1868-1926
Советский электротехник, руководитель строительства ряда электростанций, создатель гидравлического способа добычи торфа.
Родился 31.1(12.2).1868 в Киеве. После окончания в 1891 Петербургского технологического института Классон стажировался в Германии, где принимал участие в в знаменитом Лауффен-Франкфуртском эксперименте изобретателя трехфазного тока Михаила Доливо-Добровольского: монтаже и пуске первой линии электропередачи трехфазного тока от Лауфена до Франкфуртской электротехнической выставки.
Классон сотрудничал с выдающимся электротехником В.Н.Чиколевым, основателем журнала «Электричество» и автором своеобразной технологической утопии «Электрический рассказ»(1895).
В середине 1890-х Классон предоставлял свою квартиру в Петербурге для собраний марксистских кружков. На этой квартире произошло знакомство В.Ульянова с будущей женой Н.Крупской, причем Ульянов нападал на хозяина как на сторонника ««легального марксизма», далекого от мысли посвятить себя революционному подполью.
Участвовал в Петербурге с М. И. Брусневым, Л. Б. Красиным, Н. К. Крупской и др. в первых марксистских кружках; позднее от политической деятельности отошёл.
В 1895-96 гг. Классон руководил строительством электростанции трёхфазного тока на Охтинских пороховых заводах под Петербургом, а в 1897 г. по предложению правления акционерного «Общества электрического освещения 1886 года», построившего 4 электростанции в Петербурге и 2 в Москве, принял заведование московскими электростанциями.
В 1900 г. Классон возглавил общество «Электросила», взявшееся за электрификацию нефтяных промыслов Баку, и пригласил Красина, как только тот получил дипломом инженера, на должность заместителя директора Биби-Эйбатской ТЭС на Апшеронском полуострове. Красин, в свою очередь, устроил в различные подразделения ТЭС целый ряд социал-демократов и финансировал организованную большевиком Ладо Кецховели (1876-1903) типографию «Нина», печатавшую знаменитую газету «Искра». По-видимому (судя по письму В.Ульянова-Ленина из Мюнхена в мае 1901 г.), и Классон давал деньги для поддержки «группы, издающей и редактирующей «Искру».
Организованная большевиками стачка рабочих Бакинских нефтепромыслов в декабре 1904 г. увенчалась успехом - заключением первого в российской истории коллективного договора рабочих с нанимателями.
Классон отказался применить репрессии к бастующим бакинским электрикам и был вынужден оставить пост директора акционерного общества «Электросила».
И получил предложение от «Общества электрического освещения 1886 года» вновь возглавить управление 1-й Московской ГЭС.
По инициативе Классона и под его руководством в 1912—14 построена первая в мире районная электростанция, работающая на торфе. Сооруженная около г. Богородска (современный г. Ногинск Московской области), эта станция ныне носит имя К. В 1914 К. предложил гидравлический способ добычи торфа, который был практически осуществлен в начале 20-х гг. благодаря энергичной поддержке В. И. Ленина.
Классон участвовал в составлении плана ГОЭЛРО. Последние его работы посвящены решению проблемы искусственной, сушки и обезвоживания гидроторфа.
