Георгий Коновалов. Мой друг - архитектор.
Георгий Коновалов. Мой друг - архитектор.[править]
Не знаю имею ли я право называть его другом. И пусть не будет он в обиде за это. Ведь вот уже больше двадцати лет его нет среди нас, а я не могу забыть его. Не очень много он занял места в моей жизни, но я всё равно считаю его ДРУГОМ.
Никак не могу вспомнить, когда же я впервые пересёкся с Гаджи.
Закончил я свои трудовые подвиги на заводе и перебрался в институт. Мне предложили, а я не смог отказаться, ведь новое место, новые люди, новые узнавания. Всё новое. Был токарем стал учеником копировщика. Повышение или понижение это в моей жизни я тогда и не понял.
Знакомился с институтом, знакомился с людьми….
Институт занимал первый и пятый этажи (и подвал, конечно) здания на Хагани. А вот где располагались лаборатории разные не помню.
Мы молодые и не слишком молодые все работали на строительства нового «Азгоспроекта». «Строили-строили и вот наконец построили…» Построили и начали переезжать. С собой почти ничего не брали, разве только личное. Конечно, в первую очередь забрали нарды. И записи игр, которые велись, по-моему, со дня как был создан сам институт. Планшеты с перспективами уже построенных и строящихся зданий. Их обычно выставляли в окна и витрины института на праздники.
В новом здании нас ждала новая мебель и всё остальное, что нужно проектировщику. А особо ничего и не надо: стол с чертёжной доской, стул…. Ну и всё, пожалуй.
Интереснее было, кто, где и с кем будет сидеть в одной комнате. А нас тасовали как «бочата» в мешочке для лото. А карты как комнаты, в которых мы все сидеть должны. Выловят бочонок из мешочка и на карту выставляют, вот и собрали по комнатам.
В комнате, в которой мне выпало счастье прожить целых восемь лет народ собрался очень уж интересный. Вдоль стены, которая с окнами сидело человек шесть, а может семь. Заняли эти места люди пожилые, заслуженные. Остальные расположились вдоль стены с дверью из коридора, там потемнее было, а центр комнаты успехом особо не пользовался. Там работники менялись постоянно, а часть столов, никем не заселённая была складом для папок с чертежами, которые всегда должны были быть под рукой.
Самым пожилым был Василий Петрович, и наши начальники его запросто Васей звали, в крайнем случае Василием. А Василий Петрович так это когда надо было официально.
В самом уголке сидела дама по имени Мария Львовна. Сидела и каждый день для неё был чуть ближе к пенсии. Она недавно получила комнату, и теперь у неё была постоянная проблема: а чем и в какой цвет можно покрасить стены новой квартиры. До этого она жила на Кислотной, во дворе, который был в яме, около которой трамвай сворачивал.
Там же сидел и Дима, а по серьёзному Дмитрий Акимович. Заядлый фотолюбитель. У нас с ним только и были разговоры о проявителях, плёнке да бумаге.
Там же, за спиной у него сидела копировщица по имени Ира, хотя правдышнее её имя было Искуи. И это было смешно. Ко всему прочему, она была «барабанщицей» и после каждой моей шутки бежала к подруге, которая сидела этажом ниже в первом отделе.
Совершено потрясные были люди, сидящие у противоположной стены.
Ну, во-первых, там сидела наша Раечка, она была секретарём нашей начальницы, но была «своим парнем». Чуть ближе к дверям стоял стол Гаджи [Мухтарова][1], человека которого я и вспоминаю и о котором пишу.
У самых дверей сидел человек вовсе непонятный. Он всё время требовал прибавки зарплаты и только тогда он был готов работать. Сколько раз подавали на него в суд, которые он постоянно выигрывал. Профсоюз почему-то принимал его сторону.
По другую сторону от дверей был стол Музафара Мадатовича, человека весёлого и большого шутника. Он был архитектором, причем именитым.
И последний стол в этом ряду был стол, за которым сидела классная копировщица, которая в итоге преобразовалась в нормировщицу. Это удел всех копировщиц – менять профессию. Ведь недаром копировальное дело считалось на западе тяжёлой мужской профессией.
Ну, по-моему, географию нашей комнаты расписал. Теперь можно и к другу моему вернуться.
Видно случай, а может, скорее всего судьба распорядилась так, что мы оказались в одной комнате. : Правда это очень условно можно было говорить о том, что мы сидим в одной комнате. Он появлялся утром, оставлял в ящике стола свой довольно увесистый завтрак. Гурманом был Гаджи и покушать тоже был не дурак.
Гаджи был «негром» и работал он на всех выдающихся архитекторов. Он был большим мастером строить перспективы. Перспективы с «птичьего полёта», с уровня роста человека, а иногда откуда-то от «пуза». Любое ваше желание, ваше требование и пожалуйста.
