Георгий Коновалов "Куда летим?"

Георгий Коновалов "Куда летим?"

Так хотелось написать – «Вышел из троллейбуса и, помахивая сумкой…»
А вот и не получилось. Сумкой не помашешь весом она около восемнадцати килограмм.
Но всё равно – вышел из троллейбуса и туда где над тротуаром самолёт парит – ИЛ-62.
Под ним агентство Аэрофлота.

Там, вправо – кассы на местные авиалинии, влево тоже кассы, но по Союзу, это куда из Баку летают, а за углом то, что мне надо «Регистрация и сдача багажа».
Сумка на весы – перевеса нет, шлёпнули какую-то печатку на билет и – «Автобус в … часов - не опаздывайте».

А мне чего это опаздывать я-то уже здесь и на автобус можно прямо сейчас.
Это меня тётя моя подбила – «А чего это ты в отпуске будешь дома околачиваться. Давай-ка отправляйся в Киев. Заодно и кое-что мною обещанное отвезёшь».
А отпуск всего-то две недели, а на поезде туда и обратно – пять дней, вот и купила мне билет на самолёт. И место у окна-иллюминатора попросила. Это, чтоб я в окошечко смотрел, на землю любовался.

Впервые.

Билет-то тогда «самолётный» стоил аж двадцать восемь рублей. Вот из своей пенсии отстегнула и подарила мне этот билет.

Автобус… и он для меня внове. Кресла откидные, с белыми чистыми подголовниками.
Автобус сначала прямо по «28 апреля», а потом уж на «лейтенанта Шмидта». Ну, это всё знакомо – перезнакомо. На Балаханское шоссе и за город.

Здесь тоже всё знакомо. Ведь сколько раз на пляжи по этой дороге ездили.
Подъём за Сабунчами. Внизу такие красивые домики, все под черепичными крышами, такие аккуратненькие, и в зелени.

Потом длинный спуск и наш транспорт притормаживает, разворачивается и всё. Мы приехали.
Вот выпало из памяти - подвезли ли нас к самому аэропорту или мы пёхом шли до него. Там–то всего метров пятьдесят-сто от шоссе до самого аэропорта. И всё по зелённой аллейке – кипарисы и розы.

Аэровокзальный комплекс – как это здорово звучит. А было там всего-навсего одноэтажное здание, правда, с башней. Где-нибудь в Нью-Йорке эта башня называлась бы Башня – Башней управления (во всяком случае, так она именуется у Артура Хейли). У нас…, а кто знает как у нас. Наверное, вышка управления полётами, (если не так пусть старшие товарищи поправят!).

Кроме нас, только, что приехавших, там уже какие-то чего-то ожидающие.Оказывается у них задержка рейса. Может толпа и небольшая, но там где мы собрались это выглядит очень даже. А собрались мы в помещенице небольшом. Оно как анфилада, если за целое считать вместе с площадью перед вокзалом и площадью где самолёты стоят. Если двери в обе стороны в этом помещении открыть, то одно целое будет.

А самолёты - вон они стоят, на солнышке, заходящем, пузики свои греют.

Сейчас бы люди возникать бы начали – «Ах-ах, да как же так.… Как это – аэропорт не принимает…». А тогда в зал выходила девушка, по-аэрофлотовски красивая и хорошо поставленным голосом объявления делала.
Ни тебе табло, ни тебе «матюгальников».

Помещение маленькое. Небольшая стойка для регистрации билетов. Оказывается и здесь тоже можно зарегистрировать и билет и багаж. Вон в сторонке весы стоят.

Ещё один автобус подошёл – ну это пассажиры на наш рейс. Много нас стало в зале. Выходит девушка и так весело объявляет, что и нас где-то и кто-то не принимает. У нашего рейса конечная Киев, но по дороге два промежуточных аэродрома – Минводы и Ростов. Хлопают меня по плечу. Ба, мой
товарищ. В одном цеху на заводе работали. Я токарем был, он фрезеровщиком. В соседнем пролёте станок его стоял. Он оказывается – бортпроводник или по простому «стюард». Это он себя так называет. И это они повезут нас в Киев. Поболтали. Всё время как-то скоротали, но у него дела. Он человек на работе, не то, что я.

Вот я и пошёл знакомиться с местами.

Между зданием и самолётами кипарисы и розы, по перголам виноград вьётся, скамеечки стоят. Солнышко посветило-посветило да и убежало куда-то за здание, за кипарисы. И сразу, как-то холодать стало. Нет не холодно, но зябко. Вот тут-то и пожалел, что весь багаж и курточку свою в ём, сдал. Вот и бродил по всему аэровокзальному комплексу. А автобусы всё подбрасывали новых страдальцев.

Кроме нас ещё два рейса задержали. Вот весело. Устраиваться на ночлег начали. Кресел в зале не хватило, так на скамеечках, на свежем воздухе под кипарисами, под розочками. Всё занято было. Я-то тоже себе место присмотрел – на весах, но в помещении душно стало, выскочил на воздух, а когда вернулся, так место моё занятым оказалось. Пришлось идти и изучать жизнь ночного аэропорта.