Скоропостиженно скончался 11.2.1926г. в Москве
Материал размещается с любезного разрешения Михаила Классона
Глава 9. "Особенности бакинского колорита"
В самом начале этой главы мы опишем обстоятельства появления Общества «Электрическая сила», куда неожиданно перейдет Р.Э. Классон. Из воспоминаний барона Николая Егоровича Врангеля (отца известного «белогвардейского генерала» Петра Врангеля) «От крепостного права до большевиков»:
В том же [1899] году, если память мне не изменяет, я с Голубевым учредил Общество «Электрическая сила» для бурения в Баку не паром, а электричеством. Дело финансировал Международный банк[1], и почти все семь миллионов [руб.] складочного капитала[2] предполагалось распределить не среди широкой публики, а главным образом между нефтепромышленниками, для которых такое бурение представляло большие выгоды, и первоклассными электрическими обществами, для которых новая компания означала новых потребителей. <…>В Министерстве финансов к этому начинанию отнеслись вполне сочувственно, но попросили заручиться согласием тогдашнего наместника на Кавказе, князя Голицына[3], хотя по протоколу могли обойтись и без него. Князь Голицын был человек страстный и гордый, и иметь с ним дело было нелегко. Проект устава давно уже ему был послан; но ответа все не было. Зимою князь приехал в Петербург. С князем мы были в свойстве, так как мой брат Георгий был женат на Голицыной. Тем не менее говорить об уставе с князем Голицыным самому мне не хотелось, потому что наши разговоры неизменно заканчивались скандалами, и поэтому я попросил брата поговорить с ним и поторопить его ответом. Брат сказал, что генерал-губернатор в тот самый день ожидается к ним на обед, но поговорит он с ним в следующий раз, когда сам будет на обеде у генерал-губернатора. «Почему ты не можешь поговорить с ним об этом в своем доме?» «Видишь ли, когда с ним говоришь о нефтяных делах, никогда не знаешь, чем это кончится, он приходит в раж и в гневе способен и мебель переломать, и посуду, а мне мой фарфор очень нравится. Пусть он лучше бьет свой собственный». Что ж, причина не хуже любой другой<…> «Ну?» – спросил я брата спустя несколько дней. «Он спросил, почему ты сам не обратился к нему?» Нечего было делать, поехал к нему сам. Вопреки ожиданию, князь не только против дела ничего не имел, но идее, казалось бы, очень сочувствовал: «Уменьшаются шансы пожаров, это совершенно замечательно. Обеими руками подниму. А деньги у вас найдутся?» «Все акции уже распроданы». «Ловко! А кто взял?» Назвать электрические общества, в числе которых были и иностранные, я не хотел, зная квасной патриотизм Голицына. Поэтому я ответил уклончиво: «Дело финансирует банк, а кому, в конце концов, акции попадут – неизвестно».
«Как неизвестно? Разве акции не личные?» «Нет!» «Значит, они могут попасть в руки жидов и иностранцев? Я на это не согласен. Я акции на предъявителя не разрешу!» «Министр финансов их уже разрешил». «Витте масон, а я русский и не разрешу иностранцам грабить Россию». «Разве вы, князь, не читали его речь в Москве? Он заявил, что Россия без иностранного капитала обойтись не может. Конечно, он бы не сказал этого, если бы Государь был против допущения иностранных капиталов». «Да что Государь! Он сам не знает, что хочет. Он под дудку Витте пляшет. Тряпка!» «Конечно, – сказал я, – вам, князь, как генерал-адъютанту, лучше, чем мне, знать личность Государя». Голицын рассердился: «Не разрешу, не разрешу, совсем не разрешу!» Витте, которому я сообщил о несогласии князя, сказал, что в крайности обойдутся и без него, и не знаю как, через несколько дней устав был утвержден.
А вот как описывала закулисные нюансы завлечения нашего вдохновительного героя в Баку С.Н. Мотовилова:
“Мама была у тети Сони, когда Классону [в январе 1900 г.] предложили службу в Баку. Мама очень любила Классона, у мамы был жизнерадостный характер, и она любила деятельных, энергичных людей. Мама с гордостью слушала этот разговор. Классон получал тогда 4,5 тыс. или 5 тыс. руб. в Москве. В Баку и дело было интересное, и ему предложили сразу 18 тыс. в год. Сумасшедшие деньги. Ведь сенатор тогда получал всего 7 тыс. в год. Классон сказал, что он спросит свою жену. Тетя Соня, которая как все Мотовиловы не придавала никакого значения деньгам, сказала, что в Баку плохой климат, будет вредно детям, пусть лучше откажется. Классон передал это по телефону, его начали убеждать и предложили (что маму больше всего поразило): «Пусть Ваша жена скажет, и мы в любом месте России, в Крыму или Финляндии, построим Вам дачу». Мама пришла домой очень гордая [тем], как упрашивали Классона, вот, мол, он какой! Ну, а из Вашего предыдущего письма я вижу, что дачу они Вам так и не построили? Почему? Классон отказался?” (из письма И.Р. Классону, здесь и ниже – ф. 9508 РГАЭ).