Что за чудо были его планшеты с отмывками.
В нашей комнате он обычно появлялся совсем перед уходом, пальто ведь целый день висело у нас.
И в середине дня он появлялся, но не в самый перерыв, а перед перерывом – ведь перерыв надо по полной использовать. Вот и приходил Гаджи для того, чтоб позавтракать. Мы называли этот момент – «нырнуть в ящик». Сидел он в тот момент несколько в неудобной позе, согнувшись и скрывая что он ест. Вероятно, чтоб не травмировать наши мозги.
И тогда следовал коварный вопрос:«Гаджи, а что у тебя на завтрак?».
Ответы были самые неожиданные и которые надо было разгадывать.
Например, на вопрос:«Гаджи, а что ты сегодня кушаешь?» - Ответ мог быть, примерно – «Хлебобулочные изделия» или «Колбасные изделия». Но полный восторг всей комнаты вызвал ответ – «Петушиные изделия». Просто в этот день Гаджи принёс на завтрак варёные яйца.
А был случай, за который мне до сих пор стыдно. Принёс в тот день он пакет очень уж объёмистый, перед перерывом он появился и так же «нырнул в ящик». И вместо того чтоб отбиться от нас своим необыкновенным ответом, он вдруг предложил: «Ребята, покушайте со мной!» - А был у него в тот день на завтрак лаваш с сыром и много-много винограда.
И зачем он это сказал, ну зачем. Мы вдвоём с радостью, конечно надуманной, кинулись к его столу и сели по обе стороны. Одну ягодку Гаджи, а мы по две каждый.
- Ээээ, ребята так нельзя же. Я вас пригласил, а вы уже больше меня съели. Так нельзя же.
В итоге пришлось нам ретироваться, а то бы действительно человека без завтрака оставили.
Ну, а с работы мы очень часто шли втроём БДМ, Гаджи и я. Вообще-то чаще всего ходили мы вместе с БДМ, а Гаджи примыкал к нам время от времени.
И тогда шли по сторонам от меня два знатока города, а я слушал. И мне было интересно слушать спор о том, что первичное «курица или яйцо». Вот и спорили что важнее архитектура или конструкции.
Наш путь лежал по проспекту Кирова, хотя мне больше нравилось по Большой морской. В этом было что-то романтичное – БОЛЬШАЯ МОРСКАЯ. А ведь улица действительно брала своё начало прямо из моря. Там в самом её начале, на площади совсем малюсенькой, за забором было море и швартовались маленькие судёнышки. Одно из них носило название «Дозорный». На этой площади была баня и я не раз видел, как в неё строем приходили моряки и солдаты. Строй как строй, только в строю том шли солдаты, держа подмышками свертки банные. У некоторых были и веники для парной. Видно в бане была парная. На эту же площадь имел свой выход и морвокзал. Но это был второстепенный, а главный выходил на проспект Нефтяников. Главный вход украшен был по-бакински виноградом. Справа и слева росли два могучих дерева винограда, именно дерева, а не просто винограда. Деревья своими ветками-побегами залезали на каркас-перголу и сплошь увивали её. Только плодов было мало, а иногда их не было и вовсе. Этот виноград я бы внёс в список городских достопримечательностей. Само здание вокзала было маленьким, но таким уютненьким какими бывают вокзалы в небольших городках.
Сразу после входа в зал ожидания, на заборе был стенд, на котором вывешивались республиканские газеты со всего Советского союза, а в газетном киоске продавщица оставляла для меня журналы. В частности, «Чешское фото-ревю» и «Советское фото». Это уж потом я стал оформлять подписки.
Первые страницы газет были неинтересны, они были примерно одинаковые для всех республик, зато остальные страницы были очень даже.
За углом, сразу за стендом, сидит вторая смена доминошников и шахматистов. Раньше их «офис» был в центре бульвара, но после того как там построили непонятную «лягушку» их вытеснили на окраину. И даже будочку построили для хранения инвентаря.
Наш маршрут обязательно должен мимо той самой «лягухи» пройти. И конструктору, и архитектору интересно было то сооружение, ну а мне тем более.
Потом наш путь был по бульвару с обязательной остановкой у «парашютки». Там, был водяной киоск, вот около него и была наша остановка. Продавец, в кепке «аэродроме» доставал откуда-то из-под чего-то там бутылки пива, покрытые капельками росы. Две бутылки пива и одну с минералкой. Пиво для моих друзей, а минералка для меня.
Мои друзья пили пиво по-разному – БДМ аккуратно выкладывал по кромочке стакана полосочку соли и медленно цедил сквозь через неё напиток, а Гаджи начинал смаковать сразу, как только стакан наполнялся пивом. А я, тоже медленно, наливался своей минералкой. Холодной аж зубы ломит и щекочет за ушами.
