Аллилуев Сергей Яковлевич, его жена Аллилуева Ольга Евгеньевна и их семья

Аллилуев Сергей Яковлевич, его жена Аллилуева Ольга Евгеньевна и их семья

Аллилуев Сергей Яковлевич

1866 - 1945

Деятель революционного движения в России.
Родился 7 октября 1866 года в селе Рамонье Новохопёрского уезда Воронежской губернии в семье крестьян Якова Трофимовича и Марфы Прокофьевны Аллилуевых.
С 1890 слесарь и помощник машиниста в Тифлисе.

Член партии РСДРП с 1896 года.
До 1907 вёл активную революционную деятельность в Тифлисе, Баку, Москве, Ростове-на-Дону: 7 раз арестовывался , 2 раза высылался.
В 1901г. переезжает в Баку, где партийный товарищ Красин устроил его на работу на электростанцию.
В 1903 году он впервые встречается с молодым партийцем-боевиком Иосифом Джугашвили, Сосо (см. воспоминания А. С. Аллилуевой ниже), перед переправкой ручного печатного станка из Тифлиса в Баку.

Воронежский крестьянин, он вскоре занялся всевозможным ремеслом, и будучи очень способным ко всякой технике - у него были поистине золотые руки - стал слесарем и попал в железнодорожные мастерские Закавказья. Грузия, ее природа и солнечное изобилие на всю жизнь стали привязанностью деда, он любил экзотическую роскошь юга, хорошо знал и понимал характер грузин, армян, азербайджанцев. Жил он и в Тбилиси, и в Баку, и в Батуме. Там, в рабочих кружках, он встретился с социал-демократами, с М. И. Калининым, с И. Фиолетовым...

Дедушка никогда не был ни теоретиком,ни сколько-нибудь значительным деятелем партии, - он был ее солдатом и чернорабочим, одним из тех, без которых невозможно было бы поддерживать связи, вести будничную работу, и осуществить самое революцию.

После запрета на жизнь на Кавказе сначала переехал в Ростов, а затем (1907-1918) работал в Петербурге.
Квартира у Аллилуева в 1912-17 являлась постоянной конспиративной явкой большевиков. Во время Февральской революции 1917 был членом заводского комитета электростанции "Общества 1886 г.".

Вернувшийся после Февральской революции 1917 года из туруханской ссылки в Петроград Сталин жил у С. Я. Аллилуева.
После июльских событий 1917г. на этой же квартире скрывался В.И.Ленин

Аллилуев - активный участник Октябрьской революции в Петрограде.
В годы Гражданской войны вёл подпольную работу на Украине и в Крыму. В 1921г. - член Ялтинского ревкома.

После окончания Гражданской войны работал в области электрификации, строил Шатурскую ГЭС, работал в «Ленэнерго».
Затем на руководящей хозяйственной работе в Москве, Ленинграде, на Украине.

Умер С. Я. Аллилуев в Москве от рака желудка 27 июля 1945 года.
Похоронен на Новодевичьем кладбище.




Семья:
Жена - Ольга Евгеньевна Аллилуева.
Дети:
Павел Сергеевич Аллилуев
Анна Сергеевна Аллилуева (Реденс)
Федор Сергеевич Аллилуев
Надежда Сергеевна Аллилуева (Сталина)

Аллилуева Ольга Евгеньевна

1877-1951

Деятель революционного движения в России.
Родилась в 1877 в Тифлисе в многодетной семье украинца, каретника Федоренко и немки-протестантки Магдалины Айхгольц.
Из девяти детей Оля была старшей, и потому ей пришлось бросить школу, чтобы помогать матери по хозяйству.
В семье Федоренко говорили по-немецки и по-грузински. Ольга лишь позже выучила русский язык и всю жизнь говорила с кавказским акцентом.

В 14 лет, бросив родителей, убежала к малообеспеченному 20-летнему слесарю тифлисских железнодорожных мастерских С.Я. Аллилуеву и вышла за него замуж.
Вскоре стала профессиональной революционеркой, в 1898 г. вступила в РСДРП.