...Тем не менее, можно утверждать, что приглашавший Р.Э. Классона в Баку, как минимум член правления «Электрической Силы», был весьма неплохим психологом. Он пытался сыграть на естественной человеческой слабости москвича, жаждавшего летом вырваться из урбанистической, пыльной среды обитания на лесные просторы. На вероятном желании семьи обеспеченного инженера обзавестись собственным участком со своим жильем, где можно себя чувствовать гораздо привольнее, чем на съемной, чужой даче. А семье С.И. Классон ездить к ее отцу в имение Мокрая Бугурна Симбирского уезда и жить почти что в деревенской избе, пусть и просторной, было уж совсем несподручно.
Про Бакинский баснословный оклад – 18 000 руб. ежегодно по словам С.Н. Мотовиловой – Р.Э. Классон позже вспоминал: лучше было бы получать в Москве (в 1906-17 годах) только 10 000 руб., но вместе с тантьемой (участием в прибылях). В этом случае никто бы не сомневался, что инженер был материально заинтересован вести дело наиболее выгодно для акционеров. А в Баку у правления акционерного общества «Электрическая сила» такие сомнения возникать могли! Кроме того, мастер-электрик Иван Иванович Зайковский, вспоминая о конфликте Классона в 1905/06 году с акционерами «Электрической силы» (см. ниже), зафиксировал с его же слов такую диспозицию: Роберт Эдуардович получал 12 000 руб. в год, а сам он – 80 руб. в месяц! Возможно, что оклад нашего героя после пуска Бакинских электростанций был снижен с 18 000 до 12 000 руб. в связи с «более спокойной работой».
Главное в этом завихрении «линии жизни» нашего героя следующее – Бакинский климат действительно оказался плохим. И не только в прямом смысле: хотя Р.Э. Классон и подхватил там инфлюэнцу (по-современному, грипп), но, слава Богу, сильно не пострадал и тем более не умер от каких-либо более тяжелых болезней.
В июне 1901-го он оставил такую запись в дневнике: “Получил телеграмму о смерти Стюфа[4] в Ставрополе. Это большая потеря. Должно быть, Бакинский климат действительно губительно действует на некоторые организмы – двух кабельных мастеров от «Униона» надо на днях отправить обратно в Кельн. Один из них еле живой, другой утратил всякую работоспособность” (ф. 9508 РГАЭ). Но «бакинский климат» мог оказаться губительным и в переносном смысле.
Семья Р.Э. Классона, уехав в 1903-м из Баку, тем самым избежала участи свидетелей армяно-мусульманских погромов в 1905-м, а, возможно, и пострадавших. Сам же наш герой оказался наблюдателем и даже участником этих событий, тем не менее счастливо избежав трагического исхода. Но обо всем по порядку.
Р.Э. Классон прибыл в Баку в марте 1900 года вместе с инженером Александром Львовичем Буриновым. Его же семья выехала из Москвы несколько позже и, кроме того, заезжала в Симбирск... Из Симбирска Софья Ивановна с детьми и няней отправилась по Волге на пароходе до Астрахани и оттуда морем до Баку.
Запись в Бакинском дневнике от мая 1900 года: «После обеда приехала моя семья, и потому я отлынивал [от работ]». Словечко «отлынивал» вполне можно отнести к студенческому лексикону нашего героя, от которого он не мог отвыкнуть, как мы уже упоминали, в течение всей жизни...
Мастер-электрик Н.И. Языков вспоминал следующие обстоятельства того, как Р.Э. Классон и группа его сотрудников по «Обществу электрического освещения 1886 г.» оказались на национальной окраине Российской империи:
«В 1900 г. в январе Роберт Эдуардович был приглашен на постройку больших Электрических Станций в Баку, вновь образовавшимся Обществом «Электрическая Сила», которое субсидировалось так же, как и «Общество 1886 г.», немецким банком[5]. В марте я, Стюф и еще несколько сотрудников, по приглашению Р.Э. через Правление, тоже выехали в Баку. И вот здесь-то в степи началась постройка первой, Белогородской Станции в апреле 1900 года. В ноябре этого же года станция уже была пущена в ход. Темп работы для Баку был небывалый. Нужно был выстроить не только станцию, но и жилые дома для 300-400 человек рабочих и служащих, причем семейные рабочие имели отдельные квартиры в 1-2 комнаты и кухню.
