С некоторыми фотографиями и ссылками того же проектировщика из того же института.
Вот и начали мы перебираться.
Комната наша, из которой съезжали, тогда была похожа на декорации к какому-то фильму о войне. Это когда отступающие всё бросают и бегут неизвестно куда (это цитата из предыдущей главы).
А в новом здании мы («мы» это молодые и без званий хоть каких-то) навкалывались, «как рабы на галерах».
Тогда приходили грузовики один за другим, груженные столами чертежными. Вот их и разгружали и даже больше того на этажи поднимали и в комнаты затаскивали.
Столы отдельно, доски отдельно. Это уж потом, в самой комнате их объединяли. По сравнению с теми столами, за которыми работал в старом здании, это был прогресс.
Ящиков-то ящиков в тех столах было…. Был даже ящик для чертежей. Хорошо! Только одно было плохо, этот ящик доставался соседу перед тобой сидящему. Вот и у меня было такое же.
Наклон доски всегда отрегулировать можно, слева под доской, есть ручка рычаг. Вот только длинноногие страдали немного. Доска в ноги упиралась, но какие всё это мелочи по сравнению с теми, когда доска с кирпичами была.
Расставили столы и стали жить припеваючи.
Припеваючи ли, это ещё тот вопрос.
Рассадкой всех сотрудников занималась непосредственно начальник. Это уж потом начались перебежки, рокировки да «кучкование по интересам».
А посадили меня тогда в среднем ряду. Ряд около окон избранные заняли.
А я в то время попал лапы к Нури Наджафовичу – человеку талантливому, человеку странному.
Он уже тогда имел медаль ВДНХ за создание самых практичных домов в Советском союзе. А сейчас был нацелен на создание дома, за который надеялся заиметь ещё одну.
Вот меня и прикрепили помогать гению.
Конечно же, гению!
Попробуйте, попав в тиски СНИПов разных, вырваться из них.
Столько там было всего самого-самого…. И всё это иногда противоречило самому себе. Это когда одно положение СНИПа исключало другое.
Сижу себе, передо мной чертёж накнопленный. Рядом, на тумбе стола эскиз Нури, на кальке сделанный.
Мне надлежит вычертить по этому эскизу что-то читаемое. Со всеми размерами и подсчётом всех площадей.
Только-только контуры нанёс – появляется Нури Наджафович. Стоит из-за плеча наблюдает (терпеть не могу), а потом – «Кыш!» и сгоняет меня с моего места. Теперь я наблюдаю, как Нури взяв резинку, уничтожает мой «шедевр».
Вот на этом творчестве я и погорел, причём не единожды. Нури свой шедевр-то стёр, а мне на расценку к нормировщице что нести?
Вот и взбунтовался я.
Приходит автор и опять «Кыш!», а ему поверх своего, уже почти готового, калечку накнопил и пожальте, рисуйте, сколько влезет.
Обижался автор вначале, но потом попривык и в моё положение вошёл.
Зато нормировщица ну никак не хотела войти в моё положение – «Ну, как вы можете выполнять работу, которую всегда выполняет инженер или, в крайнем случае, техник».
Как мне хотелось сказать – «А тебе, какое дело. Умею я, вот и всё!».
Пришлось идти к начальнику и объясняться. Одним словом присвоили мне звание «техник». А какая разница кто ты. Работу-то выполняю.
Вычертили мы тогда (мы – так это с Нури Наджафовичем) поквартирные планы, затем планы секций, которые в планы домов превратились.
И самое главное и самое противное так это «арифметика». Ведь надо все площади посчитать и ещё задурить головы людям.
По нормам и СНИПам того времени кухня должна была быть не более шести квадратных метров. Получилось у тебя шесть метров десять сантиметров, так эти самые десять сантиметров включались в жилую площадь. Но ещё смешнее то, что половина площади лоджии тоже входила в жилую площадь. Не в полезную (это само собой), а в жилую.
Во какие дела.
А все дома прозвища свои получили – официально «Пятиэтажные дома из камня - «кубик" серии 460 (а может 464, не помню), в институте «бадировские», а в народе «хрущёвками» обзывались.
Но осталась и моя толика в этих самых домах. Перила лестничные, ограждения балконные и лоджий. И самое важное это щелистое ограждение из железобетона.
Вначале там решётчатые были, только жители жаловались, что по решёткам тем даже на пятый этаж залезть можно. Вот и поменяли.
