1906 -
К сожалению, ничего кроме воспоминаний Тамары Владиславовны Петкевич[1]у нас нет. Но познакомить с этим именем хочется в любом случае.
Дмитрий Фемистоклевич Караяниди родился в 1906 году в Греции, арестован в г.Майкоп, Адыгея ,КК и осужден на 10 лет ИТЛ.
Он был первоклассным пианистом. Музыка и была его главной страстью. Особенно он любил Рахманинова и Шопена. После занятий, в ожидании поезда на Княж-Погост, он часто играл для себя. Я заходила послушать эти концерты без публики. Тайга, поселок, хмурое небо над ним «гляделись» после этого иначе.
Я тогда не предполагала, что пообещавший в Микуни никогда больше ко мне не приходить, разыскав меня, туда приедет Дмитрий Фемистоклевич, с которым нас свяжут добрые и безупречные семь лет жизни. Через год после уральского сезона нас пригласили в театр одного из приволжских городов. А потом Оля настояла на нашем с Димой переезде в Кишинев. И только уже спустя десять лет после освобождения я переехала одна в свой родной город — Ленинград.
(...)
Родители Дмитрия Фемистоклевича Караяниди, греки по национальности, в 1929 году уехали из России в Грецию.
Навестив их в 1931 году, Дмитрий вернулся обратно и поступил в Консерваторию г. Баку к профессору Шароеву. В числе двадцати четырех пианистов прошел в 1935 году два тура на Всесоюзном конкурсе музыкантов в Ленинграде.
Перед третьим туром бакинка, которую во время прослушивания отсеяли, обратилась в жюри: «Кого выдвигаете? Он же иностранец»...
По доносу секретаря парткома («восхвалял Гитлера») в 1937 году Дмитрий был арестован и приговорен к десяти годам лагерей. Он пережил все, что называется «заселением Севера», с азов. Не раз был на краю гибели. Рассказывал, как в самый критический момент на комиссовке один из заключенных-врачей сказал: «У нас такие работают», другая воскликнула: «У него стеклянные глаза, он одной ногой на том свете», и как вольнонаемный начальник колонны резюмировал: «Немедленно госпитализировать».
В течение семи лет он был на общих работах: разгрузка барж, строительство, «с руками пианиста» лазил на столбы и тянул провода, закрепляя их при любом морозе. И только после посещения колонны агитбригадой, аттестованный земляком бакинским дирижером Утешевым как прекрасный пианист, он был взят в ТЭК...
Для пополнения труппы нa этот рaз было вызвaно человек шесть. Из специaлистов нaшли одного музыкaнтa - отменного пиaнистa и дирижерa, зaкончившего Бaкинскую консервaторию, обaятельнейшего человекa Дмитрия Фемистоклевичa Кaрaяниди, пробывшего до этого моментa семь лет нa общих рaботaх...
После репетиций хора рядами расставлялись табуретки. К занятиям приступал самый мощный из коллективов — оркестр. Дирижировал Дмитрий Фемистоклевич Караяниди. Старые опытные «лабухи», сразу признав в нем богом данного музыканта, безоговорочно подчинялись его вдохновенным рукам. Оркестр вообще виделся особым государством, существовавшим по собственным законам. Здесь даже говорили на «своем языке»: хилять, берлять, башли, чувиха…
Вечером я зашла в театральный барак. Там все шло своим чередом. Дмитрий Фемистоклевич с Магометом Утешевым, как истые бакинцы, расписывали достоинства азербайджанской бани. Олечка уже давно перешла к ним «в колхоз», что-то готовила на плите. Кто-то писал письма. Наигрывали на инструментах, беседовали...
Сеня Ерухимович и Дмитрий Караяниди, закончив свой срок, были освобождены. Из-за той же пресловутой 39-й статьи оба остались на Севере работать по вольному найму: Сеня — директором ТЭК, Дмитрий — дирижером и пианистом...
В свое речи Николаос Тифтикидис, член Московского общества Греков, на всемирном съезде Эллинизма в Салониках сказал:
Может ли быть, что речь идет об одном и том же человеке
