Амираго Павел Иванович — Артист оперы (тенор), Оперетты, Антрепренер.

Амираго Павел ИвановичАртист оперы (тенор) и Оперетты, Антрепренер

1879 - 1945

20 сентября [2 октября] 1879 года в семье члена Горийской Городской Управы Тифлисской губернии Ивана Степановича Амирагова родился сын Павел.

• 

  "Кавказский Календарь", 1879 г.

• 

  "Кавказский Календарь", 1880 г.

Учился в Тифлисcком реальном училище, после окончания которого уехал в Москву и в классе прославленного профессора Умберто Мазетти в Московской консерватории обучался пению.

Взяв сценический псевдоним Амираго, выступал в операх и опереттах в Варшаве и Лодзи (1902-1906), Саратове (1906), Москве и Петербурге (1906-1911), Харькове (1911/12), Баку (1911-1916), Ростове-н/Дону (1913-1914), Тифлисе.

Среди оперных партий:

Открытка с автографом
Амираго П.И.

• Ленский ("Евгений Онегин" П. Чайковского),
• Герман ("Пиковая дама" П. Чайковского),
• Йонтек ("Галька" С. Монюшко),
• Рауль де Нанжи ("Гугеноты" Дж. Мейербера),
• Фауст (одноим. опера Ш. Гуно),
• Хозе ("Кармен" Ж. Бизе),
• Альфред ("Травиата" Дж. Верди),
• Канио ("Паяцы" Р. Леонкавалло),
• Туридду ("Сельская честь" П. Масканьи).

В декабре 1911 году Амираго приехал в Баку в составе ансамбля Товарищества опереточных артистов.
П.И. Амираго был премьером этой труппы.
Гастроли Товарищества проходили в новопостроенном Театре бр. Маиловых.

• 

  "Каспий", 06.12.1911
• 

  "Каспий", 08.12.1911

Гастроли были открыты 6 декабря 1911 г. спектаклем, главную роль в котором играл Амираго, и закончились 5 февраля 1912 г. его бенефисом.

• 

  "Каспий", 08.12.1911.
  Премьера гастролей Товарищества
• 

  "Каспий, 04.02.1912.
  Окончание гастролей Товарищества

"Баку. Театр братьев Маиловых. выстроен в 1911 году. Вмещает 2.150 человек. Полный сбор 2.400 р.
Играла оперетта П. И. Амираго.
Оборот 117.000 р. Прибыль 15.000 р. "
(Журнал "Искры" № 13, 30 марта 1914 г.)

• С 1916 года - антрепренер и директор постоянной русской оперы в Баку.
• В 1916 - 1917 г.г. Малый театр (дирекция Амираго) располагался напротив Большого оперного театра братьев Маиловых по адресу ул. Торговая д. 38.

• 
• 

• 

  "Каспий", октябрь 1916 г.
• 

  "Каспий", октябрь 1916 г.

• В 1920-1924 гг. - директор Бакинского государственного театра оперы и балета.

• 
• 

  Баку 1923 г.

В 1925-1927 гг. - руководитель оперы, драмы и музкомедии в Ташкенте, Ростове-н/Дону и Москве.
В 1927-1928 гг. - директор Ташкентской оперы.
В 1929 году - руководитель Кисловодского театра оперы и балета.

Некоторые подробности:

Иркутск...

“С осени 1905 г. городской театр вновь был сдан А.А. Кравченко. Зимой у него была драматическая труп­па, а в феврале—апреле 1906 г. прошли гастроли оперетты , именовавшейся «Оперой-буфф под управлением А. К. Гетманова и М. Н. Ахматова».
В этой труппе все обстояло на редкость благополучно. Актерский состав был сильным и ровным; исполни­тели первых ролей: М.А. Дези-Дорн, Манина (каскадная), Д.И. Гамалей (комическая старуха), П. И. Амираго (тенор), А.Г. Герман (простак). М. Н. Дмитриев, пользо­вавшийся репутацией одного из лучших комиков в России, зарекомендовал себя также как редкий режиссер, у кото­рого и солисты прекрасно играли, и хор при хорошем музыкальном ансамбле знал, где и как держаться на сце­не. В целом его постановки отличались строгим вкусом, недопускавшим никаких дешевых приемов, вульгарности, пошлости и шаржирования...