А тут в рассрочку фотоаппарат взял, вот и начал всех фотографировать, как тот самый Шарик из Простоквашино. Снимал всех своих сослуживцев, как сейчас сказали бы «скрытой камерой».
- И когда ты успел?
Это была самая обычная реакция на мои снимки. Все фотографии, за исключением заглавной сделаны мною и сделаны подпольно.
Не всегда качественные были, но что делать.
Вот и получился у меня Нури Наджафович в перерыве шахматами балующийся.
А жизнь институтская по рельсам своим катилась. Летом жарко, зимой холодно в помещениях. Вот здесь-то и вспоминаю сюжет, который уже описан был в моём рассказе «Копеечки».
Дорога в сам институт мало изменилась, только чуть дальше идти стало, зато интереснее. А тут ещё и старый морвокзал снесли, так вообще удовольствие по дорожкам да тропинкам пройтись.
Одно только – к началу работы опоздать это всё равно, что на эшафот взойти. Наваливаются все разом – и хорошо, если к директору не поволокут.
И что интересно – уезжая из старого здания, не забыли забрать с собой этот чудо агрегат. Скотина он (это я про тот самый агрегат).
Утром берёшь из ячейки свою карточку, вставляешь её в щель аппаратную (совсем как в банкомате, в банкомате эта щель «дупло» именуется), дёргаешь ручку (такую же, как у «однорукого бандита») и всё. Если пришёл во время этот «начальниковый» угодник твой приход чёрным отпечатает, а вот стоит немного опоздать, хоть на полминутки так этот гад твой приход красным отметит. А уж потом разборки у начальника. И всякие там – Я в очереди стоял к нему, меня все там видели!
Для объяснений не принимаются - пиши, почему опоздал. А в старом здании аппарат этот около Райской комнаты стоял. В ней три Раи-Раисы сидели. Две из них копировщицы, а одна телефонистка на коммутаторе.
Утро, да по бульвару, да в любую погоду…. Блеск. Не один я таким сумасшедшим оказался.
Начали встречаться с Борисом Дмитриевичем около Азнефти и неторопливым шагом (если погода благоприятствует), с рассказами о городе Баку до института добираться. Много он о городе рассказывал. Причём о городе мне не всегда известном.
Борис Дмитриевич Мякиньков в «Азгоспроекте» конструктором работал. Без высшего образования, самоучка, человек прошедший Бухенвальд. К нему на «приём» очередь стояла из конструкторов, а с него высчитывали десять процентов за то, что он якобы проходит обучение у дипломированных товарищей.
А я в своё время написал рассказик, и назвал его – «Лестница». Дружили мы с Борисом Дмитриевичем. В гости ходили друг к другу.
После выхода на пенсию не стали его удерживать в институте и с удовольствием (некоторых) расстались.
А меня тем временем и в «аренду» брали и …. Одним словом эксплуатировали нещадно.
Наш отдел был самым большим (а может, и нет) и занимал три большие комнаты. В двух комнатах проектировщики сидели, а в одной смежники. Водопровод с канализацией, электрики и слаботочники…. Одним словом все остальные.
А за стеклянной перегородочкой сидела начальница наша - Наталья Павловна. В её «аквариуме» две стеклянных стены было (это, наверное, для того чтоб аквариум правдышнем был). Одна стена выходила в комнату смежников, а вторая была в фотолабораторию. Вот где интересно было.
В фотолаборатории тогда работало три человека. Двое из них были постоянно в тёмной комнате, и один из них появлялся, когда сидящая в таком же аквариуме, как и наша начальница, подняв телефонную трубку, кричала – «Сёёёммаааа!»
Вот тогда и выползал на свет фотограф Сёма. Он был главным среди этих троих.
Мне иногда, по делам служебным, приходилось бывать в фотолаборатории. Брал в лаборатории обрезки плёнки листвой, брал калий железосинеродистый, а по простому красную кровяную соль, а ещё проще – «кровянку».
Плёнка нужна была для того чтоб, стирая на чертеже ту или иную линию не зацепить остальные. Для этого в плёнке вырезались прорези различной конфигурации.
А «кровянка» нужна была для составления раствора, с помощью которого вытравливалось на синьках всё, что мешало дальнейшему её использованию в качестве чертежа.