...бабушка и дедушка представляли собою очень хорошую пару.
У бабушки было четырехклассное образование, вероятно, такое же, как и у дедушки. Они жили в Тифлисе, Батуме, Баку, и бабушка была прекрасной, терпеливой, верной женой.
Она была посвящена в его деятельность, вступила сама в партию еще до революции, но все-таки часто сетовала на то, что "Сергей загубил" ее жизнь, и что она видела с ним "одни страдания".
Четверо их детей - Анна, Федор, Павел и Надежда - родились все на Кавказе и тоже были южанами - по облику, по впечатлениям детства, по всему тому, что вкладывается в человека в самые ранние годы, бессознательно, подспудно.
Дети были удивительно все красивые, кроме Федора, который был зато самым умным, и настолько талантливым, что был принят в Петербурге в гардемарины, несмотря на низкое происхождение "из мещан".

Все в семье были приветливые, сердечные и добрые - это были их общие черты..

В 1901г. с мужем и детьми переехала в Баку, где родила среднюю дочь Надежду, будущую жену Сталина.
Затем следует новый арест мужа, партийная работа в других городах России.
Во время Первой мировой войны работала в госпиталях, где ухаживала за ранеными.

Участница трёх российских революций.
В гражданскую войну шифровальщица секретного отдела штаба армии. Работница ВЦИК.

В последние годы жизни жила отдельно от мужа.

Умерла в 76 лет, в 1951г.
Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

«Честный и преданный товарищ, со стороны которого оказано много ценных услуг нашей партии» — так охарактеризовал О.Е. Аллилуеву М.И. Калинин .

Ольга Евгеньевна с детьми - Павлом, Федором, Надеждой, Анной (1905)

Аллилуев Павел Сергеевич

1894 – 1938

Советский военный деятель.
Участник Гражданской войны. Один из создателей и руководителей Главного автобронетанкового управления РККА, заместитель начальника управления по политической части.

В начале 1920-х годов был участником экспедиции Н. Н. Урванцева на Дальний Север, открывшей большие залежи руды на р. Норилке, где позже возник г. Норильск.

Вернувшись из поездки, в 1925 году, окончил Военно-академические курсы высшего комсостава РККА.

В 1926—1932 годах работал в Торгпредстве СССР в Берлине, осуществляя контроль качества самолетов и двигателей, закупаемых по секретным контрактам, заключенным между СССР и Германией. Вместе с ним там находилась и его семья – жена Евгения Александровна и дети. В Москву семья вернулась весной 1932 года.

Последние годы жизни он пребывал на должности Военного комиссара АБТУ РККА СССР (Автобронетанковое управление РККА).
Летом 1938 года в числе других обратился к Сталину с предложением прекратить репрессии в РККА.

Умер на рабочем месте в своем кабинете 2 ноября 1938 годаот разрыва сердца, но есть версия, что он мог быть отравлен.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Рядом с ним похоронена его жена Е.А. Аллилуева (1898-1974).

Аллилуева (Реденс) Анна Сергеевна

1896—1964

Родилась она в Тифлисе в феврале 1896 года.
С октября 1917 года по август 1918 года Анна Аллилуева работала в секретариате первого Совнаркома в Петрограде, в мандатных комиссиях съездов, а потом в военном отделе ВСНХ.
С августа 1918 года вновь в Совнаркоме, являясь техническим секретарем, но в феврале 1919 года уезжает на Украину. На Украине она трудится в Малом Совнаркоме и по рекомендации М.И. Ульяновой вступает в члены ВКП(б).
Затем ее направляют в штаб 14-й армии, где она до августа 1919 года работает шифровальщицей Секретного отдела.
В августе 1919 года возвращается в Москву.

В 1920г. выходит замуж за Станислава Франциевич Реденса, сподвижника Дзержинского, начальника Губчека Одессы.
В 1920 - 1921 годах С. Ф. Реденс становится председателем Харьковской ЧК.
В 1921 - 1922 годах - заместителем начальника, а затем и начальником одного из Управлений ВЧК ОГПУ - членом Коллегии ОГПУ.
С 1922 по 1924 год он работает председателем ГПУ Крыма и начальником Особого отдела Черноморского флота.
С 1928 — полпред ОГПУ по ЗСФСР и председатель Закавказского ГПУ.