На зимний сезон 1908/09 г. городской театр был сдан антрепренеру Владивостокского и Харбинского театров И. М. Арнольдову под драму и оперетту.
Опереточная труп­па была сильной. Солисты Е. А. Алези-Вольская, К. А. Лен­ская, С. А. Калмыкова, П. И. Амираго, И. Д. Болдырев И. В. Гудара и Д. Г. Туманский пользовались большими симпатиями публики. Прекрасным режиссером зарекомен­довал себя С. П. Медведев, нередко при постановке сложных в сценическом отношении оперетт проявлявший тонкий вкус, фантазию и изобретательность.”

Ессентуки:

« Летом 1910 года Cавина пила минеральную воду из источника № 17, принимала ванны в Николаевском верхнем ванном здании и постоянно гуляла в парке, беседуя со своими почитателями и поклонниками ее таланта.
В то время в нaших театрах играли собранные на сезон антрепренерами труппы. Взыскательная публика избегала ходить на спектакли с артистами разных дарований.
Антрепренер П.И. Амираго рассказывал: « Привлечь на концерты, спектакли, представления аристократическую публику могли только знаменитые актеры, вот почему владельцы курортных театров особенно хотели заполучить знаменитостей — Савину, Комиссаржевскую, Давыдова, Варламова...»

Пятигорск:

«Начиная с сезона 1913 года в Ессентуках, Пятигорске и Железноводске казенные театры арендовал артист П. Амираго сроком на три года. И хотя незадолго перед Октябрьской революцией в Пятигорске появились еще две сценические площадки — во Всесловном клубе и в «Колизее» - бывшем цирке, переоборудованном под театр и кинотеатр, казенный театр в Лермонтовской галерее не потерял своей популярности.»

Ростов-на-Дону:

Газета "Утро Юга", 1914, № 53:

" Оперетта П.И. Амираго.
Поставленная вчера легаровская «Ева» собрала полный зал Ростовского театра. Надо отдать справедливость, что прошла оперетта с большим успехом. Из исполнителей на первое место должны быть, конечно, поставлены: г-жа Барвинская, изящная «певучая» Ева и прекрасный Октав – г. Зелинский. Остальные по мере сил участвовали в общем успехе."

Железноводск:

В «Путеводителе по Кавказу» на 1915 г. Григорий Москвич писал: «Часть ее выделена под театр, в котором 3-4 раза в неделю устраиваются спектакли, драмы и оперетты Амираго, снимающего театр на весь сезон, также концерты приезжих певцов и музыкантов, гастролирующих на всех группах. Снаружи к галерее пристроена эстрада, на которой играет утром и вечером симфонический оркестр, в течение нескольких сезонов находящийся в опытных дирижерских руках артиста императорских театров И.Н. Голдшмидта».

Баку:

“ 10 июня 1916 года в Баку, в театре Тагиева состоялась премьера "Аршин мал алана" на русском языке с участием известных артистов Бакинского театра "Свобода", под руководством Амираго.
Главные роли исполняли - Леонтович (Гюльчех-ра), Жданов (Аскер). Дирижировал спектаклем сам Узеир бек Гаджибеков.
После успеха в Баку, труппа Амираго выехала на гастроли по России, успешно выступала в Ессентуках, Пятигорске, Кисловодске.
Случилось так, что гастроли Амираго по России совпали с гастролями труппы А.Арменяна. Безусловно, в российских городах, труппа Амираго имела большой успех, так как их спектакль "Аршин мал алан" шел на русском языке. Увидев это Арменян срочно заказывает переводчику Ананьеву перевод оперетты с армянского языка (? - К.Ш.) на русский, и, начинает тайные переговоры с ведущими артистами театра Амираго - Леонтовичем и Ждановым: обещает им гонорары в два раза больше чем они получают в труппе Амираго. Арменяну удается переманить артистов к себе. Амираго вынужден был остановить свои гастроли и вернуться в Баку. Арменян же, продолжил гастроли с новыми актерами.
Весьма показательно, что в одних и тех же российских газетах, в анонсах спектакля "Аршин мал алана" в исполнении труппы Амираго, имя Узеир бека, как автора оперетты указывалось обязательно, а в анонсах спектакля в исполнении труппы А. Арменяна в тех же газетах - нет. “

« В 1916 г. бакинцам удалось добиться открытия постоянно действующего музыкального театра (до того времени постоянной оперы в Баку не было, хотя гастролирующие труппы приезжали часто). В октябре 1916 г. в помещении оперного театра начала свой постоянный сезон оперная группа антрепренера П.И.Амираго.»

