Анисимов Илья Шеребетович - первый горско-еврейский этнограф, инженер
1862 - 1928
Выдающаяся роль в изучении этнографин горских евреев принадлежит первому горско-еврейскому этнографу И. Ш. Анисимову, автору известного сочинения «Кавказские евреи-горцы».
Илья Шеребетович Анисимов родился 29 мая 1862 года в селении Тарки Темир-Хан-Шуринского округа Дагестанской области. Отец Ильи — Шеребет Нисим-оглы — известен как один из самых образованнейших раввинов своего времени. Он был первым горским евреем, учившимся в знаменитой Воложинской иешиве, после чего провел три года в Иерусалиме, где в 1884 году ему удалось издать небольшую по объему книгу под названием «Древности горских евреев». В 1906 году Ш. Анисимов вернулся в Дагестан.После возвращения из «святого города», он долгие годы служил раввином в с. Тарки (благодаря его усилиям здесь было открыто еврейское училище), а затем в Темир-Хан-Шуре.
Получив благодаря отцу хорошее домашнее образование, Илья был принят в сентябре 1882 года сразу в шестой класс правительственной городской школы (реальное училище) в Темир-Хан-Шуре (он обучался на казенный счет, получая стипендию военно-народного правления Кавказского края).
В 1883 году Илья поступил в дополнительный класс горского отделения Ставропольской гимназии, где прошел годичный курс обучения. Полученное им по окончании гимназии свидетельство (от 16 июня 1884 г.) подтверждало, что он имеет право «поступать в высшие специальные училища, подвергаясь только поверочному испытанию…».
Еще в юношеские годы Илья познакомился с главным рабби Южного Дагестана — X. Мушаиловым, который часто бывал в доме Шеребета Нисим-оглы. Именно он и посоветовал Илье заняться этнографическим изучением своего народа, и в частности описать свадебные и похоронные обряды горских евреев. Юноша с энтузиазмом взялся за работу, и в 1881 году в русско-еврейской газете «Рассвет» появился очерк «Кавказские евреи-горцы» (впоследствии в значительно переработанном виде вошедший в монографию о горских евреях). Статья была подписана «Анисимов»; с тех пор все свои работы Илья стал подписывать этой фамилией.
В трехлетнем возрасте Илья был обручен с девочкой, чьи родители дружили с семьей Анисимовых; приближался обговоренный ранее срок свадьбы. С большим трудом Илье удалось (не без помощи прибывшего с ним инспектора темир-хан-шуринской школы, высоко отзывавшегося о способностях одаренного юноши) уговорить родителей отпустить его на учебу в Ставрополь.
Летом 1884 года, сразу после окончания гимназии, Илья, не попрощавшись с родителями, уехал в Санкт-Петербург вместе со своим двоюродным братом Осипом Зиновьевичем Осиповым, купцом 2-й гильдии (Осипов часто навещал столицу по коммерческим делам). В начале августа Илья был уже в Москве, имея при себе прошение Осипова на имя директора Императорского Московского технического училища. «Желая поместить своего двоюродного брата, Илью Анисимова, — говорилось в письме, — имеющего от роду 22 года, сын жителя (мещанина) сел. Тарки Темир-Хан-Шуринского округа, Дагестанской области Шеребета Анисимова, в приготовительный класс технического училища, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство о принятии его. При сем представляю документы».
24 августа 1884 года канцелярия московского обер-полицмейстера (паспортное отделение) выдала Анисимову свидетельство (за № 7368), в котором указывалось, что «к поступлению его в Императорское Московское техническое училище для продолжения образования препятствия со стороны московской полиции нет», и уже 29 августа Илье было вручено удостоверение за № 4311 (подписанное исполняющим обязанности директора училища И. Аристова) о том, что он «по постановлению педагогического совета Императорского технического училища принят в число приходящих учеников приготовительного отделения сего училища».