<…>Всей постройкой руководил Р.Э., живя в семи верстах [от нее]. Мне же пришлось, под его руководством, производить все постройки, без архитекторов, без инженеров, так как при этой постройке никого из инженеров еще не было. Вторая Станция, на Биби-Эйбате, несколько меньших размеров, производилась инженером Л.Б. Красиным, под руководством Р.Э.» (Памяти Р.Э. Классона, МОГЭС, 1926).
Н.И. Языков, возможно за давностью лет, несколько ошибается в сроке пуска станции в Белом городе, а также в том, что при ее постройке вообще не было архитекторов. В уникальном документе – Бакинском дневнике (куда Р.Э. Классон диктовал практически каждый день, с марта 1900-го по сентябрь 1902-го) все эти детали зафиксированы вполне однозначно. Из них в частности следует, что архитекторское племя немало потрепало нервов нашему герою.
В марте 1900 г. в Бакинском дневнике появляется такая запись: «Вели переговоры с Симонсоном, в результате телеграфировали Правлению [АО «Электрическая Сила»] о высылке архитектора». В апреле – следующая запись на эту тему: «Пригласили для Биби-Эйбата архитектора Когновицкого за 4 000 руб. в год (на один год)». В июне Р.Э. Классон делает даже некое философское обобщение: «В Балаханах работа идет медленно из-за архитектора, который еще не разбил здание. Торопим его ежедневно. Вообще архитекторы – скучный народ, и мое предубеждение против архитекторов вообще получило новое подтверждение».
20 мая, согласно записи в дневнике, приехал архитектор Шостовский, вызванный из Петербурга. И в августе по его поводу появился такой комментарий: «В Белом городе фронтон на главном здании не кладется, так как Шостовский опять отступил от проекта Буйнова[6]. Скучно ужасно иметь дело с такими архитекторами, думаем расстаться с ним через несколько месяцев. Теперь ещe рано; контракт он к счастию еще не подписал, и мы ему не напоминаем. Подрядчиe co вздохами вспоминают то время, когда еще не было архитектора!».
И в том же месяце: «Опять пришлось делать демонстрацию Шостовскому – не говоря никому ни слова, он вдруг совершенно изменил фронтон на главном здании (проект Буйнова) и совершенно его испортил. Хорошо, что я случайно вовремя узнал от подрядчиков об этом и отказался признать этот новый фронтон. Теперь мы опять будем делать фронтон по проекту, но несколько дней потеряно. На работах это не отразится, стропил все равно нет, но все-таки глупо».
Наконец, завершение эпопеи с беспомощным архитектором в Белом городе, с одновременным расширением функций Биби-Эйбатского архитектора (записи от сентября 1900-го): «Шостовский заявил, что чувствует, что им недовольны и что он сам сознает, что не справляется с работами. Я, конечно, не стал его удерживать и обещал уплатить ему жалованье до 1 января [1901 г.] и уплатить за переезд. После его отъезда подсчитаем, сколько он нам убытку принес, я ценю убыток в 10 000 рублей, Буринов – гораздо выше. Обойдемся вовсе без архитектора, много довольны! <…> Просил Когновицкого закончить наш жилой дом [в Белом городе] и, если можно, немного подправить уже испорченный Шостовским первый этаж».
Р.Э. Классон трудился в Баку для того, чтобы заменить паровую энергию, применявшуюся на промыслах при бурении скважин и тартании (черпании нефти желонками), электрической. По его расчетам, доложенным в 1900-м XVII съезду нефтепромышленников, полная электрификация местных нефтяных промыслов могла бы сократить расход топлива на собственные нужды на 700-800 тысяч тонн нефти ежегодно. Однако при этом необходимо было бороться с первобытной психологией нефтяников (из «Воспоминаний о В.В. Старкове», в связи с его безвременной кончиной в 1925-м):
“Моя совместная работа с Василием Васильевичем Старковым[7] началась в Баку, в 1903 году. В то время техническая работа по сооружению электрических станций в Баку уже была закончена и шла трудная и сложная работа по электрификации промыслов, трудная не столько технически, сколько «бухгалтерски» – надо было доказывать нефтепромышленникам, что им выгоднее переходить на электричество, а не сжигать в своих допотопных кочегарках нефть. Все наши доводы наталкивались на возражение, что нефть «своя» и вода «своя», т.е. ничего не стоят, а за электричество надо платить деньги. Значит, надо было доказывать, что нефть и вода стоят денег” (ф. 9508 РГАЭ).