Ставрополь:

"Просматривая афиши, программы, рекламные объявления в подшивках старых газет, включив воображение, можно представить, что прошелся по Николаевскому проспекту (Ставрополя) с его многочисленными магазинами. Вместе с нашими предками побывал 12 октября 1903 года на представлении драмы А.Островского «Гроза» в театре А.Т. Иванова, а 3 мая 1917 года в театре «Пассаж» - на прощальном гала-концерте оперетты П.И. Амираго, на котором перед балетом La Colabreise всей труппой, хором и оркестром была исполнена Марсельеза."

Краснодар и Армавир:

« Краснодарский театр оперетты и Армавирский городской театр музыкальной комедии выросли из созданной в 1931-м опереточной антрепризы Павла Амираго.
В 1931 году труппа прошла регистрацию в городе Армавире как первый Азово-Черноморский краевой театр музыкальной комедии.
В Армавире появилась антреприза – прообраз будущего театра музыкальной комедии. Амираго не раз вместе со своей труппой гастролировал в Екатеринодаре на сцене Летнего театра, тут в разные годы выступали знаменитые артисты Малого театра М. Яблокина и С. Южин (Сумбатов), великий Шаляпин.»

В 1939 году Амираго П.И. был удостоин почетного звания «Заслуженный артист искусств АзССР».

Павел Иванович Амираго умер в 1945 году в Баку и похоронен на русском кладбище.
(Амираго Павел Иванович Дата рождения - 2 Октября 1879 Дата смерти - 1945)

. 

Газета "Бакинский рабочий" в № 261 за 1945 год поместила некролог с описанием жизнедеятельности артиста и его заслуг перед обществом .

"СТАРЫЕ МАСТЕРА ОПЕРЕТТЫ".

" Баку...

В это время судьба послала неожиданную удачу. В Краснодар из Баку приехал уполномоченный директора Бакинского оперного театра Павла Ивановича Амираго (в прошлом Амираго был известным опереточным тенором) с предложением Грекову принять пост главного режиссера этого театра. Приглашались и актеры, которые согласятся с ним поехать. Амираго намечал ставить в Бакинском оперном театре и опереточные спектакли.
Уполномоченным из Баку оказался известный опереточный комик Игнатий Игнатович Рафальский, старый товарищ Грекова по работе в театре Пионтковской. В двадцатых числах декабря 1921 года мы вместе с Рафальским и с большей частью коллектива выехали в Баку (остальные вернулись к Левину в Ростов). По дороге к нам присоединилась молодая актриса на амплуа субреток Вера Петровна Новинская (впоследствии народная артистка УССР).

Приехали мы в Баку 31 декабря. Город был ярко освещен, и жизнь била в нем ключом. Мы это особенно почувствовали после тяжелой жизни «на колесах».
Оказавшись в доме Амираго, который жил с женой в двух больших комнатах при театре, мы весело встретили Новый, 1922 год.

Не откладывая дела в долгий ящик, Греков приступил к работе над опереттой Ф. Легара «Ева». Ею должны были начаться опереточные спектакли в Бакинском оперном театре.
Оперетты должны были идти при участии хора, балета, оркестра оперной труппы. Главных персонажей оперетты играли опереточные актеры, но при необходимости Греков имел право привлекать к работе и оперных певцов. Дирижировать "Евой" должен был главный дирижер Бакинской оперы Борис Гесс.