В мае 1885 года в двух московских газетах — «Полицейские ведомости» и «Русские ведомости» — появилось следующее объявление: «В отъезде, не стесняясь расстоянием, ищет урока или какого-нибудь занятия студент-техник Императорского технического училища И. А., говорит на восточных языках. Адрес: Немецкая улица, Демидовский переулок, дом Шавровых, квартира Власьевой». Это объявление оказалось счастливым для Ильи; благодаря ему в жизни Анисимова произошло знаменательное событие, надолго определившее его дальнейшую жизнь, — знакомство с выдающимся русским ученым В. Ф. Миллером (Илье удалось получить место в качестве частного преподавателя в одной из семей, близко знакомой с Всеволодом Федоровичем).
В июне 1883 года, во время путешествия по Кавказу, В. Ф. Миллер посетил слободу Нальчик, где и познакомился с горскими евреями. Во время беседы один из раввинов Нальчика по просьбе Миллера продиктовал ему несколько слов и фраз на татском языке, которые Всеволод Федорович записал в свой блокнот. «Заинтересованный этим своеобразным иранским наречием,— вспоминал позднее Миллер, — до сих пор не исследованным ни с грамматической, ни с лексической стороны, я искал случая познакомиться с ним более основательно. Такой случай представился мне в Москве, благодаря знакомству с горским евреем, студентом Императорского технического училища И. Ш. Анисимовым, который первый из кавказских единоверцев получил образование в русских учебных заведениях. В течение двух лет я изучал при помощи Анисимова его родной язык и составил очерк грамматики и словарь».
Ознакомившись со статьей Анисимова в «Рассвете», В. Ф. Миллер разглядел его недюжинные способности, склонность к исследовательской работе и привлек талантливого молодого человека к активной деятельности в возглавляемом им этнографическом отделе Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ).
31 октября 1885 года И. Ш. Анисимов выступил с докладом на заседании этнографического отдела ОЛЕАЭ. Он привел собранные им статистические сведения о численности горских евреев, назвал населенные пункты, где они проживали, познакомил присутствующих с религиозными верованиями горских евреев (особо выделив в них элементы язычества).
В марте 1886 года И. Ш. Анисимов был избран членом этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Тогда же он выступил еще с одним докладом, в котором подробно описал свадебные обряды горских евреев.
По предложению В. Ф. Миллера Московское археологическое общество (МАО) поручило Анисимову совершить поездку на Кавказ для сбора историко-этнографических материалов о горских евреях; для этой цели Общество выделило 300 рублей, при этом данная сумма была отнесена на «счет расходов по археологической экспедиции в Терскую область, предпринятой по поручению Императорского Московского археологического общества д. ч. (действительного члена) Всеволода Миллера летом 1886 г.». Анисимов посетил 88 городов и аулов Дагестанской и Терской областей, Бакинской и Елизаветпольской губерний.
В Темир-Хан-Шуре он встретился с главным рабби Южного Дагестана Хазкелем Мушаиловым. Хазкель Мушаилов, собиравшийся в ближайшее время покинуть Дагестан и уехать в Иерусалим, передал Анисимову свои записки на древнееврейском языке (он долгое время собирал исторические предания о прибытии евреев на Кавказ, о различных периодах этнической истории горских евреев). Ознакомившись с этими ценными материалами, Илья указывал, что «в них было много того, чего нет совсем в моих исторических преданиях» (письмо к Миллеру от 22 июня 1886 г.).
А главный рабби Дагестана Яков Ицхаки (с которым Анисимов встретился позже) подарил ему свой экземпляр знаменитого средневекового рукописного памятника «Дербент-наме»; помимо этого он подарил Илье некоторые свои исторические записки, которые тот использовал при написании своей монографии о горских евреях. Еще находясь в экспедиции, Анисимов перевел «Дербент-наме» на русский язык; по его мнению, это сочинение могло «в некотором отношении служить путеводной звездой для составления истории горских евреев».
