Закончилась война. Вернулся с фронта наш сосед муж тёти Зибейда. И почти сразу в добавлении к уже существующим девяти детишкам родились ещё трое. Итого их стало двенадцать. Вызвали в один из дней тогда Зибейду в Верховный совет. Машину за ней прислали. А вернулась она уже с орденом «Мать-героиня». И даже мне дали подержать коробочку с орденом.
А чуть позже тётя Зибейда сообщила, что они уезжают из Крепости. Ей из-за многочисленности её семьи была положена квартира.
В Баку после войны началась большая стройка. Застраивали в основном центральный район. Застраивали Телефонную, застраивали Торговую. Уехали соседи из дома напротив в новенький дом на Пушкина, уехали их соседи в дом на Торговой. А тётя Зибейда получила большую квартиру в доме на Буйнакского.
А эту улицу знаю очень давно, аж с времён войны. Отец был призван на службу в гидрографический отряд каспийской флотилии. Был отец тогда на «полуказарменом положении». Это значит не имел право на ночь покидать расположение своей части. А он ведал складами. Вот и нашёл отец выход из положения. Когда надо было провести какие-то работы в складах отец забегал домой прежде чем пойти по адресам, а их было три, может быть и больше, но я знаю о трёх. Один, самый главный был на территории военного порта, другой в Крепости, а третий в том самом доме, который мы называли – «большой дом на Коммунистической». Вот в этом доме на последнем этаже, там, где маленькие оконца и был склад.
Долго, очень долго приходилось подниматься по лестнице. Одно хорошо ступени удобные, старики-проектировщики говорят про такую лестницу – «лёгкая».
Перед дверью, на замке которой висела пломба, каждый раз проходил один и тот же ритуал. Сначала проверялось наличие самой пломбы, затем отцовская она или нет, а уж потом пломба срывалась и открывался замок. Где-то сбоку был выключатель и «да будет свет». Складское помещение уходило вдаль, в тёмную бесконечность. Было немного страшно, но рядом был отец.
Отец оформлял какие-то бумаги, и мы уходили. Выключался свет, закрывались двери, вешался замок и пломба, это круглая свинцовая бляшка с отверстиями для шнурка. Из кармана отец доставал пломбир (да не мороженое это, а скорее щипцы, вроде плоскогубцев с какими-то буковками на губках) зажимал изо всех сил пломбу, проверял оттиск, и мы уходили.
При выходе, слева, было иранское консульство. На балконе был большой развёрнутый флаг, но иногда он был свёрнут. Отец объяснил тогда, что это флаг Ирана и если консул в доме, то флаг распущен, а нет так и флаг свёрнут. Тогда мне отец много рассказал про флаги, про уважение к каждому из них. Он тогда мне рассказали том, что флаг — это как бы само государство и к нему надо относится с уважением. Всё, что находилось вокруг и дальше, мне в то время было неизвестно. Это уж потом я начал знакомиться с самой улицей, новой квартирой тёти Зибейды. А новое жильё они получили немного выше Баксовета. Там на углу улицы Буйнакского и …. Нет не помню, как тогда называлась та улица. Примета была особая у этого угла – там был хлебный магазин. И двор тоже был особенный. Длинная, деревянная лестница вела на второй этаж, где находилась квартира тёти Зибейды. Окна квартиры выходили на балкон-площадку. Зато окна в самих комнатах выходили на улицу параллельную той где находится вход во двор. Окна находились высоко, почти под потолком. А от прохожих на той улице оставалось только туловище до пояса и ноги. Долго мы ещё не могли распрощаться. Почти каждый вечер появлялась старшая дочка тёти Зибейды в нашем дворе, да и моя тётя постоянно требовала, чтоб я проводил её в гости на Буйнакского.
Вот тогда и началось моё знакомство с окрестностями того двора. Если выйти за ворота дома и пойти в сторону Буйнакского, то влево будет выход на трамвайные пути, а вправо довольно крутой склон. Правда не такой крутой как наш «скалодром» у зоопарка, но тоже довольно крутой. Склон заканчивался стеной, в которой было несколько гигантских ниш. Скорее всего это были очень широкие колонны. А поверху стены трамвай ходил. Это был всё тот же одновагонный трудяга под номером два. А мне показали мои бывшие соседи местечко одно. В нишах был замечательный песочек очень тонкого помола. Ветер задувал и приносил этот песок, который и осаждался в затишках ниш. Вот там и играл я со своими бывшими соседями. Потом на долгие годы выпал этот район из моего внимания. А появился вновь когда я в спорт «вдарился». И примерно в это же время на месте склона начали лестницу возводить.