А вот оперативные записи в Бакинском дневнике.
От мая 1900-го:
«Убедил Фейгля не строить собственной станции для дома Каспийско-Черноморского общества[8], обещав дать ему из Биби-Эйбатской станции, когда она будет освещать город, 200 ламп по 1 рублю в месяц с лампы. Эта цена для нас еще выгодна, а ему нет расчета строить свою станцию».
От июля того же года:
«Написал Тагиеву отзыв о [проекте] его собственной станции и предложил ему оптовую цену в 1 руб. 25 коп. с лампы в месяц без замены ламп. Эта цена довольно выгодна, так как театр сравнительно мало горит[9], а главное – моральное значение: если бы член Правления «Электрической Силы» устроил собственную станцию, то это было бы очень дурным примером».
В том же июле в дневнике появилась тревожная запись:
“Фейгль сообщил очень неприятную новость – торги на Биби-Эйбат[10] назначены на ноябрь месяц. Это очень скверно для нас, так как если мы не дадим тока к марту или даже февралю месяцу, то мы совершенно подрежем станцию, так как все обзаведутся котлами. Надо будет без всякой церемонии насесть на «Сименс и Гальске» и требовать неотступно проектов”.
В ноябре 1900-го пришлось даже малость приврать при размещении объявления в газете:
«Через два дня торги, и говорят, что постройки[11] начнутся сейчас же после торгов, вопреки мнению Арнольда Михайловича [Фейгля], что только с весны начнут строить. Это было бы весьма грустно для Биби-Эйбатской станции. Надо напечатать объявление в «Каспий», что мы будем готовы в марте, хотя это и будет ложь. …Торги всюду вызвали большое волнение, гостиницы переполнены. Наше объявление произвело впечатление, промышленники просят их записать в первую очередь. Если мы не очень опоздаем, то, пожалуй, придется идти в ход сразу с большой нагрузкой. Это тоже не совсем приятно при новых машинах».
Запись от января 1901-го:
«На Биби-Эйбате на новых участках начинают ставить вышки и строить кочегарки, надо еще больше гнать станцию».
И от июля 1901-го:
“Водил по вышкам «Нобелевского» управляющего и читал ему больше часа лекцию о трехфазных моторах. Обещал взять у нас ток. Так что завтра г. Ленер едет, чтобы его окончательно усовестить и уговориться о деталях. Может быть, «Нобель»[12] станет нашим крупным абонентом”.
В декабре 1900-го Р.Э. Классон знакомился с постройкой «ведомственной» электростанции у нефтяников, вероятным конкурентом «Электрической Силы»:
«Затем поехали в Забрат на станцию Каспийско-Черноморского О-ва. Там работы подвинулись довольно значительно, но все-таки я надеюсь, что мы их нагоним Биби-Эйбатской станцией. У них газомоторы собираются, и валы пришабрены. Динамо еще не собраны, щит тоже не собирается. Газовый завод вчерне закончили, и я совершенно убежден, что первоначальное оборудование газовой станции стоило дороже эквивалентной по мощности паровой станции».
В апреле 1901-го нашему герою пришлось даже вступить в общественную дискуссию:
«Были в комиссии, где обсуждался доклад Лазарева о газомоторах и об их преимуществах перед паровыми машинами. Так как в заседании технического общества нас обвиняли, что мы выбрали [поршневые] паровые машины вместо газомоторов, то мы были приглашены в комиссию для возражений, и без особого труда разделали Лазарева под орех, так как он совсем почти не знаком с текущей технической литературой».
Запись от марта 1901 года:
«На Биби-Эйбате <…>был Аршак Осипович Гукасов, по обыкновению каркал и пророчил, что нефтепромышленники будут строить собственные станции, чтобы не зависеть от нас. Это наш главный недоброжелатель в Баку, и он по временам настраивает Павла Осиповича[13] против «Электрической Силы». Буринов опровергал все его доводы, но Аршак Осипович упрям и, кроме того, реакционер в технике, несмотря на то, что он окончил Московское Техническое училище».
