Георгий Коновалов "Грустно"

Георгий Коновалов "Грустно"

Воспоминание о Акшине Кязимзаде.

Гордость, радость и печаль.

Гордость от того, что я был знаком с НИМ,

радость оттого, что ЕГО помнят,

и печаль оттого, что ЕГО уже нет.

Я не историограф и совсем не биограф,
просто я помню ЕГО.

Сижу на диванчике, сижу вольготно. Слева стол Акшина – его пока нет в редакции, впереди и справа слегка - стол Александра Карловича.
Александр Карлович ответственный секретарь газеты и сейчас весь в трудах.

Впереди выпуск газеты следующего номера вот и рассчитывает Карлович будущую страничку. Линеечкой вымеряет да карандашиком расчерчивает. Где-то там и моей фотографии место будет.

А вот и замредактора появляется. У него сегодня совсем другая работа и многим она, кажется очень уж простой и совсем непонятной – он «свежая голова».

Целый день он свободен от рутиной работы в редакции. Как говорится, что хочу то и делаю.
Он сегодня будет первым читать выпуск газеты. Будет читать, и проверять, находить ошибки и по быстрому их исправлять.
Одним словом «СВЕЖАЯ ГОЛОВА», голова с незамутненным и с незамыленным взглядом.

Покрутился Акшин в комнате чуть и на выход.

Меня пригласил:"Тебе куда, на работу? Пойдем, погуляем, а?"

Раз пять, наверное, мы так с ним гуляли. Как жаль, что это всего пять, а иногда, кажется и того меньше.

Выходили по очень неудобным ступенькам из редакции, поворот направо и к бульвару.

Идём….
Идём по большей части молча, негласный договор - не говорить ничего о газете «Физкультурник Азербайджана». И не только об этой. Нельзя говорить вообще обо всех газетах в целом. И, тем более что в них написано и напечатано.

Зато говорим о погоде, о бульваре, о городе. Кино тоже в теме.
Идём по нашему бульвару. Когда в ветер, когда в солнышко. Мне идти до вокзала, а ему до «Динамо».

Там к дворцу спортивному типография издательства присобачена. А может и, скорее всего дворец «Динамо» к типографии пристроен. Голубоватым светом горят лампы за окнами, двигаются люди – одним словом работают. За окнами, которые в новый сквер выходят машины шумят, бумажная лента бежит. Газеты печатают.

Вот где-то здесь и должен сидеть Акшин и как учитель, который проверяет домашние работу, проверять, не накосячил ли кто, и не будут ли завтра поутру читатели хихикать и смеяться над газетой.

Время, как говорят сейчас, суровое было. Не то, что нынче - пиши, что хочешь и ошибки, какие хошь, делай. А если смеются читатели над газетой так это же хорош.



Это в году, вероятнее всего 1961 или 62.
Вернулся я тогда из отпуска, и прямо напротив входа на доске объявлений и приказов листочек – «Приём слушателей в НАРОДНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ». Факультеты перечислены разные, а мне приглянулся «Журналистики».

Как в правдышний универ пришлось документы собирать. И самое главное рекомендации от комсомольской и парторганизации.
Как определялся тогда с самим университетом уж и не помню.
Вот и объявили о начале занятий и месте, где будем лекции слушать.

В тот вечер собрались мы все, а нас было человек десять будущих «акул пера», в кабинете самого главного человека района, в кабинете первого секретаря райкома партии. Райком на Мамедалиева тогда располагался.
Кабинет большой, с балконом на улицу. Стол для заседаний, обычный стол большого начальника. Вот за ним и расположились мы все. Сели и места вокруг стола ещё много оставалось. Друг друга ещё не знаем – сидим молча.

Входит ОН.
Сам быстрый, в очках, которые поправляет жестом привычным.

Как обычно вступительная лекция – как да что делать будем. А лекции будет читать он - Акшин Кязимзаде. Он от горкома партии прикомандирован был.

Какие такие были лекции сейчас и не вспомнить, но то, что было потрясающе интересно – так точно. А потом шли по засыпающему городу. Шли толпой, разговоры разговаривали. Перебивали друг друга. Но центром нашего коллектива бы Акшин.



Меня подкалывал: “ Что? Лавры Василия Пескова спокойно жить не дают.”
А что делать, если уж очень мне нравился тот самый Песков – корреспондент «Комсомолки».

Разбегались-расходились где-то на Ольгинской. Одни уходили к проспекту Нефтяников, другие возвращались к Парапету. Акшину было по Коммунистической вверх, а мне к комендатуре, в Крепость. Позже, когда познакомились поближе, шли вкруговую, по проспекту Нефтяников.
Кто кого тогда провожал, и непонятно было, но доходили мы тогда до самого Баксовета. Он уходил вверх, а я нырял в крепостные ворота.

