ещё одного – Мамеда Бурджалиева [27], а вот стоящего рядом узнать не смог – это был Аляддин Аббасов [28], из поколения молодых. Стоящих чуть поодаль вообще не помнил. На лицах у всех была радость, только показалось, что Солмаз готова расплакаться.
С напускной строгостью спустился по ступенькам вагона, собрался было обнять старых друзей, но вдруг остановился и очень строгим голосом спросил:
- Бомба не взорвалась?
Все замерли. Наконец Бурджалиев осторожно спросил:
- Какая бомба, Сейфи Мирза [29]?
- Та, которую я спрятал в подвале театра, чтобы взорвать Мирджафара Багирова…
Смысл сказанного быстрее всех дошёл до Талыблы:
- Восемнадцать лет отсидел – и всё своих шуток не бросит!
Понял смысл сказанного и Бурджалиев:
- Пусть бы та бомба взорвалась и прибила того палача!
Начался общий смех, поцелуи. Вышли с перрона.
Сейфи оставалось жить двадцать один год.
20.XII.1988 / 19.03.2009
В 1989 году Кировабадский горисполком назвал одну из улиц города именем актёра и режиссёра Алекпера Сейфи.
Мемориальная доска, установленная на доме, где долгое время жил Алекпер Сейфи (8.04.1989)
Группа деятелей искусства Кировабада на церемонии открытия мемериальной доски на доме, где жил Алекпер Сейфи. Четвёртый и пятый слева направо: сыновья Алекпера Сейфи - Руфат и Тофик (8.04.1989)
.jpg)
- ↑ [Литературный перевод Алекбера Сейфи - младшего.]
- ↑ Шамчизаде Али Рази Яхья оглы – поэт, активный сотрудник журнала «Мола Насреддин». После получения необходимых данных я думаю написать статью о нём
- ↑ У меня нет полной уверенности (т.е. официально подтверждённых документов), но по косвенным данным могу предположить, что речь идёт об Агаселиме Атакишиеве –одном из «верных соратников и сподвижников» М.А.Багирова, поднявшегося из цирюльников (парикмахеров) до следователя, позже – до заместителя председателя НКГБ Азербайджана, а ещё позже – до министра МВД Азербайджана; был осуждён по «бериевско-багировскому делу» в 1956 году на 25 лет. Уж больно «почерк» одинаков: активное уничтожение собственного народа путём сфабрикованных «обязательных» дел, использование самых страшных пыток и истязаний людей. А о душонке таких людишек и говорить нечего, они хорошо описаны, например, в главе 8 «Приём» в романе Эльчина «Смертный приговор», где фигурируют наши «герои» Багиров и Атакишиев
- ↑ К сожалению, данных о близких родственниках Гамида Султанова, тем более о женщинах, в Интернете практически нет.
- ↑ С большой долей уверенности можно сказать, что речь, скорее всего, идёт о Мустафаеве Имаме Дашдемир оглы (1910-1997), советском партийном и государственном деятеле, работавшим в Гяндже в 30-е годы после окончания Азербайджанского сельскохозяйственного института заместителем директора этого института (Кировабадского филиала), в 1954 г. был назначен Первым секретарём ЦК КП Азербайджана, параллельно работал заведующим отделом Института генетики и селекции Академии наук Азербайджанской ССР.
- ↑ Таких работников НКВД, постепенно прозревавших, не в силах больше следовать наперекор своей совести, в органах было достаточно много. Итог их судеб был тот же, что и у их жертв: либо расстрел, либо каторга.
- ↑ Азиз Шариф (Шарифов Азиз Курбанали оглы) (1895-1988) - литературовед, переводчик, доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки Азербайджана, профессор МГУ. С Алекпером Сейфи знаком с Тифлиса (примерно с 1915 года)
- ↑ Долгое время Азиз Шариф добивался пересмотра авторства перевода «Разбойников» Шиллера. Помню, в начале 70-х годов от него из Москвы пришла в Кировабад бандероль, в которой лежала та самая дедушкина рукопись перевода и…свидетельство о признании приоритета этого перевода за Алекпером Сейфи (хотя, в своё время, ещё до революции, первый перевод этой пьесы на азербайджанский язык осуществил сам Джафар Джаббарлы, но то был перевод с русского перевода, тогда как Алекпер Сейфи, как правило, переводил пьесы с языка оригинала – знание четырнадцати языков позволяло ему это делать!)
- ↑ Семья Шахтахтинских известна ещё с царских времён – были и военные, и переводчики, и революционеры, учёные, художники, послы. Но отыскать в этом обилии врача-женщину не удалось: в период репрессий фигурируют только мужчины, а врачи-женщины – наши современники, т.е. никак не могут быть отнесены к тому периоду.
- ↑ Гаджибеков Узеир Абдул-Гусейн оглы (1885-1948) - выдающийся азербайджанский композитор, дирижёр, публицист, драматург и педагог, народный артист Азербайджанской ССР, народный артист СССР, дважды лауреат Сталинской премии.
- ↑ Бейбутов Рашид Меджид оглы (1915-1989) - азербайджанский эстрадный и оперный певец (лирический тенор) и актер, народный артист СССР.
- ↑ Бейбутов Меджид Бехбудалы оглы (1870-1945) - знаменитый азербайджанский исполнитель мугамов и народных песен - ханенде. Родился в городе Шуше, позже вся семья его переехала в Тбилиси. В молодости помогал своему отцу: набрав короб шелков, он ходил по улицам Шуши, где тогда они жили, и зазывал местных модниц поглядеть на товар: «Аршин мал алан, аршин мал алан…» Колоритная фигура коробейника настолько врезалась в детскую память будущего композитора Узеира Гаджибекова, что впоследствии он использовал этот сюжет в оперетте «Аршин мал алан». Так что участие в одноимённом кинофильме Рашида Бейбутова (сына Меджида-ханенде) в роли купца и мнимого аршинмалчи Аскера глубоко символично и закономерно.