В январе 1902-го (когда две станции «Электрической Силы» «шли в ход»), ситуация с нефтяниками продолжала оставаться неопределенной:
“Ленер сегодня вел переговоры с [управляющим] Эклундом. По-видимому с «Нобелем» дело не наладится, они предлагают что-то около 3 коп. за киловатт-час. По-видимому, Манташев[14] клюнет, и сегодня сам верблюд хотел со мною разговаривать, но потом разговор не состоялся”.
Кроме первобытной психологии нефтяников наш герой констатировал и их хищнические методы добычи.
Запись от июня 1900 года:
“Рабочие сильно болеют желудочными болезнями. Придется принять меры против загрязнения труб нефтью. При южном ветре нефть прибивает к берегу, и заливает наш мол [в Белом городе], придется его повысить. Вообще загрязнение моря ведется всеми нашими соседями без исключения самым бессовестным образом, и хищнические приемы процветают даже у так называемых «передовых» фирм вроде «Нобеля», Каспийско-Черноморского и других”.
Нефть, сброшенная в море, перемешивалась с водорослями, и эту жуткую смесь заносило в строившиеся для электростанций водоприемники. Запись от июня 1901-го:
«Сильный южный ветер, все море в Белом городе покрыто слоем нефтяной грязи, утром нельзя было купаться. Пристань ходит как живая. Теперь она представляет большую площадь для ударов волн, потому что она вся зашита с обеих сторон, для того чтобы забирать воду в самом конце пристани, где вода чище и меньше водорослей. Водорослей нам прибивает к берегу целые горы и притом пропитанных нефтью и керосином. Вся эта дрянь разлагается, и получается очень скверная вонь, особенно при южном ветре. Придется выгребать эти водоросли на берег и сжигать их. Жаль что зола от них соленая, а то можно бы употреблять ее для сада».
И от октября того же года:
«Со вчерашнего дня мы стали нефтепромышленниками – ловим нефть, которая попадает в наш канал и задерживается сетками. Один сторож успел за вчерашний день вычерпать около 80 пудов нефти. Так что при южном ветре мы будем всегда собирать нефть».
Продолжение «травяной эпопеи» (запись от ноября 1901-го):
«Все эти дни мы возимся с конденсаторами, которые благодаря хроническому южному ветру ежедневно забиваются морской травой[15]. Строим новые сетки, и вообще трава причиняет нам много хлопот. <…>Пристань в Белом городе очень пострадала от последних бурь, ее совсем размыло в одном месте, так как она представляет [собой] огромное сопротивление волнам. Придется насыпать камня вокруг и совсем защитить вход спереди, чтобы спастись от травы. Пусть вода просачивается через дно и бока. Фильтрующая поверхность так велика, что отсосать воду нельзя будет, и мы будем иметь чистую воду. Южным ветром к берегу Мирзоева прибило целое стадо дохлых верблюдов, попавших в море во время последних бурь. Как бы они не заразили окрестности, Мирзоевы едва ли станут их закапывать».
В феврале 1902-го очередной «форс-мажор с водорослями»:
“Буря еще усилилась, и у нас на станции «травяной бенефис». Каждые 6 часов приходится менять машину, конденсаторы забиваются травой, несмотря на целый ряд сеток. Частые сетки забивает совершенно, как будто войлоком. Так что они совершенно перестают пропускать воду, а редкие сетки не задерживают всей травы. На завтра назначили мобилизацию всех рабочих для чистки канала перед пуском станции в непрерывную работу. <…>Осушили почти весь канал, закрыв доступ воде из моря шпунтовыми досками. Слой грязи и травы на дне канала оказался в 65 см, почти на аршин. Чистили весь день до 3-х часов. Но не успели весь вычистить, хотя 40 человек работало с носилками и тачками. Надо будет еще раз чистить, но раньше надо приспособить насос с электромотором, чтобы осушить самые глубокие места, где стоят наши сетки. Вонь от сгнившей травы стояла отчаянная, и трава вся жирная, пропитанная нефтяной грязью. Этим в значительной степени объясняется то, что она всюду проникает, так как она тонкая как игла и, кроме того, жирна”.