Один из организаторов раскулачивания на Украине, позднее организовывал также процесс над Зиновьевым и Каменевым, в 1937 – 1938г.г. являлся одним из организаторов репрессий в РККА . В ноябре 1938 года снят с поста наркома внутренних дел Казахской ССР.

21 ноября 1938 года арестован.
Станислав Реденс был расстрелян в 1940 году.

В 1946 году в издательстве «Советский писатель» вышла в свет книга А. С. Аллилуевой (Реденс) «Воспоминания». По словам Светланы Аллилуевой, эти «Воспоминания» вызвали у её отца страшный гнев, что обернулось для Анны Сергеевны тюремным заключением.

В 1948 году была арестована и осуждена «за шпионаж».
Просидев несколько лет в одиночке, вышла на свободу с явными признаками психического расстройства, не узнавала своих взрослых сыновей, была безразлична ко всему.
Реабилитирована в 1954 г.

Умерла в 1964г. в Кремлевской больнице. Похоронена на Новодевичьем кладбище.

Аллилуев Федор Сергеевич

1898 - 1955

Федор родился в 1898 году на станции Михайлове, где Сергей Яковлевич Аллилуев работал помощником машиниста в депо.
В молодости он был одаренным человеком, знания схватывал на лету. С золотой медалью окончил гимназию и поступил в гардемарины.

Судьба Федора сложилась трагично.
С 1917 года вступил в партию, доброволец Красной Армии.
С апреля 1918 года работал у Сталина секретарем.
Во время немецкого наступления на Петроград воевал на Псковском фронте, потом попал на Царицынский фронт, а в 1919 году во время наступления на Питер Юденича снова защищал Петроград.

В 1920 году его свалил тяжелый сыпной тиф. Еще не оправившись, он попадает в часть особого назначения под начало С.А. Тер-Петросяна, легендарного Камо.
Камо был человек изобретательный, смелый и решительный. Однажды он задумал учинить своим бойцам смертельную проверку: ночью инсценировал налет "белых" и захватил часть красноармейцев в "плен". Чтобы все было как в действительности, пленных избили и поволокли на "расстрел" ко рву, где уже стояли наготове пулеметы. Половина бойцов знала о "комедии", они-то больше всех кричали и корчились "от боли", падая в ров.
Впечатлительный Федор получил сильнейшую психическую травму и на всю жизнь остался инвалидом.

Ему дали персональную пенсию, и он жил в Москве в однокомнатной маленькой квартирке.

Умер Ф. С. Аллилуев в 1955 году.
Похоронен на Новодевичьем, рядом с родителями, братом и сестрой.

Аллилуева (Сталина) Надежда Сергеевна

см. статью Аллилуева Надежда Сергеевна - 2-ая жена Сталина

Из книги А.С.Аллилуевой "Воспоминания"

Книга эта написана по воспоминаниям нашей семьи Аллилуевых. Труд моего отца С.Я.Аллилуева - его воспоминания о революционной борьбе рабочего класса России, о борьбе большевистской партии - натолкнул меня на мысль дополнить его работу. Ведь многое из событий, из деятельности людей, вошедших в историю, происходило на моих глазах, на глазах остальных членов семьи.
Рассказы моей матери О.Е.Аллилуевой и брата Ф.С.Аллилуева дополняли мои воспоминания. Большинство глав книги созданы нами сообща, и светлые образы брата Павла и сестры Надежды неизменно сопутствовали мне в моей работе.


(...) Не найти теперь (1901г.- прим. наше) в Тифлисе отцу работы, но на помощь пришла организация. Отца направили в Баку, где Леонид Борисович Красин помог ему поступить на электростанцию, строящуюся на мысе Баилове.