Тем временем П. Амираго, прослушав оперный репертуар Дашковского, предложил ему дебют в Баку — спеть партию Хозе в опере Ж. Бизе "Кармен". Николай Антонович принял это предложение. И вот мы, все его друзья, сидим в ложе, держим «на счастье» сжатые кулаки и волнуемся за него больше, чем он сам за себя. Ведь если он провалится в своем первом выступлении в опере, то тогда «плакали» и мы в оперетте! Но Дашковский был настоящим премьером. Такое же мнение сложилось и у Вл.И. Немировича-Данченко, когда он увидел артиста в Московской оперетте. Знаменитый режиссер сказал при мне Грекову, что считал бы счастьем, если бы такой певец был у него в театре.

Партию Хозе Дашковский вышел петь фактически без репетиции, пройдя ее только с концертмейстером, так как времени на ввод в спектакль не оставалось.
Спокойнее всех был Греков, уверенный в своем любимце. Я не ставлю себе задачей описывать все оперные спектакли, в которых пел Дашковский в зимний сезон 1922 года, но относительно его первого выступления в опере "Кармен" должна сказать несколько слов.
Дашковский поразил всех силой игры, трагической трактовкой образа Хозе. Певец ничего общего не имел с трафаретным оперным героем, думающим в первую очередь "о звуке"! На сцене был простой парень со страдающей и любящей открытой душой, захваченный против воли силой своего чувства к женщине, опрокинувшей все его привычные представления о семье и браке.
Объяснения с Кармен в горах в третьем акте Дашковский вел с таким темпераментом, что дух захватывало.
Певец блестяще сочетал замечательное звучание голоса, предельную выразительность музыкальной фразы со стремительными движениями. Как вихрь носился он по сцене из одного конца в другой, буквально волоча за собой Кармен, требуя, чтобы она шла за ним. Весь зрительный зал сострадал Хозе-Дашковскому, видя его отчаяние от того, что он навсегда теряет любимую женщину.

Долго ходили мы втроем — Греков, Дашковский и я — по улицам Баку в эту ночь... Возбужденные чувства требовали выхода, и Дашковский рассказал нам с Константином Дмитриевичем в эту мягкую лунную зимнюю ночь историю своей жизни...

И вот теперь, в январе 1922 года, в Бакинском оперном театре осуществилась далекая мечта его жизни. Ночь нашего хождения по пустынным улицам Баку была одной из тех счастливых ночей, которые так любят актеры и воспоминания о которых проносят через всю свою жизнь...

Начиная опереточные спектакли в Бакинском театре "Евой" Легара, Греков задумал несколько видоизменить сюжет пьесы. В оригинале между вторым и третьим актом проходит полгода с того момента, как Ева, потрясенная легкомысленным отношением к ней Флобера (героя пьесы), уходит от него. За это время она становится одной из блестящих дам полусвета Парижа.

Греков находил такой вариант для советского зрителя неприемлемым, но, не будучи драматургом, не брал на себя смелость писать новый текст и решил задачу так: между вторым и третьим актами проходит только несколько часов, в которые и решается конфликт между влюбленными, как всегда в оперетте, к общему благополучию. На то она и оперетта, чтобы быть неизменно оптимистичной.

Еву пела Иконикова, очень подходившая своим трогательным обликом и прелестным лирическим сопрано к этой роли. Флобера пел Н. Дашковский, Пипси — В. Новинская, Дагобера — К. Греков, Прюнеля — В. Пирадов, впоследствии главный дирижер Киевского театра оперы и балета, Ляруса — А. Елизаветский. Дирижировал спектаклем Б. Гесс.
В постановке участвовали хор и балет оперного театра. Мы с И. Калмыковым танцевали вставной сольный номер.
"Ева", так же как и последовавший за ней "Граф Люксембург", была принята бакинским зрителем хорошо.

Красочной постановкой этого сезона был спектакль "Цыганский барон" И. Штрауса, где к услугам Грекова были огромный оперный хор и оркестр. Роль Баринкая в очередь играли известный тенор того времени Липецкий и Дашковский. Все остальные партии пели оперные актеры.