В сентябре 1902 г. на станции «Белый город» появился старый знакомый Р.Э. Классона по Франкфурту, немецкий инженер Вильям Линдлей, приглашенный из Баку, где он строил Самурский водопровод:
«Все помыслы обращены на траву, которая ползет неудержимо. Решили устроить волноломы впереди пристани, решетки и грязеуловители на дне каналов. Призывал для консультации Линдлея, и мы с ним два часа лежали на животе на пристани и изучали движение травы. Он говорит, что такого трудного случая ему еще не приходилось встречать».
Выступая в январе 1904-го с докладом «Об уравнении условий конкуренции для пара и электричества на Бакинских нефтяных промыслах» на III Всероссийском электротехническом съезде, Р.Э.Классон отмечал:
«Баку и вообще весь промысловый и заводский район своей интенсивной промышленной жизнью представляет обширный и благодарный рынок для электротехнической промышленности. Ее распространению в сильной степени содействует постоянно угрожающая опасность пожаров, заставляющая принимать целый ряд ограничительных мер при использовании наиболее распространенного ныне парового хозяйства с его котельными зданиями, расположенными в центре промысловых и заводских сооружений. Для последних пожары представляют постоянную опасность».
Эти пожары на промыслах и хранилищах нефти постоянно беспокоили энергетиков, заставляли их принимать специальные меры при электрификации этих промыслов. Вот запись в Бакинском дневнике от ноября 1900 года:
«Было два пожара на Биби-Эйбате. Взорвало две наливные шкуны, семь человек погибло. А в Черном городе горел керосиновый завод Авакова. Скверно то, что керосиновые цистерны иногда ломаются, как, например, у Авакова. И тогда получается огненная река, которая льется по дороге. Как бы Манташевские цистерны не устроили такого казуса, брандмауэр все еще только на бумаге[16]». А вот от января 1901 года: «Сегодня два пожара – в Романах и в Белом городе у Каспийско-Черноморского О-ва, где горит громадный амбар на пять миллионов пудов. Амбар будет гореть, верно, дня три». От марта того же года: «Делаем бетонные столбики, для того чтобы устанавливать вдоль кабелей и отмечать положение муфт, которое иначе не на чем нанести, так как вышки передвигаются или сгорают во время пожаров».
Ущерб от пожаров в марте 1901-го уже вызвал волнения среди лавочников:
“Вчера у Каспийско-Черноморского О-ва в городской конторе разбили стекла. А около завода в Белом городе толпа начала бить «Гухмана», но не успела особенно побить. Сегодня против завода стоят казаки, а у конторы в городе – городовые, разбитые зеркальные стекла заделаны досками. Эту демонстрацию устроили лавочники, пострадавшие во время пожара. Теперь им заявили, что они не получат никакого вознаграждения, и они обиделись. Говорят, будто Губернское Управление привлекало Манташева к ответственности за цистерны. Думаю, что окончится все пустяками, а строительное отделение заработает малость! Опять говорят, что Мирзоев[17] рядом с нами будет строить керосиновый завод. Тогда жизнь в Белом городе будет не из приятных, тем более что Манташев не строит стены вокруг своих амбаров и не думает убирать цистерн. Власти все успокоились, и никакие меры более не принимаются впредь до следующего пожара. Только «Шибаев»[18] возвел очень высокую и хорошую стену вокруг всех своих «посуд», по здешнему выражению. И даже сделал лестницу через стену, а не ворота в стене”.
Продолжение «пожарного» сюжета в следующем году – запись от февраля 1902 года:
«Большой пожар в Романах. Сгорело 22 вышки, в том числе шесть вышек Каспийско-Черноморского О-ва, которые испортили мне столько крови, и из-за которых мы отчасти опоздали пуском станции. Теперь Фейгль едва ли станет устанавливать [свои] паровые машины». От апреля того же года: «Большой переполох случился из-за пожара у Манташева. Я был по дороге в Балаханы на второй [трансформаторной] башне и летел назад не жалея рессор. Приехал Павел Осипович [Гукасов], но пожар не оправдал ожиданий и не разрастался. Сгорел амбар со всякой дрянью, в котором было тысяч 20-30 пудов. Так как все это время в Баку находился [Иранский] Шах, то все власти были на ногах, и на пожар приехало обилие начальства». И от июня: «В Балаханах пожар – горит промысел Каспийско-Черноморского, но там где нет моторов. Одна из горящих вышек упала на наши провода и устроила короткое замыкание – без вреда для эксплуатации».