Глава пятая

Мыс Баилов уходит далеко в море. Гористая улица тянется вдоль мыса, соединяя его с бакинской набережной. В конце улицы начинаются нефтяные промысла Биби-Эйбата.
Из наших окон в доме на электростанции.вндны правильные ряды буровых вышек. Море пенится внизу, у двора подернутая нефтью вода отливает радугой.

Азербайджан недаром назвал свою столицу Баку (Бакуэ) - "город ветров". Ранней весной и осенью норд сотрясал стены дома. Песок забивался в щели закрытых окон и покрывал толстым слоем подоконники и пол.
Когда на промыслах горела нефть, черная туча заволакивала небо, и сажа тяжелыми, жирными хлопьями падала на город. Деревья не выживали в отравленном воздухе. Зелени в Баку не было. Как поразило это нас, выросших в зеленом цветущем Дидубе!

Мы приехали в Баку летом. Осенью в этом году родилась Надя. Мама вернулась из родильного дома, и мы с любопытством смотрели, как она осторожно пеленает девочку. Потом Надю купали. Для нас было новым развлечением наблюдать, как она барахтается в воде, розовая и улыбающаяся.

Отец работал старшим кочегаром на электростанции. Он с вечера уходил в ночную смену, и мы оставались одни с мамой. Спать не хотелось. Мы не могли привыкнуть к завыванию ветра, к зареву нефтяных пожаров. Чтобы отогнать страх, мы просили читать нам вслух.

Помню, на промыслах горела нефть. В окнах прыгали отблески пламени. На море ревел шторм. Мы сидели вокруг стола и слушали стихи о кавказском пленнике. Все было так необычно вокруг... Мама захлопнула книжку, - пора спать...
Я не спала. В углах двигались тени, и ветер завывал человеческим голосом. Рядом ворочался Павлуша. Я понимала, что и ему страшно. И вдруг он закричал. Успокоить его было невозможно... Врачи нашли, что у Павлуши нервное потрясение. Хорошо, было бы - советовали они, - увезти его к садам и зелени.
В прокопченном, пропитанном нефтяной и мазутной, гарью Баку не было для нас, ни зелени, ни свежего воздуха. Отец вспомнил о наших друзьях Родзевячах, живших в Кутаисе. Он написал им, и Павлушу отвезли в Кутаис. Там он скоро поправился.

Совсем недавно, пришлось мне побывать и нынешнем Баку.
Нарядная набережная, цветы и тропические растения чистые асфальтированные улицы, ровно тянущиеся от центра до промыслового района, новый красивый и благоустроенный город. Я не узнала в нем старого знакомца моих детских лет.

Сейчас не видишь, что ходишь по земле, из которой тут же рядом черпают нефть. А тогда она сочилась отовсюду. Стоило немного отойти от главной - Великокняжеской - улицы и пройти к начинавшемуся у вокзала заводскому району - "Черному городу", как приходилось уже осторожно перепрыгивать через блестящие разноцветные нефтяные лужи.

В Черном городе, на нефтяных промыслах Ротшильда, отец работал в конце 1901 года, когда из-за неполадок с администрацией он принужден был уйти с электростанции. Теперь и следа нет этого Черного города. Тогда он в самом деле был черным, как будто только что над ним прошел дождь из сажи.
В длину всех черногородских улиц и закоулков тянулись нефтеотводные трубы. Чтобы перейти улицу, надо было перелезать через трубы, плясать по мосткам, заменявшим тротуар.
И люди, которые ходили по Черному городу, были грязные, перепачканные мазутом и нефтью. Но к грязи, к саже, к жирному, носившемуся в воздухе песку, к удушающему запаху мазута все привыкли.

У бараков, где жили рабочие, возились дети. Куски железа и обломки рельсов, валявшиеся в жирных лужах, старые чаны из-под керосина стали игрушками. На липких трубах усаживались. рабочие, чтобы здесь же пообедать пучком зеленого лука и ломтем чурека.