Так же хорошо прошли спектакли "Польская кровь" О. Недбала, "Цыган-премьер" И. Кальмана, "Роза Стамбула" Л. Фалля, в которой Дашковский особенно пленял исполнением трудной партии Ахмет-бея. Старого цыгана Рача в "Цыгане-премьере" играл Амираго. В третьем акте, когда старый Рач сидит один в полутемной комнате и страдает, осознав свое профессиональное бессилие, Амираго исполнял популярный в те времена романс "Ты сидишь у камина". Конечно, Греков кому-нибудь другому вряд ли разрешил бы здесь вставные номера, но Амираго пел этот романс художественно, и бакинцы восторженно принимали его, не представляя даже, как "Цыган-премьер" мог бы обойтись без этого романса. Молодого Лачи пел Дашковский. Его исполнение было замечательно во всех отношениях. Большое впечатление производил финал первого акта, когда вся масса участвовавших надвигалась стеной на Рача с просьбой принять предложение о выступлении в Париже. В звуковом выражении это было тутти большого оркестра.
Прелестна в роли Сари была Вера Петровна Новинская, обладавшая звонким, как колокольчик, голосом, легко танцующая.

Сезон проходил для нас очень хорошо. Оперетты чередовались с оперными спектаклями. И Дашковскому в этом сезоне было жарко! В течение одной недели ему приходилось выносить напряжение в таких спектаклях, как «Самсон и Далила» Сен-Санса и «Роза Стамбула» Лео Фалля. В нашей балетной среде мы жили дружно. С особой симпатией вспоминаю двух сестричек Шхиньянц. Старшая вскоре навсегда связала свою жизнь с очень талантливым молодым актером Семеном Хмельницким, который много лет был ведущим и очень хорошим простаком оперетты.

Оперный состав в Бакинском театре был большой. О его выдающихся певцах в свое время много писали. Мне хотелось бы вспомнить о баритоне Зубареве. Это был настоящий самородок, простой скромный человек без специального образования. Но на сцене этот талантливый артист свободно переключался в персонажей любой эпохи. Когда он исполнял партию графа ди Луна в "Трубадуре", зрители действительно видели средневекового феодала.
Такая сила перевоплощения всегда восхищала меня и заставляла низко склонять голову перед людьми, одаренными таким талантом. Голос у Зубарева был замечательный. К несчастью, как многие русские певцы того времени, он мало дорожил даром, отпущенным ему природой, он пил.

Мы с Константином Дмитриевичем жили в гостинице "Новая Европа". Я любила жить в гостиницах и в театральных уборных. Театральная уборная становилась одновременно и квартирой, а как приятно и легко было прямо "из квартиры" лететь на сцену! По крайней мере никакой лишней утечки времени не было.

Мне в Баку особенно было хорошо. Мои танцевальные номера с И. Калмыковым всегда проходили успешно. Но главное — здесь, у сестры Лиды, жила уже больше года моя мать. Жили они в новом доме, построенном мужем Лиды, выходящем на знаменитый Приморский бульвар, в небольшой трехкомнатной квартире. В свободное время я бегала к ним с Булькой, моим неизменным спутником.

Здесь, в Баку, в глубокой тайне от всех, включая и Константина Дмитриевича, я начала готовить опереточный репертуар с нашей замечательной комической актрисой Софией Александровной Калмыковой.
Работала С. Калмыкова в лучших опереточных театрах Москвы, Петербурга, Киева, Харькова, Одессы, Баку, Тбилиси, Самары, Саратова, Астрахани, в Средней Азии. Умерла она в 1943 году. До последних дней своей жизни София Александровна любовно занималась с молодежью.
Вот с этой замечательной актрисой я и стала готовить роли субреток, никому ничего не говоря. Я могла гордиться: с Софией Александровной проходили свои роли такие актеры оперетты, как Клавдия Михайловна Новикова, простак Жорж Новицкий.

Зимний сезон 1922 года кончился. Театр закрылся на лето, и наша опереточная труппа отправилась на гастроли в Тбилиси по приглашению директора Мачабели. В Летнем театре, где должны были проходить наши спектакли, сцена оказалась катастрофически маленькой. Развернуться нам с нашим репертуаром не представлялось никакой возможности. Это, конечно, сказывалось негативно на настроении. "Полной актерской грудью" мы дышали лишь тогда, когда наши спектакли шли на сцене Театра имени Руставели (например, «Сильва» прошла там с огромным успехом). Но это были единичные случаи. Промучившись по контракту положенное время, мы закончили наши гастроли, не пролонгируя их. К тому же Дашковский слег, тяжело заболев. Здоровье его со дня на день ухудшалось, и ему пришлось выехать в Бузовны (около Баку), к морю, на виноград.