Потом стал задавать наш учитель задания разные. Напиши про то, напиши про это.
Как сейчас помню, одна молодая дама написала большущий материал на кинофильм «Америка глазами француза». Хороший фильм. С удовольствием посмотрел. Только писать рецензию никак не рискнул бы. А она рискнула.

Разбирали мы тогда эту статью по косточкам. Даму аж жалко было.
Я тогда коротенькие заметочки писал. Пятьдесят- шестьдесят строчек. В конце концов, привык писать очень плотно и кратко.

“Приходи в редакцию, – говорит мне Акшин – и свои заметки приноси.”

Акшин тогда в «молодёжке», это которая «Молодёжь Азербайджана», работал, а может лучше – служил.
Собрал всё, что у меня накалякано было, фотографии свои прихватил.
Редакция тогда в семиэтажке на Коммунистической располагалась.

Это как войдешь под арку воротную, и прямо через двор. По лесенке подняться надо было, и в двери с табличкой стеклянной «МОЛОДЁЖЬ АЗЕРБАЙДЖАНА».
Темень внутри, где и кто пока непонятно, но язык и до Киева доведёт.
И фотолабораторию нашёл и Акшина нашёл.

Акшин тут же повёл меня к литработникам. Читали мои коротышки с удовольствием. И даже штуки две забрали. А вот фотографии так и не приглянулись – раздолбал меня тогда Валя Фельдман. Спасибо ему за это.
А зато через какое-то там время появилась моя заметка о проектировании какого-то там объекта.

Радость-то какая – увидеть свою фамилию напечатанной в газете, а потом за это же удовольствие и гонорар получить. Мизерный, но гонорар.

Потом перешла редакция в здание «Баксовета», под бочок ЦК комсомола Азербайджана.

Сколько не приглашал я Акшина к нам (не в гости, а просто так) так и не получилось затянуть. А жаль, тётушка моя любила друзей моих привечать. Любила покормить да попотчевать.

А я всё свои малышки-коротышки писал. И ведь печатали.
В один из дней пришёл как всегда, а «молодёжка» перебралась. Куда-то на Щорса.

Дом хоть и старый, одноэтажный, но с большим двором. И коллективу попросторнее стало. Комнат много, и сидеть свободно стало, и у Акшина свой кабинет появился с табличкой – «Заместитель редактора». А времени у него со мною цацкаться, совсем уже не было. Передал он с рук на руки, как говориться, Свете, удобнее будет Светлане Сильвестровой. Предупредил её, что я лентяй, и чтоб от меня чего-то добиться за грудки брать надо.

Вот Света и нагрузила меня работой с письмами читателей. Работа эта, скажу вам, адова. Письмо прочесть надо, потом забыть его и, оставив только тему, написать от имени читателя. Класс!

А Акшина рядом не было, уехал он тогда в командировку в Москву, а вернулся оттуда уже спецкором «Советского спорта».

Вот и не сложилась у меня сотрудничество с «молодёжкой».
И с Акшином встречались редко. Но две мои фотографии всё же опубликовал он в «Советском спорте».
Публикация в центральной газете – это что-то.

В одну из случайных встреч: “А чего ты в редакцию не заходишь:”
“Неее, - говорю я ему, - в «молодёжку» меня ничем не заманишь.” - “Я тебе сказал про «молодёжку»? Я теперь в газете «Физкультурник». Замом работаю.”

Вот и пошёл я в тот самый «физкультурник». Знакомится. Помещение почти такое же, как и то «молодёжкиное» на Коммунистической. Только светлое.
Большая комната (скорее зал), с трёх сторон разными комнатами окруженная, посередине стол для пинг-понга.

У самых входных дверей столик, за ним ретушёр располагается. Он приходящий и столик в основном пустует. А ретушёр - Виктор (это по моей памяти) Татаринцев - мастер спорта по метанию молота.

Слева два кабинета. В одном, главный сидит - Мириев. Кабинет вторым светом освещается – полутёмный.



В другом, в нём двое: Акшин - замредактора и Александр Карлович Розенберг (о! мужик) - ответственный секретарь.
Весёлая комната – диван, два рабочих стола и два стола заваленных газетами - родным «Физкультурником», другой - так всеми остальными. Интересно было покопаться в старых газетах. Чего только я там не находил.
И, конечно, диван. Здорово было сидеть на нём и смотреть, как люди работают. Это же всегда интересно смотреть, как работают люди.

Вот в эту комнату я и приносил свои фотографии, свою писанину. Когда принимали, а когда и отворот давали. Принёс и рассказ свой, который «Победа» назвал.