Собранные Анисимовым во время экспедиции интереснейшие исторические, этнографические и статистические сведения послужили исходным материалом для написания монографии «Кавказские евреи-горцы»; Илья Шеребетович посвятил свой труд В. Ф. Миллеру.
Второе путешествие по Кавказу, совершенное летом 1890 года, было предпринято с целью этнографического изучения аварцев. Его интересовали следующие вопросы: родовые и семейные предания о происхождении аварцев и их христианских фамилий, об остатках христианства в стране, об их занятиях и промыслах, о праздниках и жертвоприношениях, о похищении невест, о церемониях при помолвке и свадьбе, о народных песнях и играх, о гостеприимстве, о болезнях и способе их лечения, о церемониях при родах, об обрезании и похоронах, о загробной жизни, о Божьем суде и прочее.
В 1891 году Илья с успехом закончил инженерно-механическое отделение Московского технического училища.
Анисимову удалось устроиться на службу в Москве, но вскоре он уехал в Темир-Хан-Шуру, и здесь ему довелось в полной мере испытать на себе последствия дискриминационных законов, принятых царским правительством в отношении еврейского населения Российской империи.
В конце концов Анисимову удалось получить должность промыслового техника в Балаханах (Бакинской губ.), в одном из отделений Каспийско-Черноморского нефтепромышленного общества барона Ротшильда. Был управляющим Биби-Эйбатским отделом подрядного бурения общества “Вотан” (Баку, Биби-Эйбат).
В январе 1905 года Илья Шеребетович обратился к В. Ф. Миллеру, как «к горячо любимому учителю», с просьбой помочь осуществить «одно… заветное желание, о котором давно думаю, но до сих пор, будучи занят все время заботой о семье, не мог за него взяться. Книгу я думаю издать вновь в значительно распространенном виде, пользуясь для этого всем тем, что имеется в литературе о горских евреях, в том числе, конечно, поместив в нее множество фотографических иллюстраций из быта горских евреев и новейшие о них статистические данные». По всей видимости, В. Ф. Миллер дал положительный ответ на это письмо, и Анисимов стал активно работать над новым вариантом своей монографии «Кавказские евреи-горцы», но довести эту работу до конца ему, к сожалению, не довелось.
Из того же письма к В. Ф. Миллеру (от 27 января 1905 г.) мы узнаем о том, что старший сын Анисимова — Леонид, девяти лет, учится в старшем приготовительном классе Грозненского реального училища, а младший, восьмилетний Даниил, держал экзамен в младшие приготовительные классы Бакинского реального училища и готовится поступать в старший приготовительный класс; старшая дочь, семилетняя Гюльбике, «учится немецкому и музыке… Читает по-русски»; младшая, пятилетняя Цецилия, «еще играет с куклами, а затем довольно бойко говорит по-немецки (раньше держали немку-бонну, а последние два года — немку-гувернантку). Старшие дети также говорят хорошо по-немецки, но читают и пишут порядочно. С французским языком решили подождать, пока не освоятся как следует в немецком».
В 1904 году он переехал в Грозный, где продолжал работать по специальности инженера-нефтяника. И. Ш. Анисимов долгое время возглавлял комитет горских евреев г. Грозного, который вел большую культурно-просветительскую работу среди грозненских евреев; в течение нескольких лет он состоял гласным городской думы, а также входил в состав общественного самоуправления, возглавляя городскую нефтяную комиссию.
В 1912-1913 годах И. Ш. Анисимов состоял членом Бакинского отделения Общества для распространения просвещения между евреями в России (членом Общества была также его супруга М. С. Анисимова).
Трагические события Гражданской войны вынудили Анисимова уехать из Грозного; некоторое время он проживает в Кисловодске, где принимает самое активное участие в создании культурно-просветительского кружка горских евреев, а в начале 1920-х годов ненадолго поселяется в Нальчике.
В 1921г. Илья Шеребетович уехал в Москву.