Часть актеров вернулась в Баку, а мы с Рафальским и Калмыковой остались в Тбилиси. Греков в этот период много работал над пьесами.
Несмотря на то, что актеры нашей труппы разъехались кто куда, Греков решил все-таки поставить два опереточных спектакля: "Шалунью" и "Гейшу".

В августе из Москвы приехал известный в свое время опереточный актер М. В. Михайлов, посланный старыми товарищами — К. Невяровской и В. Щавинским, а также молодым, но уже известным комиком Григорием Марковичем Яроном, которого Греков знал еще мальчиком (он дружил с его отцом — переводчиком М.Г. Яроном), с предложением Грекову вернуться в Москву для создания Московского театра оперетты.

30 августа 1922 года мы вместе с Региной Лазаревой, ее мужем Д.С. Давыдовым и А.П. Елизаветским выехали в Москву.
В Баку в наш вагон сел поправившийся Н.А. Дашковский..."

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В Петровске. - Голодовка. - Неожиданный благодетель. - Приезд в Баку. - Поиски театра. - Счастливая встреча. - Удачные гастроли. - Переезд во Владикавказ. - Встреча с
А.В. Луначарским. - Тяжелый переезд в Москву.

"Из Астрахани (1920 г.) я поехал на гастроли в Петровск, по Каспийскому бурному морю. Сыграв там несколько спектаклей, вернулся в Астрахань и оттуда поехал в Темир-Хан-Шуру, приглашенный тамошним наркомом на прекрасных условиях. Остановившись на день, проездом в Шуру, в Петровске, узнал, что мой нарком исключен из партии и удрал куда-то в горы. Я остался без сезона.

Что делать? Хожу мрачный по базарам, принюхиваюсь к вкусно пахнущим шашлыкам, аппетит убийственный, денег никаких. Жил в какой-то школьной комнате без кровати, спал или на полу или на составленных партах. От голода прямо тошнота начинается. Стараюсь заснуть — невозможно: всё шашлыки базарные представляются.
Вдруг входит какой-то сомнительной наружности кавалер, как-то пестро и безвкусно одетый, представляется: "Муж и администратор знаменитой каскадной певицы Марии Арто", и предлагает мне пойти с ним в соседний ресторан. Не доверяя этому человеку, я отказался, скрежеща зубами. Но он все-таки от меня не отставал и, уйдя на четверть часа, принес несколько аппетитных деревянных палочек с нанизанными на них кусочками шашлыка из молодого барашка и почти горячий чурек. Я набросился, как голодный зверь, и, насытившись, пришел сразу в хорошее расположение духа и уже начал относиться с некоторой симпатией к накормившему меня кавалеру.

Поспав немного на составленных партах, он обратился ко мне с предложением поехать с ними, то есть с ним и его женой, в Баку, там он берется устроить выгодно мои гастроли в одном из больших бакинских театров. При этом, очевидно, чувствуя, что я сижу без денег, он предложил везти меня в Баку, снять мне там номер и кормить, и все это — в кредит до моих бакинских гастролей. Положение мое было отчаянное, и я согласился.

На другой день мы выехали в Баку. Остановились втроем в каком-то маленьком, мрачном и сыром номерочке, без ключей и звонка для прислуги. На другой день рано утром администратор пошел на базар и принес нам горячего, чуть ли не баранины и хлеба. У меня не было кофе, и его отсутствие было для меня очень чувствительно. Позавтракав и отдохнув, администратор пошел предлагать мои гастроли по бакинским театрам, но вскоре вернулся назад и сказал, что ему назначили прийти к шести часам вечера. Так как ночь накануне в вагоне мы провели без сна, то улеглись, не пообедавши, на кое-как состряпанных постелях.