Идя куда-нибудь с мамой, мы оглядывались на прохожих. Смуглые, лоснящиеся от пота и грязи лица, обернутые чалмами головы, разноплеменный громкий говор.
В Баку на промыслах работали азербайджанцы, персы, армяне, грузины, русские.
Хозяева старались, чтобы держались они обособленно. В бараках Черного города, где было так же грязно, как на улицах, где вповалку спали на циновках, расстеленных на земляном полу, селились отдельно персы и армяне, русские и азербайджанцы...

На плоском голом, как побережье Апшерона, островке, где весной устраивали загородные гулянья, бакинские рабочие праздновали день Первого мая.
Навсегда сохранились в памяти куски солнечного дня, пароходики, на которых гремит музыка, палуба, по которой бегают дети и куда, дрожа от восторга, поднимаемся мы с Павлушей. На маевку ехали с семьями, с детьми. Надо было, чтобы на берегу думали - собираются на обычное праздничное гулянье.
Под музыку высаживались на остров. Дети затевали игры, шалили, а рядом шел митинг - ораторы рассказывали о международной солидарности рабочих.

(...)
В этом же году (1902), еще раньше, был арестован и мой отец. Утром он ушел из дому и не вернулся. Его арестовали как участника революционных организаций Тифлиса и в тот же день перевезли из Баку в Метехи.
Все это мы узнали позже. С трудом налаженная жизнь наша оборвалась. Нужно куда-то уезжать, скорее освобождать казенную квартиру... И снова помогли товарищи отца. Нас поселили в квартире одного из них.

Дом на Кладбищенской улице. Сразу за ним начиналось тюркское кладбище. Унылое выжженное солнцем поле с плоскими каменными плитами. Закутанные чадрами женщины, как привидения, проходили между могил и протяжными гортанными воплями оглашали воздух.
Вестей от отца не было. Мать грустила, ее терзали тревога и забота. Да и трудно было. Она не могла найти работы и продала все, что у нас было. На эти деньги мы добрались до Тифлиса.

Глава седьмая

В конце 1903 года в Баку налаживали подпольную типографию. Тифлисские железнодорожники сделали для типографии печатный станок. Шрифт тоже достали тифлисцы. Перевезти это имущество в Баку поручили отцу и В. А. Шелгунову.
В корзине, которую принес дядя Ваня под Новый год под пивными бутылками спрятали печатный станок. Его хранили среди старой домашней рухляди на бабушкином чердаке до того дня, когда отец с Василием Андреевичем, разделив на две части поклажу, поодиночке ушли из дому.

А накануне отец зашел к одному из товарищей, к Михо Бочоридзе, - в его квартире, в домике у Верийского моста, хранился шрифт. Бабе, родственница Бочоридзе, встретила отца...
Худощавый темноволосый молодой человек показался из соседней комнаты. Бледное лицо с резким изломом бровей, карие испытующе-внимательные глаза кажутся отцу знакомыми.
- Познакомьтесь, - говорит Бабе. - Это Coco. Coco! Молодой пропагандист, который занимался с рабочими железнодорожных мастерских. Он вывел на демонстрацию батумских рабочих.
- Очень рад, - говорит отец и пожимает руку молодому товарищу. - Откуда сейчас?
- Издалека! - бросает Coco.
Скупо и коротко Coco рассказал о том, как из тюрьмы, где он просидел много месяцев, его выслали в Иркутскую губернию, в село Уда.
- Оттуда решил бежать. Сначала не удалось - стражник не спускал с меня глаз. Потом начались морозы. Выждал немного, достал кое-что из теплых вещей и ушел пешком. Едва не отморозил лицо. Башлык помог. И вот добрался. Сперва в Батум, а потом сюда. Как тут у вас? Что бакинцы делают?
Отец рассказывает о бакинских делах, о типографии, о поручении, делится сомнениями: удастся ли ему с Шелгуновым благополучно довезти тяжелый, громоздкий груз - станок, барабан от него и еще шрифт?
Coco внимательно слушает.
- А зачем вам везти все сразу? - говорит он. - Станок действительно велик. Разберите его на части и везите отдельно. Сядьте в разные вагоны и не показывайте виду, что едете вместе. А шрифт пусть привезут потом, другие...
Я запомнила рассказ отца о его первой встрече с молодым Сталиным. Это было в начале января 1904 года.