Скончался в 1928 году в Грозном, позднее был перезахоронен его детьми в Москве.
Из воспоминаний внука И.Ш. Анисимова “Мой дед И.Ш. Анисимов. О личных встречах с моим дедом”:[править]
Естественно, что детская память в возрасте 4-х лет не могла запечатлеть все, что хотелось бы сейчас знать. Однако в моей памяти довольно четко запомнились события, связанные с личным участием моего деда.
Известно, что старшая дочь его, моя тетя Гюльбике, была артисткой немого кинематографа и снималась во многих картинах 20-х годов прошлого века. Будучи в Баку, дед не пропускал ни одной картины с ее участием. На просмотр картины собирались все родственники. Все они тогда жили в центре города. Мама, отец и я - у родителей отца в доме №25 по Кооперативной улице, напротив Парапета.
Анисимовы еще снимали квартиру в доме №15 на Гоголевской. До кинотеатра отсюда, было рукой подать. Он располагался на первом этаже нынешнего Бакунивермага (БУМа) на бывшей улице Джапаридзе.
Хорошо помню что он назывался “Тейяре”, что на азербайджанском языке означает “Самолет”. Поперек зала, рядами стояли длинные скамейки. В глубине зала, на противоположной от входа стене, висел белый экран, а под ним, на на небольшим возвышении сбоку, стоял рояль на котором пианист импровизировал мелодии в зависимости от того что происходило в фильме. Во время демонстрации фильма я обычно сидел на коленях мужчины, отца или деда.
Я помню, что дедушке все время что-то не нравилось. Он качал головой и периодически хлопал себя по колену. А если я сидел у него, то доставалось и мне… Возможно, поэтому, я так хорошо запомнил эти подробности общения с ним. Тогда я еще не знал, что он с самого начала был против увлечения дочери самодеятельностью, а потом поступления ее во ВГИК. Он считал что она, закончившая гимназию с отличием, может иметь другую специальность, словно предвидя, что с появлением звукового кино она рано перестанет сниматься. Об этом впоследствии мне говорила сама тетя Гюльбике. Дед понимал толк в этом виде искусства.
Символично, что его первое знакомство со своей будущей женой, моей бабушкой Марией, произошло в театре, куда его пригласила ее тетя Надежда Савельевна Вейншал. Его письмо к жене от 1 июня 1896 года свидетельствует о том, что находясь даже в командировке, он находил время, чтобы побывать в театре. Он участвовал в нижегородской промышленной выставке и по долгу службы, должен был неотлучно находиться на ней с 10 утра до позднего вечера, но все таки нашел время, чтобы посмотреть гастролирующих знаменитостей. Он пишет жене, что был “один раз в оперетке, один раз в театре вчера, где давали “Плоды просвещения” Толстого. Играли прелестно все знаменитости Московского императорского театра.”
Находись в Баку, он не упускал возможности пойти в местный русский театр БРТ (Бакинский рабочий театр), в котором начинали свою карьеру будущие знаменитости Михаил Жаров и Фаина Раневская. Гюльбике говорила, что пожалуй надо было ей прислушаться к тому, что ей говорил тогда отец-театрал.
Еще более четко я помню деда, когда он приехал в Баку в 1927 году. Может потому, что я стал старше. Возможно и потому, что мои близкие еще долго вспоминали это время, дополняя мои детские впечатления неизвестными мне тогда подробностями. Внезапная болезнь моей матери, поступившей в том году в индустриальный институт, началась с высокой температуры. Мою детскую кроватку из маленькой комнаты, где лежала мама, перенесли в большую столовую. Отец периодически брал меня на руки и издали показывал меня ей. Наш частный семейный врач установил диагноз малярии и прошедшие несколько дней не предвещали чего-то тревожного. Но температура не спадала и ей становилось все хуже и хуже. Пришлось отправить ее в больницу, где установили, что диагноз нашего семейного врача был ошибочным. Мама болела тифом, и все процедуры и лекарства, приписанные при малярии, были противопоказаны при заболевании тифом. Спасти маму не удалось.