Вечером он опять пошел меня "продавать" и опять вернулся ни с чем, говоря, что все заняты и отказались с ним разговаривать. Мне это показалось подозрительным и не обещающим ничего хорошего, а есть опять очень хотелось. Администратор позвал свою жену обедать в столовую, мне не сказав ни слова, хотя и обещал меня кормить в кредит. Я лег на свою так называемую кровать и стал обдумывать план самосохранения от голодной смерти. И смешно и грустно было мне.

У меня была одна драгоценность, приобретенный по случаю на аукционе за 700 рублей трехкаратный, белой воды, работы Фаберже бриллиантовый перстень. Но им распоряжаться я не смел, так как он был подарен моей маленькой дочке Любочке. Это было единственное, что ей могло достаться после моей смерти, и я его считал неприкосновенным. Вдруг словно кто-то меня под голову ударил: "Сюртук Нахмана!" Нахман — это сионист, изображаемый мною в "Евреях", для него был специально сшит длинный, из хорошего сукна сюртук. Я вытащил сюртук из-под головы, где он лежал вместо подушки, и сейчас же, не теряя времени, подгоняемый голодом, завернул его в газету и понесся на базар его продавать. Долго я бродил, не умея приступить к незнакомому делу, пока не встретил одного знакомого из Петровска, который тоже держал что-то под мышкой и кого-то ожидал. Он оказался более опытным продавцом, и мой "Нахман" был им продан за 60 тысяч (на деньги того времени). Тут же я купил съедобного, а главное — полфунта мокко, и очень радостный и веселый пошел домой, зажег всегда со мною путешествующую спиртовую машинку и в имеющейся в моем инвентаре кастрюльке сварил себе кофе.

Подбодренный этим наркотиком, решился я пройтись по городу, пыльному и очень тусклому. Запах нефти отравлял воздух. На мое настроение повлияла, кроме копоти и дыма, встреча на улице с моим администратором. Он меня, как я и ожидал, облил холодной водой, сказав: "Все театры обошел, все в один голос говорят: этого пьяницу, — это про вас! — не берем, чтобы он и остальных актеров не испортил". Сказав это, он со своей супругой ушел. Я сначала опешил, а потом пошел, куда глаза глядят. Иду и почти ни о чем не думаю. А администратор меня еще утешил, сообщив мне слухи, пришедшие из Астрахани и проникшие в бакинские театры: Орленев не доиграл в Астрахани благодаря пьяному состоянию нескольких своих спектаклей. Вот от всего этого на душе было не очень светло.

Вдруг наткнулся на какую-то фигуру и невольно остановился, пошел опять вперед, но, инстинктивно оглянувшись, встретил взгляд также невольно оглянувшегося человека, — и оба мы остановились, разглядывая друг друга. Присмотревшись, я вдруг вспомнил своего милого учителя, который возил меня по психиатрическим лечебницам для объяснения прогрессивного паралича у разрабатываемого мною в то время в "Привидениях" Освальда, и закричал: "Бронислав Викентьевич". Тот ответил: "Нет, я сын покойного Бронислава Викентьевича, Всеволод. Вместе с моим старшим братом, моими родителями и писателем Маминым-Сибиряком мы снимались у вас в квартире вместе с вами, Павел Николаевич. Мы с братом сняты в гимназических мундирах". Ах, какая это была счастливейшая встреча! Я так благодарен был Томашевскому-отцу, и вот в труднейшую минуту моей жизни я встречаюсь с его родным сыном. Крепко мы пожали друг другу руки и даже расцеловались. Затем он спросил меня, куда я иду. Я ответил: "Брожу бесцельно". — "Не зайдем ли посидеть в мой “дежурный ресторанчик”?" Я, конечно, с удовольствием согласился.

Беседуя со мной в ресторане, узнав, что я один, он спросил: "А гастролировать вы не хотите?" Я ответил, что очень хочу, да не берут нигде. Он воскликнул: "Как не берут!" Я объяснил ему, что из Астрахани дошли слухи о моем повальном пьянстве, и один раз, играя в пьяном виде "Павла I", в первой же картине "смотра войскам" я упал в жаровню, около которой грелись наследники и сыновья Павла — Константин и Александр. Он рассмеялся и сказал: "Ну что за беда такая, я вот тоже пью, но и работаю, а вы ответьте, вы сами-то гастролировать хотите?" Я сказал, что считаю это в своем бедственном положении необходимым. Тогда он спросил: "Вы в Баку в каком театре хотели бы играть?" Я сказал, что привык играть в большом оперном театре братьев Маиловых, но добавил, что он сейчас занят оперой и гастролями певицы Ады Мегри. На это он сказал, что все можно устроить, и пошел в швейцарскую вызывать кого-то по телефону.