Напивались и дальше в путь вдоль моря.
А бульвар наш меняется прямо на глазах. И не всё нравится архитектору, и не всё нравится конструктору. Исчез мощный парапет, отделяющий бульвар от отступающего моря, вместо него появилась худосочная южно-санаторная балюстрада. Появились навесы из железобетона – дань времени и моде.
Вот и сейчас, мы домой идём, а самосвалы всё приезжают и приезжают на бульвар. Они сгружают грунт и каждый из них старается поближе к морю свою порцию высыпать.
Приямок канализационный, плитами прикрытый, а под ними бежит в море всякая пакость городская. Вокруг приямка тоже шевеление какое-то. Стройматериалы появились. Тоже что-то возводить будут.
Сворачиваем вправо - ведь надо на «лягушку» посмотреть.
- Дааа, – начинает архитектор, – только вот была бы она раза в два больше, вот красота была бы.
- Дааа, – вторит ему конструктор,– ребро толстовато.
Испугались конструктора-расчётчики, много металла «зафиндили», из-за этого и бетону много стало, вот и появилась толщина, а это должно было быть как листок бумаги свёрнутый. Вот красота была бы. А теперь, вон подпорки появились. А ведь эта конструкция сама себя держать должна.
А мне все эти разговоры просто слушать приятно. Приятно, что я у них свой.
Теперь наш путь к Азнефти, хотя еще одна или две остановки всё-таки есть. Одна около навеса железобетонного. Навес на тоненьких ножках держится.
- Не будет держаться, – выдал своё мнение конструктор.
- А мне нравится, – заявляет архитектор, – красиво выглядит.
А в итоге прав оказался конструктор. До первого «норда» стоял навес. Чуть не унесло его. Пришлось укреплять дополнительно.
Ну, пожалуй, наша экскурсия закончена.
Около Азнефти наши пути разойдутся. БДМ (это который конструктор) к себе на Баилов, а мы с Гаджи вправо в сторону крепости. Там магазин один есть, мы дома между собой называем «каспаровский», а еще для краткости «наш». Вот ради этого магазина и совершает прогулку Гаджи. В этом магазине, на удивление, был самый большой выбор вин и прочего спиртного в городе.
А для меня до сих пор тайна откуда узнавал Гаджи о появлении какого-то нового названия. И всё ему хотелось попробовать, ну и я узнавал что-то новое.
Вино «Гамза» в пузатых оплетённых соломкой, бутылках, вино с интригующими названиями «Старый колодец» или «Старый замок» или опять же старый, - «Старый мельник», а как звучит «Бычья кровь» или «Медвежья кровь». Здорово.
А крепкие «Ром», «Старка», да «Шерри бренди» и ещё что-то, но вспомнить не могу. И всё, благодаря Гаджи, наша семья попробовала.
Выбивал Гаджи чек, получал свою покупку, вместе выходили из магазина, а там каждый в свою сторону.
Гурманом был мой друг. И вот эта страсть к «вкусностям» разным и привела его к неприятности.
Этот день начался как обычный рабочий день, только Гаджи не было на месте, не было его пиджака на спинке стула, не было ничего, что говорило бы о том, что он здесь (это в случае если прикрыть надо было).
Уже рабочий день в самом «творческом часе», когда в нашу комнату вкатилась наша начальница. Она была несколько полновата и поэтому вкатилась.
- А где Гаджи? Кто-нибудь видел Гаджи? Мать из дома звонит!
Но никто его не видел, а всполошилась наша начальница потому как – Гаджи не ночевал дома!
Вот и кинулись как обычно обзванивать больницы да морги. В итоге нашёлся мой друг в милиции. Делегации от института, от партийной организации, от профсоюзной ходили освобождать его. С письмами, ходатайствами да прошениями разными.
Освободили….
Пришёл Гаджи и сел на своё место за столом. Обступили мы его, расспрашиваем, а он и слова сказать не может. И вдруг расплакался. Это ужас видеть, как плачет взрослый мужик. Плачет от обиды, плачет от своей беспомощности. Никогда не видел его такого. Стрижка у него короткая, а вот каким-то всколоченным был.
Дальше только со слов Гаджи.
Оказывается, по только ему известным каналам получил информацию, что в магазин, который на Тбилисском проспекте привезли какой-то сыр необыкновенный. Вот и решил съездить туда и приобрести тот самый сыр. Тем более магазин этот совсем недалеко от его дома.
Сел в автобус, да и поехал и ведь почти доехал. Уже остановка, где выходить ему, но вцепился в него какой-то и орёт, что дескать Гаджи у него деньги вытащил. Слово за слово, но тормознул автобус как раз напротив магазина и позвали милиционера, чтоб ситуацию разрулить. Ну а тот недолго думая заломил руки другу моему, да и поволок в отдел.