Далеко-то тоже не уйдёшь, всё-таки предприятие, почти завод, и куда можно, а куда нельзя враз и не поймёшь.

Впереди, вправо, в ангарах мощным голосом движок какой-то вдруг реветь начинал.
Правда долго не ревел, но после его рёва такая чудная тишина наступала, со сверчками, с шелестом листьев, с шумом редких, пробегающих по шоссе, автомобилей.

И запахи необыкновенные. Теплый металл самолётный, сгоревшая солярка (и не сгоревшая тоже), степной воздух, цветущие розы - совершенно необыкновенная смесь, необыкновенный букет.
Ночь летняя она недолгая. Вот солнце уже хвосты самолётные позолотило. Это, как у Лермонтова Михаила Юрьевича - «Лишь солнце осветило пушки и леса тёмного верхушки…». Вот и у нас точно так же.

Девица–краса аэрофлотная вышла – нам посадку объявила. Потянулись мы к своему самолёту, тут же за нами ещё посадку объявили. Небольшая путаница произошла, кто-то не на тот самолёт пошёл. Мы же, как те самые утята за мамкой, так и мы за стюардессой потянулись, куда она туда и мы. Экипажи, такие важные, с галунами на рукавах и погонами на плечах, соблюдая субординацию (я так думаю), почти строем к своим самолётам пошли. Мой товарищ тоже с ними. В хвосте – замыкающим идёт.

Подвела нас стюардесса (а может бортпроводница) прямо к трапу, встала рядом и билеты проверять начала. Мне не к спеху вот и стою, хочу одним из последних в брюхо самолётное залезть.
По такому звонкому трапу, наверх, чуть пригнуться и …. Так вот ты какой самолёт внутри.

Моё место «Д», оно у иллюминатора. У меня в руках никакой клади нет, поднимать и прятать ничего ни надо. Сажусь в своё кресло. Теперь вижу и трап отъезжающий, и здание аэропорта и …. Только соседка – «Молодой человек (это ж надо - это тогда), а вы не могли бы поменяться со мной местами». Ведь это же надо, ведь тетушка так просила для меня место у окошечка. Пришлось уступить. Сел с краюшка, у прохода, ведь она оказывается с ребёнком – вот пацан и занял моё место. Теперь смотрю я в окно через плечо соседки и так тоскливо. Ведь мальчишка полностью своей головой обзор закрыл.

Через дальние иллюминаторы видно как винты вращаться начинают. Сначала левый, тот, который ближе к фюзеляжу, потом справа, и опять слева, но уже дальний, а потом и последний раскрутился.

Дальше табло загорелось «Пристегнуться! Не курить!»

И покатился наш самолёт, как обыкновенный автобус. Ушёл назад аэропорт, ангары, где ночью движки ревели. Впереди только поле, только степь. Кто из опытных – « Вооон, слева новый аэропорт строится. Уже давно строится». Там где-то далеко сооружение, длинное, непонятное.
Мимо проехали. Не разглядел даже.

Приехали куда-то, остановились. Стоим, ждём чего-то. Двигатели начинают какую-то новенькую песню петь, завывать даже. Покатились… ну это нам уже знакомо. Интересно сколько же катиться будем? До самого Киева что ли? Прекратилось вдруг враз тряска колёсная – летим. Всю левую сторону спортсмены занимают. Галдят, к стюардессам пристают. Опытные уже. А когда табло погасло, так и вообще гулять по самолёту отправились.

А самолёт тихо-тихо стал засыпать. Оно и понятно – всю ночь не спали.
Проснулись уже, когда к Минводам подлетать начали, вот тут-то и началось. Наш транспорт какие-то ямы в небе находил и в них проваливаться начал.

Ощущение… это как на горках катаешься. Сердце проваливается. Даже не в пятки, а куда-то намного ниже. Всё бы ничего, даже интересно. Если б не соседка. И когда она успела наесться. Ведь завтрака у нас не было, но она уже третий пакет уже использует. Самое главное, что и меня, глядя на неё, потягивать начинает. Сижу, отвернувшись и от неё и от её сына и вообще закрыв глаза.

Когда приземлились в Минводах, я был первым, кто выскочил на воздух.

Потом оказалось, что спортсмены покинули нас, и весь левый борт освободился, и я рискнул (порядка-то самолётного не знаю) занял местечко у окна, подальше от моих соседей.
Потом… потом…. Потом было всё как обычно (это теперь знаю) прилетели, приземлились. Дальше был такой же (или почти такой маленький, как и в Баку) аэропорт, и строящийся вдали очень большой. Он потом во многих учебниках по строительству описывался. Там было необыкновенное перекрытие зала.

Вот и всё – дальше автобус – аэровокзал на Крещатике и к родичам.
Вот и было таким моё знакомство с самолётом, и первый полёт и первое путешествие по воздуху. И был тот самолёт ИЛ-18!
Долго потом он стоял на постаменте при въезде на новый аэропорт.
Убрали, а жаль.