Энергетикам естественно приходилось ломать головы над защитой своих будок с моторами на промыслах (запись от мая 1901 года):
“Смотрел как «Нобель» защищает свои моторы от пожара – он делает вокруг них особую будку из волнистого железа или из кровельного железа (это, впрочем, старая конструкция). Будем делать у себя бетонную защиту для моторов с железным каркасом внутри. Это будет лучше и дешевле”. И от ноября того же года: «Смотрел будки для моторов, которые строятся на промыслах Каспийско-Черноморского О-ва на 29-м участке. Будки хороши, но немного дороговаты – рублей 300 штука. Следующие можно будет удешевить рублей до 225-ти. Надеюсь, что моторы выдержат с успехом пожар, при этих будках». Наконец, упомянут неплохой результат защиты от пожаров (запись от мая 1902 года): «В пятницу утром был пожар в Романах. Наши моторы уцелели благодаря кирпичным будкам».
Но при огромном пожаре, случившемся в июле 1902 года, не помогли и эти будки:
“В полчетвертого ночи разбужен звонком с Биби-Эйбата: горит фонтан в буровой №14 на участке 29 «Бнито»[19]. Судя по обилию дыма и длинным огненным языкам, ясно видно с террасы, пожар серьезный. По приезде на место оказалось, что сгорело лишь две буровых: №14, продолжавшая гореть до 12 час. дня, и №13, от которой не осталось следа уже в 5 час. утра.
В буровой №14 со времени сентябрьского пожара производилось бурение 80-сильным мотором «Сименс и Гальске» с новым (громадным) контроллером. Сегодня в 1 час ночи из скважины вдруг забил газовый фонтан с песком и камнями. На него накинули задвижку, остановили мотор и выключили освещение в этой буровой. К двум часам фонтан начал выбрасывать нефть, а в три – загорелся. Пожар окончился к 12 часам дня. Контроллер в №14 сгорел совершенно. Мотор также надо будет перематывать. Температура внутри будки (закрытой со всех сторон, кроме дыры для ремня) была настолько высока, что сама будка превратилась в муфельную печь. И не только дерево внутри ее сгорело (колпаки и деревянные ограждения клемм и проводов), но даже и выключатель. Кирпичная стенка будки, обращенная к фонтану, дала трещины до одного вершка шириною. Придется утолщать стенки будок или делать их с воздушным промежутком внутри или, наконец, засыпать землей как пороховые погреба. Бетонные крыши также необходимо сделать менее теплопроводными, насыпав на них 8-10-вершковый слой земли, что мы на Биби-Эйбате давно уже предлагали Каспийско-Черноморскому О-ву. Зато в №13 моторы вполне уцелели. Даже бумага регистрирующего киловаттметра, установленного в этой буровой, осталась цела.
Вывод из этого пожара тот, что хотя мы уже умеем спасать от огня моторы в бурящихся и просто тартающихся буровых, но над ограждением их от огня в фонтанирующих вышках придется еще подумать. А начать фонтанировать может любая буровая во всякое время, чему пример №14, в которой фонтанов до сегодня никогда не бывало”.
Общество «Электрическая Сила» намечало построить в Баку одну новую станцию мощностью 7 тысяч лошадиных сил. Однако затем планы изменились, и начато было сооружение одновременно двух станций.
В июле 1900-го Р.Э. Классон составил смету на первоначальное оборудование электрических сооружений в Баку, которая предусматривала раздельную электрификацию Балахано-Сабунчинского и Биби-Эйбатского районов нефтедобычи и возведение:
Письмо Р.Э. Классона Л.Н. Яснопольскому от 7 июля 1911 г. в котором он показывает хищничество бакинских нефтепромышленников, на примере Манташева.
Полностью читайте ЗДЕСЬ
Мы благодарим внука внука Роберта Эдуардовича - Михаила Классона за предоставленную возможность данной публикации.
Примечания:
Материал подготовлен и опубликован участником сайта Fran
При полном или частичном использовании статьи ссылка на наш сайт обязательна.
Интересные материалы о семье Классонов