Притащил в следственный отдел. Это не так далеко от того места где всё случилось, около «пожарки» находился тот самый следственный. Допрашивал Гаджи сам начальник следственного. Аж полковник допрашивал.
Вывернули карманы и на стол высыпались бумажки с рисунками-набросками памятника Физули. Работал он тогда с этим памятником. Искал контуры, искал пропорции…. Одним словом, обычная творческая работа думающего архитектора. Правда не все архитекторы так работают.
- А, ээээ, что это, – спросил «следак» у архитектора.
- Я архитектор, – пытался объяснить Гаджи.
Но тупой мент решил, что он задержал главаря банды и что именно это и есть главарь.
- А твой кличка «Архитектур» (пытался определиться мент). А деньги кому отдал, а? Кто твой помощник – всё допытывался мент.
Видно, что ментовское образование не позволяло ему даже просто понять, что есть профессия архитектор. Одним словом, мент как мент. И отправил мент архитектора в камеру.
В камере (по словам Гаджи) никого не было. Забился в уголок Гаджи и всю ночь так и просидел. Только в середине дня делегации институтские выручали его из плена. Несколько дней приходил в себя мой друг. А когда пришёл, то это был уже совсем другой человек. Какой-то «затурканый» что ли стал.
А потом я ушёл из института и редко, очень редко стали пересекаться с ним.
Встречались, в основном, на бульваре, куда я приходил что-нибудь поснимать, побродить с фотоаппаратом. И тогда мы повторяли свои старые маршруты. Правда не по полной. И опять просыпался (хотя он и не засыпал) архитектор
- Вот красивая штука получилась, только надо было чтоб побольше была, да и «плавает» она. Её бы вооон туда на угол (это ближе к парашютной вышке). Там её место.
А мне трудно возразить. Но напоминаю архитектору, что место для «Жемчужины» не просто так выбрано – она прикрывает отбросы, что в море стекают. Одним словом красивое и прекрасное скрывает дерьмо городское. Всё как в жизни обычно.
Потом вдруг звонок в дверь – Гаджи пришёл.
- Выручай, я в союз архитекторов вступаю, а там нужно фотографии работ предоставить. Давай пойдём, да. Я тебе покажу что снимать надо. Не беспокойся я такси возьму.
- Ой друг мой…. Какое такси? Ты что уже забыл, как мы ходили? Пешком и может быть троллейбус.
И поехали мы тогда от одного к другому, и опять были рассказы об архитектуре, о стройках, о том чем дышит город.
Отсняли памятник Узеиру Гаджебекову. И, конечно, рассказ об этом памятнике. Как создавался, да как устанавливался. Остановка у памятника Физули и опять рассказы, как ночью таскали силуэт памятника по площади, выбирая место у театра.
Потом приехали на кладбище, на аллею Почётного захоронения. И опять рассказы о памятниках, о надгробиях. Как заказывали и как устанавливали. А памятников на этой аллеи, автором которых он был оказалось более десятка будет. И всё жалел Гаджи, что один памятник в стороне остаётся. Это памятник Фирдоуси (по-моему), он в Самарканде установлен. Отсняли, проявил, отпечатал и отдал заказ вместе с плёнками. Жалко, конечно, было расставаться, но что поделаешь.
И была длинная – длинная пауза. Долго не встречались и не виделись мы.
Потом уж какой-то весной иду в середине дня на работу и так не хочется. Весна солнышко светит и пригревает, а мне надо опять в тёмную комнату, опять под красные фонари….
- Ты, что не узнал меня? ... Я что так изменился? ...
- Ну, что ты… Задумался я. Извини.
А ведь изменился, сразу не узнать. И от этого стало так неудобно за себя и больно за него. Постояли поговорили. Люди вокруг бегут толкаются, студенты гогочут. А мы стоим вспоминаем и молчим. И это так здорово просто помолчать рядом с другом, которого давно не видел. И опять пауза.
И уже на новой квартире, среди ночи вдруг звонок. Ненавижу телефонные звонки среди ночи, они всегда тревогу вызывают. Звонит одна из копировщиц, которая в то время ещё работала в «Азгоспроекте».
- Ты знаешь Гаджи умер. Завтра хоронят. Из дома архитекторов. Ты приходи все наши будут.
Это была последняя встреча с Гаджи. Так и ушёл мой товарищ. Не смог полностью реализовать себя. В основном, был «негром» у других, а после себя оставил памятники и надгробия и всего два здания. Одно из них – это здание райкома партии на площади Дакара. Чудное здание. Красивое.
А второе не могу вспомнить.
Мало, но всё же память. У других и этого не будет, а будет всего-то чёрточка между двух дат.
- ↑ Авторству его как архитектору принадлежат памятники Физули, Гаджибекову, Насими