Глава двенадцатая

... снова (1905г. - прим. наше) я вижу себя в доме бакинской электростанции, где четыре года тому назад мы жили все вместе. Там, в комнатах наверху, я впервые увидела спеленатую Надю. Тогда дом был еще не достроен. А сейчас он заново отделан. Балконы, висевшие без перил, обведены железной решеткой. Теперь бы мама не боялась, что мы можем свалиться оттуда. Ах, как досталось Павлуше, когда однажды его застали свесившимся с узкого каменного выступа! Мама сама чуть не плакала, втаскивая Павла обратно в комнату.
И тот же берег, по большим плоским камням которого мы любили скакать. А дальше, за домом, пристань, куда причаливают пароходы. Какая была радость, когда мама брала нас гулять туда, и мы останавливались у высоких, обмотанных толстыми канатами причалов и глядели, как у купален под пристанью барахтались и ныряли в море смуглые горластые мальчишки.

Эту пристань я запомнила, потому что однажды папа едва не утонул здесь. Я и сейчас живо представляю это забавное, чуть не ставшее трагическим происшествие, в котором проявился весь наш решительный и настойчивый отец.
Мы гуляли по пристани, когда ветром вдруг швырнуло в море мою новую, только что купленную соломенную шляпу. Я не успела горестно вскрикнуть, как папа.
сбросив пиджак и брюки, кинулся в воду и поплыл за шляпой. Но она, точно спасаясь от преследования, неслась по волнам все дальше в море. Оцепенев от неожиданности, мы так и застыли на пристани...
Предательский бакинский норд, как всегда, разыгрался внезапно. Волны поднимались выше, и шляпа неслась по ним, издеваясь над всеми нами. Папа плыл ловко и быстро, но не мог схватить ее. - Папа, вернись, вернись!.. - мы плакали и метались по пристани.
Но папа не слышал нас и упрямо догонял еле видный светлый соломенный кружок.
Мы никогда не видели море таким бурным. Мы кричали все громче. Но вот мы уже смеемся сквозь слезы.
Папа приближался, и шляпа гордо торчала на его голове, бант победно раздувался рядом с отцовской бородой.

Мы с папой живем в квартире его старого друга Назарова. Дуня - его жена. Она - простая, веселая и нравится мне так же, как нравится хмурый по виду, но такой заботливый ко мне Иван Назаров. Все мне у них по душе...
Бывает у Назаровых гость, которого я приметила сразу. Голубоглазый, светловолосый, он выделяется среди остальных. Зовут его Петр Монтин, и он часто шутит со мной, звучно, громко смеясь.
У Монтина приятный, мягкий, раскатисто-певучий голос, и кажется мне, все любят слушать его. Когда Монтин говорит, в комнате замолкают и все глядят на него.
Дядя Ваня тоже приходит к Назаровым. По воскресеньям он водит меня гулять и покупает мне кишмиш-лаблабо - сладкий рассыпчатый горох с изюмом и бада-буды - обсыпанные сахаром хлопья кукурузы. Продавцы-татары поджаривают сласти на углях у своих лотков, тут же на улице.

Здесь все происходит на улице. На улице стригут и бреют. Я останавливаю дядю Ваню, чтобы поглядеть, как работают уличные цирюльники. Мужчины поднимаются с низких скамеечек и надевают на выбритые посредине головы замусоленные, грязные шапочки. Это носильщики тяжестей, амбалы - так их зовут в Баку. Я вижу, как они идут посредине улицы, сгибаясь и вздрагивая под непомерной ношей. Мне кажется: вот-вот они упадут. Подложив под головы веревочные носилки, амбалы спят в пыли, прямо на тротуаре...

Ни на кого не глядя, важно шагают почтенные краснобородые тюрки. А за ними, постукивая каблучками, скользят шуршащие шелками непонятные фигуры. На лицах у них шелковые маски, и в прорезях сверкают живые черные глаза. Со страхом и любопытством гляжу я им вслед. Кто-то из прохожих говорит:
- Это жены-тюрчанки со своим мужем.