- Извини, времени нет…. Убегаю…. Знаешь что, давай завтра в скверике Ахундова встретимся. Там поговорим.

Встретились, прочёл Акшин моё творение, карандашиком, на колене, прошёлся. Всю мою лирику выбросил, позачёркивал. Я до сих пор эти три листочка с его правкой, храню.

- Исправь. Завтра забеги ко мне домой. Там посмотрим.
Забежал, показал.
- Ну, вот другое дело. Приноси завтра в редакцию.

Принес, и напечатали мою «Победу».
Только мало удавалось с Акшином контактировать. В основном, он в бегах был. Начальство журналистское всё-таки.

Если с замом поговорить и поболтать было нельзя, то был Фаик Закиев. Меня с ним Акшин познакомил. Интересный журналист. И как фотограф, и как пишущий. Здорово пишет и интересно фотографирует.

Но закончили строительство издательского корпуса, там наверху. Все редакции, в городе расположенные, туда перевели. И стало мне не с руки туда бегать. Вот и прекратилось наше сотрудничество. Самое обидное, что не встречал больше Акшина.

И вот однажды, по телику голос комментаторский слышу. Знакомый голос и так здорово о футболе рассказывающий. Это была маленькая радость для меня. Потом все матчи, которые проходили на нашем стадионе, посмотреть старался. Хоть и не особо футбол люблю, но слушать Акшина всегда было одно удовольствие. Одним словом, ЖУРНАЛИСТ с большой буквы.

Вот и всё.

Иду-бреду на работу. В институт. Голова занята примерным расписанием на день. Что, да как, что за чем, в какой очередности. Обычные мысли перед работой. Рядом (сослуживец что-то рассказывать пытается. Впереди в скверике около бассейна кто-то утренней гимнастикой занимается. Руками машет, наклоны и повороты корпуса делает. Всё как обычно…. Когда поближе подошёл – узнал…. Акшин …. Вот чудо так чудо. Ну, как было не остановиться….

- Ты где?
- Да вот в этом самом институте.
- Ты пишешь хоть, фотографируешь?
- Да нет …. Как-то не получается. Всё в командировках, а так работа-дом. Вот и всё.
- Жаль... Ты пиши и заноси, ведь я теперь в «Бакинском рабочем» работаю. Нам любая информация нужна. А с фотографией и подавно. Ведь в республике много можно отснять.
- Знаешь лестно мне твоё предложение, но вряд ли. Знаешь, потерял я этот самый кураж. Уже не суждено мне.
- Жаль… Искренне жаль.

Потом была пауза. Длинная пауза. Пытался искать его. Но никак не получалось.
Спускаюсь вниз по проспекту, теперь уже Бюльбюля. Сверху, от Басина спускаюсь, впереди очень неудобное место есть – это на углу около аптеки. Там выход из подземного перехода здорово заужает проход по тротуару.

Из аптеки выходит молодой человек, приходится чуть притормозить, чтоб не столкнуться с ним на самом тротуаре, но он останавливается и придерживает дверь аптеки, пропуская кого-то.

Акшин…. Он идёт тихонько, как будто ощупывая перед собой пол, ища ступеньку.

И мне стало не по себе. Молодой человек (скорее всего сын) взял его под руку, и они пошли вверх по проспекту.

Но почему, но почему я не окликнул его тогда.
Может, мне не хотелось, чтоб он начал бы рассказывать о своей болезни. Ведь это так неприятно. Неприятно и одному и другому.
Долго стоял я и смотрел, как уходят они по улице.

Грустно….
Грустно и тошно. Ведь, это был быстрый и подвижный мужчина.
Грустно.

Газеты нынешние почти не читаю, а тут купил толь «Зеркало», толь «Неделю».
Не-е-е-т это провиденье.
Газета как-то сама собой раскрывается сразу на странице, где с надписью «на правах рекламы» большая пребольшая статья. На полстраницы тянет. Мастерски написана.
И подпись А. Кязимзаде.

Вот тогда-то я понял, что у него катаракта была, и перенёс он операцию в клинике, которая в больнице Нефтяников располагалась.
А насколько мастерски понял только тогда, когда сам перенёс подобную.

Это была последнее наше пересечение.
Потом был только пост на «бакинцах». И только оттуда узнал, что человека, которого я сам для себя называю, УЧИТЕЛЬ - умер. Что его уже нет.
Вот и закончилась моя исповедь- воспоминание.

Жаль, фотография эта не моя, но сделана она именно теми, кто ПОМНИТ, вот и разрешили мне ее здесь поместить.
А я и помню его в очках, но не в костюмах парадных, а именно таким - в «ковбойке» (так мы называли эти рубашки).