Очень странно строилась эта лестница. Это было, как пазлы собирать. Вначале, как и положено создали самый нижний пролёт, а потом вдруг, забросив его продолжили строить уже с верхнего пролета. Даже не пролёта, а создание площадки перед нишами. Через очень большое время мне пытались «лапшу повесить», что ниши забрали решётками, и там поместили льва. То что проёмы закрыли решётками - факт, а вот что туда льва посадили...? Сколько не пытался увидеть хотя бы намёк на то, что там можно было держать зверя. Так и не смог. Небольшая глубина ниш не позволяла хищнику спрятаться от посторонних глаз. Там даже лаза не было, чтоб зверюгу запустить во внутрь, сплошная решётка. Вот тогда-то я и понял, что правой стороной лестницы лучше не пользоваться. Она не просто неудобная, но травмоопасная.
Подошло время когда у меня появилось потребность пользоваться этой лестницей. Я поменял место работы и довольно долго искал пути-дороги как достигнуть района академии наук. Появилось несколько вариантов. В конце концов остановился на дороге с этой лестницей. Правда не сразу.
Выходил утром и через парк, который проще называть Губернаторским. Это, как-то нейтрально, а то частые смены названия этого парка вносит путаницу. Поднимался вверх до метро и дальше по Буйнакского до той самой лестницы. Как здорово было, в любую погоду, лето — идти по тенёчку, осенью — слушать как шумит дождь в листьях, зимой- пробираться через сугробы за ночью наметённые.
Можно, конечно и по улицам Крепости пройти, но это не то и это не так.
Через какое-то время меня стал догонять мой сослуживец. Казалось бы «вместе здорово шагать», но мне хотелось с утра побыть одному. Подумать, прикинуть план на целый день. А потом (это когда пошла мода на диеты разные) к нам примкнула дама из нашего отдела. Страсть как хотела похудеть. Но недолго ходили втроём, к нам присоседелись ещё две дамы с теми же установками — похудеть. Вот и стало нас пятеро. Ужас.
По договорённости никто никого не ждал просто подошедшие позже догоняли идущих впереди. Передние чуть-чуть притормаживали и только. Шли делились новостями, делились тем что посмотрели вчера, делились и анекдотами услышанными вечером.
Вот и рассказал я тогда анекдот, ну тот самый где Иосиф Виссарионович советует прежде чем выносить план на обсуждение посоветоваться с полковником Брежневым.
Рассказал, ну и рассказал, что тут такого. Даже интонации товарища Сталина постарался передать. А мы же идём, не останавливаемся. Часть группы уже ушла вперёд, хоть и недалеко, но разорвалась компания. И тут ко мне тихо и незаметно подходит одна из спутниц.
- А вы не боитесь рассказывать такие анекдоты — это она мне.
А что тут такого, а? Анекдот как анекдот. Неужели же я наступаю на грабли повторно. Ведь покинул я «Азгоспроект» со словами мне вослед парторга нашего отдела: "А ты всегда был на острие скандала."
Поссорился с комсомолом, отрёкся от профсоюза. Что и вышло для меня боком. Перестали выпускать меня за рубеж,сколько поездок мимо меня прошло, оплачивать больничные стали только на пятьдесят процентов. Зато у меня была свобода. И я ею пользовался по-полной.
P.S. Пришло время когда я сжился со своей фотосумкой. Мы расставались только во сне. Я считал, что мотаясь со своей подругой, набитой фотоаппаратурой, больше вижу и больше могу сделать. Только вот с этой лестницей ничего не получалось сделать. По выходным «пилить» вверх, повторяя ежедневный маршрут как-то не по делу чтоль, а так когда приходил на место, которое мне нравилось было ещё очень рано и солнца ещё не было. Или вечером когда солнце освещало делая кадр плоским. Вот и мало осталось фотографий с этой лестницей да и видов города оттуда тоже немного.