(...) Меня опять привозят в Тифлис, в Дидубе, к бабушке.

Глава тринадцатая

Отец остался в Тифлисе. Почему нерадостно сегодня в доме... и так рассеянно здоровается со мной отец? Он треплет меня по щеке и отходит к товарищам.
Не слышно обычных шуток и слов привета. В руках у отца я вижу лист бумаги. Когда товарищи рассаживаются, отец вслух читает телеграмму из Баку, всего несколько слов: "Вчера вечером выстрелом в голову убит Петр Монтин".
У отца дрожит голос. Он кладет на стол скомканный листочек. В комнате долго молчат.

У меня тоскливо сжимается сердце. Ведь я помню Петра, его голос, такой звонкий, когда он говорил, мягкий и глубокий, когда он затягивал песню.
За что же его убили? Кто-то поднимается и говорит:
- Ушел из жизни любимый наш товарищ. Он боролся за народную свободу, и за это его убили.
Я вслушиваюсь в слова, которые произносят дрожащими голосами. Я вижу слезы на лицах. Монтина, значит, очень любили.
Я помню, как Дуня Назарова рассказывала:
- Петра звали неуловимым. Никогда не удавалось его удержать в тюрьме, всегда убегал. Как-то к тюрьме подъехала подвода с хлебом. Петра вывели на прогулку. Часовые и не заметили, как он оказался под телегой. Не успели хватиться, а он уже был за воротами.

Бакинцы послали Монтина в Тифлис на Кавказскую конференцию большевиков, которая проходила под руководством Сталина. Монтин вернулся в Баку, и в тот же день на улице его застрелил подосланный охранкой убийца.

Рабочие Баку тысячной толпой вышли на улицу проводить тело погибшего товарища. Гневом, горечью полны были их речи. Гроб с останками Монтина везли в Тифлис. Там Петр родился, там, в Дидубе, в железнодорожных мастерских начал он свой путь борца-революционера.

Тифлисская полиция не могла помешать траурной встрече. Гроб Монтина выставили на площади, вооруженные железнодорожники выстроились у тела товарища: почетный караул. Приспущен красный флаг.
Молчаливым потоком движется толпа туда, где на постаменте стоит цинковый гроб. С Варей и Шурой я в толпе.
Цветы в руках людей. Цветы на гробу. Розы, хризантемы, астры - все, чем щедра тифлисская осень. Траурный марш разрывает тишину. Я гляжу вокруг люди плачут.
Мы подходим ближе, поднимаемся к гробу. Раздвигая ветки, я заглядываю в стекло, вделанное в изголовье гроба. Лицо Монтина кажется мне живым. Я узнаю его крупные черты, широкий лоб. Только закрыты глаза и виднеется темное запекшееся пятнышко у виска.
Маленькая сморщенная старушка стоит у гроба, кто-то ее обнимает.
- Это мать Петра, - шепчет тетя Варя. - Они ведь жили в Дидубе, рядом с нами. А потом Петр уехал в Баку, Его и привезли сюда, чтобы похоронить на родине. Его все здесь знают.
Вперед выходит товарищ.
- Мы будем бороться за то, за что погиб наш Монтин...
Простые слова. Дети их запомнят.
Похороны Монтина показали властям силу тифлисского пролетариата. Вооруженная охрана рабочих поддерживала образцовый порядок. Черносотенцы не посмели помешать. Цепь железнодорожников не подпустила близко полицию.
Похороны Монтина явились началом декабрьских событий в Тифлисе. 12 декабря закавказские железнодорожники объявили всеобщую забастовку. Это было ответом на вооруженное восстание в Москве на Пресне.
(...)