Через четверть часа приехал вызванный по телефону человек. Томашевский, указав на меня, спросил его: "Угадай, кто это?" Тот, пристально посмотрев на меня, ответил: "Не знаю". — "Это Павел Николаевич Орленев!"
Павел Иосифович Амираго, известнейший театральный предприниматель и тенор-певец, бросился ко мне, стал пожимать руки. Всеволод Томашевский объявил ему точно приказ: "Отдай Павлу Николаевичу самые лучшие дни. Если они совпадут с гастролями певицы, пусть ее оперы перенесут, а орленевскими гастролями займи эти дни. Я вас на пять минут оставлю, — прибавил он, — мне надо дать по телефону два распоряжения, и после этого я ваш хоть на целый день". Он пошел в швейцарскую.

Оставшись вдвоем с Павлом Амираго, я его спросил: "Что из себя представляет в Баку этот Всеволод Томашевский?" Амираго подмигнул мне и сказал: "Нарком и властелин всех театров Баку и даже всех окрестных многочисленных районных клубов и театров!" — Ну, тогда, действительно, я должен был поверить силе этого моего нового благодетеля. Когда он вернулся, я от души обнял его.

Зайдя в мою убогую лачугу, он немедленно устроил меня в одной из лучших бакинских гостиниц, недалеко от Маиловского театра.
П.И. Амираго занялся составлением труппы для моих гастролей, заказал огромные анонсы, назначил возвышенные цены и объявил продажу билетов на все спектакли. Труппу для "Привидений" и "Преступления и наказания" составили быстро. Режиссером был приглашен артист Дубенский, который и повел в скором времени при моем участии все репетиции.

В это время со мной случилось несчастье. Отослав в Петровск моей семье взятый у Павла Амираго аванс для уплаты долгов и на дорогу в Баку, сам я, желая встряхнуться, опять дал волю своему пьянству, в самом разгаре которого у меня украли завещанное моей дочке Любочке бриллиантовое кольцо. Как это случилось, вспоминать подробно не стоит: я его дал спрятать, чтобы пьяному не потерять, человеку, которому я доверял, а он сказал, что ничего я ему на сохранение не давал. Я на это ему ничего не ответил и ограничился лишь тем, что записал в своей записной книжке: "С этой минуты ты, Павел, не выпьешь ни одного глотка ничего спиртного, даже находясь в пьющих компаниях с твоими подменными друзьями! И даже играя Освальда в “Привидениях”, когда исполняемый тобою герой пьет во время сцены за столом полбутылки шампанского, ты заменишь эту полбутылку лимонадом. Павел Орленев!" Ровно два месяца не брал я в рот ничего хмельного.

Начались гастроли, сборы были полные, прием восторженный. Приходили директора трех драматических театров обнюхивать бутылки, из которых пили играемые мною герои: Дмитрий Карамазов, Родион Раскольников и Освальд Альвинг. Но все бутылки пахли только лимонадом, и они, удивленные и ошарашенные, разводя руками, уходили, недоумевая. Заведующий большим драматическим театром "Форум" Полонский, известный театральный деятель, пригласил меня на гастроли в свой "Форум" на прекрасных условиях. Так и затянулись мои гастроли до самого окончания сезона; я очень хорошо и дружно чувствовал себя в труппе и очень подружился за это время с Сашенькой Полонским и с их талантливым художником-режиссером Ивановым, с которым я сыграл под его режиссерством и с его участием несколько спектаклей в рабочих районных клубах."

Примечания:

© Copyright: Сибор Филс, 2012
Свидетельство о публикации № 212041001736

Информация - материалы из открытых источников в Internet'е.

Пользуетесь сведениями данной публикации ? Дайте обязательно ссылку на сайт "Наш Баку" !

--Sibor 17:12, 23 ноября 2010 (UTC)