До вокзала добирались ещё затемно. Ведь надо было успеть на «ученик» - так назывался поезд, который останавливался возле каждой будки и даже возле каждого столба. Длинный подъём по лестнице бокового входа на вокзал. Там, по-моему, даже висела зелённая табличка «Пригородные поезда» или «К пригородным поездам», точно не помню. Пока бабушка покупала билет в кассе (сама касса пряталась под кустами лигуструма), я крутился возле контролёра. Мне же надо было как можно скорее попасть в вагон и занять место у окна.
Хотя всё равно я со своим ростом в вагон влезть не мог, уж больно высокие были подножки у вагонов. Вагон простенький, всего две пары колёс, чтоб понятнее было всего две оси. Корпус обшитый «вагонкой» и окрашеный в зеленый.
Бабушка помогала взобраться в вагон, а там надо было выбрать место у окна, и обязательно с правой стороны, а окошек–то в вагоне было всего ничего - по четыре с каждой стороны. Можно было, конечно сесть на скользкую скамейку, но лучше было стоять и смотреть в окно.
За окном обычное для отправления действо. Осмотрщик вагонов, со своим длинным молотком, обстукивал колёса – «дзинь-дзинь», потом - «хлоп-хлоп», это он осмотрел буксы, проверил масло в них. Если надо смазывал их из масленки с длинным носиком.
Потом… потом свисток кондуктора, ему отзывается тоненьким голосочком «овечка» - так паровоз этот называли. Шипели тормозные шланги, и паровоз начинал сталкивать вагоны, собирать и сжимать их как пружину, чтоб потом ему было легче сдвигать их по одному, начиная своё движение вперёд.
Ничего интересного за окном не было: дома, люди делающие какую-то работу. Железная дорога. Скукота, а я всё ждал, когда же появятся они. Поезд замедляет ход и притормаживает у какого-то полустанка, а за окном - вот они – самолёты. Как мы их называли – «ястребки». Это производное слово от истребителя и ястреба. Вот и получалось это чудное слово времен войны.
Было ещё одно – «подводка». Это военно-морское слово от слов подводная лодка – т.е. плавающая под водой.
Ястребки стоят далеко за железнодорожными путями и что там, рядом с ними происходит и не видно вовсе. Справа небольшой домик в три этажа, над домиком мачта с полосатым мешком. Мешок показывает, откуда ветер дует. А летчики его «колдунчиком» называют.
А если мне повезет, то справа непонятно откуда появляется идущий на посадку самолёт. Вот он почти у самой земли, он не коснулся ещё её и в то же время он уже и не летит, а вот и пыль из-под колёс – приземлился. Теперь он долго будет ехать по земле на двух передних колёсах, а потом опустится на третье заднее колесо и уже тогда свернёт или к ангарам, или в сторону нашего поезда и остановится.
А может и наоборот. Самолёт только начинает свой разбег и бежит почти, как и поезд наш идёт, потом подпрыгнет и улетает в сторону Бейюк-шора.
И поезд уходит к озеру и всё интересное исчезает.
У меня дома тоже есть такой же самолёт. Такой же тупоносый. Как здорово он гудит, какие фигуры может сделать. И «мертвую петлю», и иммельман, и пике, и боевой разворот, и бочку. Всё, ну всё умеет мой серо-голубой самолётик. Как он стрелял… и очередями из пулемёта, и одиночными из пушки. А если поднять его над головой, когда дует ветер, то пропеллер начинает вращаться. Вот только по-правдашнему летать он так и не мог. Он не был он похож на самолёт, который был на плакатике приклеенном к стене мякишем. Тот назывался «мессершмит», а на плакате были указанны места, куда стрелять надо, чтоб сбить его.
Мой был намного, намного лучше. На плакате был остроносый, а мой, как и те живые аэродромовские был курносым.
Потом, однажды (это когда новый год разрешили отмечать и проводить новогодние ёлки) принесли приглашение на ёлку в Дом офицеров авиации. Красивое. С нарисованным Дедом Морозом, одетым, как лётчик. Он сидел в самолёте и разбрасывал подарки из своего мешка.
Как мы с тетей моей туда добирались и не помню. Наверное, трудно.
Помню только из всего, что увидел тогда - это дворец с колонами и всякими «лётчискими» эмблемами. И ещё, что откуда-то от моря пошёл на посадку самолёт. Он, почти сразу пропал за домами. Но всё равно это был один из тех самых, которые я видел из поезда.