Глава пятнадцатая

Очень скоро отец приходит за мной к бабушке.
- Собирайся, - говорит он, - поедем в Баку...
...мы с отцом уезжаем.
Мама с Павлушей, Федей и Надей приезжают (из Москвы - прим. наше) в дом на Баилове, где отец нашел нам квартиру. Она в нижнем полуподвальном этаже. Окна выходят на улицу. Сзади каменистый двор отлого спускается к морю. Мне нравится, что море так близко.
Наступил, наконец, день, когда мы снова вместе. Как выросли Федя и Надя! За столом идут рассказы о Москве.
(...)
Море и солнце вволю отпущены нам в Баку. Неслышно плещутся разноцветные волны. Поодаль от дома уходят в море мостки пристани. В конце ее на бревне сидит Павлуша. У него новое увлечение - он научился рыбачить. Свесив над водой ноги, он застывает со своей удочкой. На веревке виснет голубовато-серебряная гроздь - крохотные бычки, другая рыба не идет на Павлушину приманку.
Сегодня воскресенье, потому что мама одела меня и Надю в самые нарядные белые платья. Но куда же идти, если Павлуша рыбачит на пристани? Держась за руки, мы подходим к нему. Пойманные бычки трепыхаются, блестят на солнце, и я нагибаюсь, чтобы прикоснуться к ним. И вдруг сзади пронзительный крик. Он переходит в жалобный плач. Надя!
Я отпустила ее руку, и она с края шатающейся доски упала вниз - в море, в грязные мазутные волны. Но прежде чем я успеваю вскрикнуть - Павлуша уже внизу. Он поднимается с Надей, отряхивает ее платье и ставит сестру передо мной. Платье погибло, но Надя невредима и опять смеется. Беду от мамы не скрыть, и, подняв Надю на руки, я несу ее домой.

Жизнь на Баилове, у моря, недолго радует своим спокойствием. Мы опять ощущаем непрочность окружающего. Нахмуренным возвращается домой отец. Взрослые друзья, которые собираются вечером, забывают о нас. Они долго говорят о своем, и вот течение дня в доме нарушилось. Отец не идет на работу, с утра к нам забегают товарищи.
- Бастуют, - говорит Павлуша. - Электростанция бастует. Папа в стачечном комитете.
Забастовка кончается, и Павлуша узнает об этом первый. Что же будет дальше? Жизнь снова становится беспокойной. Мы бежим к морю, оно плещется, как будто ничего не случилось, но ведь мы пришли прощаться с ним. Дома мама укладывает вещи. Надо идти помочь ей. Завтра мы уезжаем в Тифлис.
(...)

Глава семнадцатая

Я вижу себя снова в Баку. Опять море... Я не одна, со мной маленькая Надя и мама. Мы в Баку потому, что опять арестовали отца. Он в бакинской тюрьме, мама приехала хлопотать о его освобождении.
По бакинской пыльной улице со мной и Надей мама куда-то спешит.
- Куда ты, мама? - пытаюсь спросить ее, но мама не отвечает.
Она торопливо шагает, мне и Наде приходится бежать за ней.

В большой комнате, где у стен расставлены стулья, мама усаживает меня и Надю. Человек в мундире с блестящими пуговицами разговаривает с мамой.
Отца арестовали на собрании бакинского комитета большевиков.

По совету товарищей, мама, приехав в Баку, пошла к градоначальнику. Она сумела доказать ему, что муж ее пострадал невинно.
- Он на таком хорошем счету у начальства, вам смогут это подтвердить, - говорила она.
- Найдите поручителей за мужа, и мы освободим его, - сказал градоначальник.
- Он поглядел на тебя и Надю. Вы, обнявшись, так грустно и испуганно сидели на стуле, - рассказывала мама.
Флеров, Красин и Винтер приняли участие в освобождении отца. Леонид Борисович сам был с мамой у градоначальника и вручил ему подписанное Винтером поручительство.
И вот мы с мамой возвратились в Тифлис. Папа под чужой фамилией скрылся из Баку.

Примечания:

Источники:
Википедия
Рабочая семья Аллилуевых
сайт Хронос
Википедия
сайт Новодевичьего кладбища
сайт "Геологист"
Аллилуев В. Семейные истории

--Jonka 20:47, 26 мая 2013 (CEST)