- ↑ Талыблы Исмаил Мамед-Али оглы (1898-1967)- азербайджанский советский актёр театра и кино, народный артист Азербайджанской. ССР. Профессиональную сценическую деятельность начал в 1920 году; работал в азербайджанском "Сатир-агиттеатре", с 1924года - в Бакинском Тюркском Рабочем театре (с 1932 года - Кировабадский театр).
- ↑ Сурейя-ханум по просьбе мужа послала ему в лагерь комедии «Аршин мал алан» и «Мешади Ибад» Узеира Гаджибекова на русском языке (из воспоминаний моего отца, Тофика Сейфи в статье «Тогда, в тридцать восьмом…»).
- ↑ Исфаганлы Ибрагим (р. 1897-19??), артист Тбилисского государственного азербайджанского драматического театра, азербайджанский киноактёр (фильм «Великая опора», 1962)
- ↑ Гульчохра, Асия – женские персонажи из оперетты Узеира Гаджибекова «Аршин мал алан». В Тифлисском государственном азербайджанском драматическом театре, как и во многих других в ту эпоху, многие женские роли приходилось играть мужчинам. В 1922 году театр решился на смелый эксперимент, поставив уже известную оперетту под названием «Алан мал аршин»; в ней женские роли играли мужчины, а мужские – женщины. Упоминание об этом было в газете «Эдебийят вэ инчесэнэт» примерно в конце 60-х - начале 70-х годов, однако данного материала у меня, к сожалению, нет; буду признателен, если у кого-то из читателей будет такой документ или ссылка в интернете на него.
- ↑ В 1941-1946, советские войска заняли Иранский Азербайджан и установили там просоветское правительство; позже, под давлением союзников по антигитлеровской коалиции (в основном Англии) были вынуждены вывести войска из Южного Азербайджана. Многие азербайджанцы были недовольны тем, что воссоединение обеих частей Азербайджана, разделённого на две части в результате русско-персидских войн, не было завершено. Именно об этом продолжении вооружённой борьбы и идёт речь.
- ↑ «Ал шараб» - известное красное столовое азербайджанское вино.
- ↑ О своих мучениях и бедах в годы ареста и ссылке, Алекпер Сейфи рассказывать не любил; другое дело, когда вспоминались случаи, подобные «Аршин поломал».
- ↑ «Шейтан-базар» (Чёртов рынок) – распространённое в местах обитания азербайджанцев название мест стихийных рынков; постепенно они разрастались и становились районами проживания (как в Тбилиси) или перестраивались в организованные рынки (как в Баку и Гяндже).
- ↑ В середине 60-х годов я сам невольно был свидетелем подобного случая. К тому времени актёры после дневного спектакля или репетиции обычно направлялись в ближайшую к театру чайхану, где за чайником ароматного «мэхмэри» потягивали чай из стаканов «армуды» с мелко наколотыми кусочками настоящего кускового сахара. Но один-два раза в месяц вся компания – в неё обычно входили дедушка, актёры Керим Султанов, Мамед Бурджалиев, Аляддин Аббасов, Зульфугар Баратзаде и режиссёр Гасан Агаев – шли обедать в какую-нибудь столовую. Та столовая, которую я помню, была за мостом через Гянджа-чай на открытой террасе. Подошла какая-то официантка, красиво одетая, но слегка увядшая, принять заказ. И вдруг при виде этой компании она преобразилась, засияла, словно помолодела лет на пятнадцать. И актёры отвечали ей с уважением. Когда она отошла, дедушка сказал: «Жаль её, неплохая актриса была!». К сожалению, я не помню её имени, но тогда впервые детским умом понял, как трудно бывает человеку без любимого дела.
- ↑ Ахвердиев Абдуррагимбек Асадбек оглы (1870-1933) — выдающийся азербайджанский писатель, автор множества сатирических рассказов.
- ↑ Талыблы Исмаил Мамед-Али оглы (1898-1967)- азербайджанский советский актёр театра и кино, народный артист Азербайджанской. ССР. Профессиональную сценическую деятельность начал в 1920 году; работал в азербайджанском "Сатир-агиттеатре", с 1924года - в Бакинском Тюркском Рабочем театре (с 1932 года - Кировабадский театр).
- ↑ Амир Дадашлы, Микаил Давудов – актёры Кировабадского драматического театра.
- ↑ Солмаз-ханум (Орлинская Нина Георгиевна, (1906-1978), одна из первых женщин на азербайджанской сцене (в их числе: Сурейя-ханум Сейфи, Марзия-ханум Давудова, Гэмэр-ханум Топурия, Панфилия Танаилиди), артистка Кировабадского драматического театра, народная артистка Азербайджанской ССР.
- ↑ Вейсалова Рамзия-ханум, артистка Кировабадского драматического театра, народная артистка Азербайджанской ССР.
- ↑ Бурджалиев Мамед – актёр и парторг Кировабадского драмтеатра, заслуженный артист Азербайджанской ССР, известный киноактёр. Официальных данных биографии пока не нашёл, но буду собирать.
- ↑ Аббасов Аляддин – актёр Кировабадского драмтеатра, заслуженный артист Азербайджанской ССР, известный киноактёр. Тоже биографии не найдено.
- ↑ Мирза [перс.] - у некоторых народов Востока: а) титул членов царствующего дома, крупных феодалов; ставится после имени; б) указание на важный пост, ученость; ставится перед или после имени; а также просто составная часть восточных личных имен, напр. Агамирза; в) секретарь, писец; ставится перед именем (Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона)