Хмурое утро 10 октября I927 года. В доме непривычно тихо. Настенные часы в нашей столовой, которые всегда привычно тикали, стоят… Зеркало на трюмо завешано простыней. Входная дверь квартиры открыта, и в комнату входят и выходят из неё незнакомые мне люди. Все это я вижу из своей детской кроватки в столовой и не могу понять, что же сейчас происходит. Позавчера был день моего рождения, с тех пор я не видел папу. Почему вдруг в нашей квартире бабушка Надя и дедушка Илья. Ответить на все эти вопросы потом мне помогут взрослые. А сейчас меня отнесут к нашим соседям. В день похорон мамы отец попросил, чтобы меня на руках вынесли на балкон, где мне хорошо было видно, что происходит внизу на улице. По свидетельству взрослых, я вел себя очень спокойно. Им было невдомек, что я уже не первый раз вижу похоронную процессию… Балкон нашей квартиры на втором этаже, был расположен так, что все такие процессии с музыкой или без нее, всегда проходили под ним и я имел возможность сверху все это видеть… Вполне возможно поэтому я теперь спокойно наблюдал за тем, что происходило там, как бы со стороны, не ведая о том, что сейчас хоронят мою мать. Было очень много народа и цветов. Похоронная процессия с Кооперативной улицы, свернула на Кривую, прошла под нашим балконом и медленно двинулась вдоль нее. Замыкали процессию несколько фаэтонов. В одном из них, вместе с пожилыми родственниками, сидел Илья Шербетович, который чувствовал себя очень плохо. Вчера, к гробу дочери. он возложил большой венок. По свидетельству моего отца, по желанию дедушки он вынул несколько цветов из этого венка и засушил их.Этой реликвии в нашем семейном архиве, свыше 80 лет. После похорон, меня от соседей перенесли в нашу квартиру. Как говорили потом взрослые, за много лет за столом собрались почти все наши близкие родные. Хорошо помню, что дедушка сидел рядом с тетей Гюльбике. Он все время молчал, опустив низко голову…
Я тогда ничего не понимал и по воспоминаниям отца несколько раз пытался позвать маму, дедушка был неузнаваем, сидя за столом он не произнес ни одного слова. И не мудрено, он потерял самую любимую дочку, она была младшим ребенком в семье, с ней он общался больше, чем с другими детьми. Старший Леонид все время отсутствовал, а Гюльбике и Даниил стали москвичами и редко виделись с отцом. За последние годы он потерял жену. Чего греха таить, были времена, когда старшие дети не радовали его своими жизненными решениями. Время в стране было такое, что могли вспомнить о его близком родстве с сионистами и о его участии в этом движении. Последнее время давала о себе знать его хроническая болезнь. И вот снова на его жизненном пути испытание, которое он не перенесет. Об этом он сказал своей дочери Гюльбике.
Тетя Гюльбике говорила мне, что перед своим отъездом в Грозный, дедушка все время старался быть со мной, словно чувствуя, что его еще связывает с Цецилией. В Грозный дедушка поехал вместе с Гюльбике, но она с ним не могла быть долго, так как в это время шли съемки фильма с ее участием и Илья Шербетович остался в полном одиночестве.
Под новый, 1928 год, к нему приезжал мой отец, который застал его совсем больным. Это был последний год жизни дедушки. На его похороны приехали Гюльбике и Даниил, которые впоследствии перезахоронили прах отца в Москве.
Все эти известные нам печальные события, имевшие место в последний период жизни дедушки, отходят на второй план, когда я вспоминаю, каким он был в жизни. Меня он неизменно называл шутливо “шмендриком-пендриком”. Это ничего не означающее выражение оставило в моей памяти образ веселого и доброго человека, которого я называл дедулей Ильюшей.
Михаил ШПАНИН
Источник: / Здесь