Потом пятьдесят восьмой год. Наша заводская мотосекция должна участвовать в республиканских соревнованиях по ралли. Так как я постоянно крутился в подвале, где ребята колдовали над своими машинами, меня сделали представителем команды. Работа, как говорится не пыльная. Просто надо посидеть на предсоревновательных совещаниях, а потом донести до членов команды, о чём был разговор. Ну, и, конечно получить талоны на питание членов команды. С завода нас отпустили и оплатили по среднему наше четырёх дневное пребывание на соревнованиях.
За день до старта отправились мы всей командой на место старта-финиша. Приехали мы своим ходом, хотя многие команды привезли свою технику на машинах.
Не помню, как въехали на большое и совершенно пустое поле, свернули влево и … что-то знакомое. Ангары те самые, которые из окна поезда видел. Кааакие они огромные оказывается. Нас ждёт один из них. В нём приоткрыты ворота. Эдакая щель. При их высоте расстояние меж створок в три метра щелью кажется.
Судьи пометили краской двигатель, колёса, бензобак и всё остальное, чтоб во время соревнований поменять нельзя было. Предложили занять свои места в боксе согласно номерам соревнования. Бокс это просто известью проведённые линии квадрата, внутри которого номера написаны. Вот на эти номера и должны гонщики поставить свои мотоциклы. Бокс был почти полностью заполнен, оставалось пустыми всего несколько номеров. Теперь до начала соревнований никто не имеет права дотронуться до машин, а за некоторое время до старта только лично гонщик имеет права забрать её.
Уже уходя, почти у самых ворот повернулся и посмотрел на сам бокс, а он просто пропал, он исчез. Сам бокс и мотоциклы в нём казались такой мелочью в гигантском помещении ангара, что просто-напросто исчезли, растворились. Они, наверное, были как планктон в китовой пасти. Это когда киту остаётся только сделать глоток.
На следующий день проводил свою команду, домой отправился, чтоб к вечеру вернуться и ждать прибытия наших гонщиков.
В первый день мы тогда потеряли почти всю команду. Кого на буксире, прямо на завод отвезли, а кто сразу домой отправился. У нас было двое участников-частников. Они приняли участие на своих мотоциклах, ну и, проезжая мимо своего дома, просто свернули.
И осталось у нас из всей команды только капитан команды Шурик Тимошенко и Костя Лалаян. Но мне всё равно пришлось рано-рано по утру ехать на аэродром и провожать их. Что делать - представитель.
Третий день должна состояться гонка на скорость. Это прямо по территории аэродромного поля. Гонщики должны были с раздельного старта проехать пятнадцать (? может больше) километров. Набросали им на местах поворотов покрышки – вот и трасса готова.
Представителей провезли по трассе, показали все повороты, все скоростные участки. Вот здесь я и увидел место, где самолёты моего детства касались земли. Место было без привычных камешков, оно было почти отполировано многими посадками. А в окна вышки полётов были видны обычные следы неразберихи, когда старый хозяин уже уехал, а новых ещё нет.
И последнее связанное с этим местом.
Я тогда снимал для «Физкультурника Азербайджана», ну и забрёл, следуя призыву афиш, на всесоюзный чемпионат по волейболу, в зал который располагался в самом маленьком ангаре. Маленьким он был всего на всего по его длине. Отчекрыжили от большого ангара половину, трибуны построили – получился великолепный волейбольный зал. Лампы повесили, и свод ангара исчез в полнейшей темноте. В этом было что-то нереальное – ярко освещённое волейбольное поле и непроницаемый мрак выше ламп.
В тот день наши девочки должны были с кем-то играть.
Как играли, что снимал и не помню уж. Одно было желание бежать-бежать оттуда. В зале оказалось очень холодно. На улице уже была весна, и во всю пригревало солнышко, распускались листья, а зал как будто собрал весь бакинский холод и ни за что не хотел с ним расставаться.
Ну, вот, пожалуй, и всё об аэродроме, самолётах и ангарах. Хотя нет.
Долгое время, когда мне приходилось ездить в аэропорт улетать или встречать кого-то, то после подъёма из-под Багировского моста искал глазами этот небольшой домик – вышку управления полётами. Сооружение в классике конструктивизма. Она всё больше зарастала соснами и была видна только её верхушка, уже без мачты и, конечно же, без «колдунчика». А потом и она исчезла сначала в застройке, а потом…. Просто городу нужны территории. Он не терпит пустоты.