Завидовал я тогда фотографам – ведь у них была тааакая лаборатория. Было где развернуться, не то, что я. У меня закуток был с увеличителем и двумя ванночками. Правда, с постоянной водой. Наверное, поэтому почти все плёнки и фотографии хорошо сохранились. Нет даже намёка на желтизну или пятна серебра.
Стена, противоположная «оконной» была с дверью входной, в комнату нашего отдела ведущая. Дверь делила саму стену на две неравные части, часть побольше, это там сидели все-все и часть поменьше, где собирались мы рядом с нашим ГИПом Владимиром Степановичем Чумериным.
Передо мной стол, за которым конструктор сидела, справа нормировщица, слева сам шеф (так называли мы Володю), а перед ним двое копировщиков. Одним словом – бригада.
Сам Володя в уголке приткнулся. Идеи выдавал, а мы идеи эти на ватмане отображали.
А впереди, справа и чуть впереди был стол чудесного мужика – Музафар Мадатовича Мадататова. Архитектор Мадатов – он так и в книги и справочники вошёл.
Часто к нему «на огонёк» забегал брат его – Ализаде (имя-отчество уже не могу вспомнить). Если старший брат был лыс и серьёзен, то младшего крайне редко видел грустным. Он даже возмущался как-то весело.
Братья вместе создали здание Аздрамы…. А что ещё и не знаю даже. Зато Музафар Мадатович спроектировал и построил здание на углу Басина и проспекта Кирова, жилой дом Кура-Араксводстроя, жилой дом на Басина, типовая девятиэтажка и точно такие же дома в Загульбе.
Для Музафар Мадатовича вычертил только планы секций. И всё. Но мы с ним если и не дружили, то товарищами были нормальными.
А за окном чудеса начинались. Улица Басина из окон наших почти до самой Сабунчинки видна была, и перекрёсток с улицей Шмидта, а прямо под нами двор.
Великолепный, истинно бакинский. Большой, пустой посередине, и с квартирами по периметру. И чего только мы за короткое время не увидели в нём. Скандалы, драки, вызовы милиции, свадьбы…. Одним словом яркая жизнь рядового Бакинского двора.
Но вот обнесли весь квартал забором дощатым, люди съезжать начали. Пришла техника, и открылся ещё больший обзор на улицу.
Вот тогда то и наступил момент знакомства с азами строительства.
Мы из окон своих наблюдали все стадии строительства. От сноса и до самого заселения.
Видели, как экскаватор провалился в подвалы, видели, как ошибались строители и как потом исправляли свои огрехи.
Одним словом учились мы, тогда не отходя от своих столов.
А потом пошёл «крутой» период. Это когда начали проектировать крупнопанельные девятиэтажки. Работали… ой как работали, а нас ещё и подгоняли – «Давай-давай»
Но интересно было. Это было покруче, чем пятиэтажки каменные. А работа над девятиэтажками только-только началась.
Это как обычно заготовка планшетов, натягивание на них ватмана, сушка, и когда бумага на планшетах натягивалась, как кожа на барабане начинался следующий этап.
Правда, перед этим привычное уже вычерчивание планов квартир, секций. Ведь из этих квартир и секций собираются планы этажей.
А как работали наши конструктора. Ведь архитекторы иногда на ходу меняют свои идеи. Вот и шли тогда постоянные консультации.
Ну, это я уже писал в своём «Почему, ну почему «ленинградский».
И приобрел местком кинокамеру, «Красногорск» называлась. Вот с этой кинокамеры и началось моё падение как проектировщика.
Скучно мне стало сидеть за кульманом и к тому же кино мы тогда сделали – «Мозаика веков» назвали.
И так удачно фильма получилась, что диплом третьей степени получили.
Фильм должны были в Москву отправить, на Всесоюзный фестиваль, но не отправили – не отвечал девизу фестиваля «Идеи Ленина живут и побеждают».
А я теперь публикую фотографии из своего чудом сохранившегося архива.
А потом предложили мне перейти работать в РККЛ. Клуб кинолюбителей другими словами. Там и начал работать, противно было, что сам клуб размещался в подвале.
Но вот, пожалуй, и всё с «Азгоспроектом», хотя там я ещё работал, но уже по совместительству. Заканчивал и девятиэтажки и детские садики и школы с панелями связанные.
Жалко и печально было уходить от друзей-товарищей, да и врагов тоже.
Но жизнь есть жизнь.
И продолжу вспоминать и будут новые мои рассказики.