Алекс Векслер "Моя страна, мой народ, моя семья"

Алекс Векслер "Моя страна, мой народ, моя семья"

В старом добром Баку

Моя абсорбция в Израиле и вхождение в жизнь еврейской страны протекали легко и плавно... И тому было немало веских причин и сопутствующих обстоятельств. Но, пожалуй, самой важной причиной и главным обстоятельством следует считать мое происхождение и город, в котором я родился и вырос – славный, теплый добрый Баку – столица в прошлом советского, а ныне независимого Азербайджана.

Этот по настоящему толерантный, многонациональный, солнечный и почти совершенно европейский приморский город, в то же время нес в себе всю красоту, привлекательность и даже загадочность древнего и вечного Востока.

Я родился в «Крепости» – старой части города, обнесенной старинной крепостной стеной, в доме своего прадеда купца Первой Гильдии Хаима Львовича Штейнера – одного из самых первых ашкеназийских евреев города Баку.

Прадед пришел в Баку сиротой – мальчишкой приблизительно в 1870 году из далекой Бессарабии, потерявшим родителей в совсем небольшом и не вошедшем в историю погроме, а точнее налете на еврейское местечко пьяных румынских мужиков, в который раз решивших поживиться за чужой еврейский, всегда открытый и почти безнаказуемый счет.

В этом доме по улице Большая Крепостная 28, с каменными колоннами, барельефом льва над ними, дубовыми резными дверьми и мраморными лестницами в парадном подъезде в 1891 году родился мой дед (со стороны матери) Израиль Штейнер. Дед Изя был вторым ребенком и первым сыном из семи детей, родившихся в семье Хаима и Софьи Штейнер, трое из которых умерли в раннем детстве, а четверо, два сына и две дочери, пройдя через все вихри революций, войн, погромов и сталинских лагерей, ушли в мир иной в преклонном возрасте в Баку, Москве и Монреале (Канада).

В детстве Изя ходил с мальчишками к морю, которое простиралось в ста-стапятидесяти метрах от его дома. Хорошо помню его рассказы о Девичьей Башне (Гыз Галысы), вокруг которой тогда ещё шумели и гуляли волны седого Каспия и ловились кутумы, сазаны и бержи (разновидности каспийской рыбы), так любимые коренными жителями и гостями нашего города.

Было ещё очень далеко до знаменитого Бакинского бульвара с его парашютной вышкой, рестораном «Жемчужина», стоящим на сваях эстакады, уходящей в море, летними кинотеатрами «Бахар» (Весна) и имени Самеда Вургуна, с его прогулочными катерами, лодками с веслами, бравшимися на прокат, каналами малой Венеции, детскими площадками и аттракционами, мороженным пломбир и эскимо на палочке, семечками, алычой, черным и белым тутом, ресторанчиками, закусочными, чаем «мяхмяри» из специальных стаканчиков, хранящих длительное время тепло – армудиков вприкуску с колотым сахаром и вонючим «пендиром» – необыкновенно вкусным, острым белым козьим сыром на очень пушистом, разрываемом руками белом чуреке – 46 копеек за килограмм!

На этом бульваре я вырос.Здесь в прогулках с бабушкой и дедушкой, а затем и с друзьями, прошли мои детство и юность. Здесь, на бульварной бакинской скамеечке, уже будучи молодым человеком, я впервые поцеловал девушку.
Пройдет ещё очень много лет. Будет построен Проспект Нефтянников от Дома Правительства с огромной площадью перед ним, намного превышающей Красную площадь в Москве и Дворцовую площадь в Питере, и до площади Азнефть, фуникулера, ведущего в Нагорный Парк и гостинцы «Интурист».

Я рос с рассказами о старом и добром Баку, где выросли мои бабушка Клара–Хая и дедушка Изя и с рассказами о старой и доброй Европе, где они учились: в Вене и в Париже (дед) и в Лейпциге (бабушка).

Будучи детьми весьма состоятельных родителей купцов Первой Гильдии и компаньонов Хаима Львовича Штейнера и Соломона Ароновича Грундлянда, мои дед и баба провели абсолютно безоблачное гимназическое бакинское детство с Губернаторским Садом, Парапетом, зернистой икрой и неисчезающими на протяжении почти всего года парниковыми сезонными и несезонными фруктами и овощами от помидоров и огурцов до инжира, винограда (шаны), гранатов, персиков, клубники, черешни, сливы, арбузов и дынь с лучших приморских дач Апшеронского полуострова, расположенных по обе стороны от Баку, где они проводили счастливые летние месяцы.

Капиталисты, «кровопийцы и эксплуататоры», «Поставщики Двора Его Императорского Величества» – Хаим Штейнер и Соломон Грундлянд совсем неплохо относились к шестистам работникам на их большой рисовой мельнице, находящейся в самом начале бакинского «черного города», обрабатывающей поступающий в Россию из Ирана знаменитый персидский ханский рис. Все работники на мельнице православные, мусульмане, иудеи ежегодно получали тринадцатую зарплату на Пасху, Новруз Байрам и Пейсах и обязательную четырнадцатую зарплату вместе с обычной зарплатой за июнь, чтобы отправить детей на отдых на Апшеронские приморские дачи.

Как-то, когда я уже был студентом университета в 1966 году, покойный дедушка подсчитал и рассказал мне, что средняя зарплата работника на их мельнице составляла в 1914/1915 годах сумму, соответствующую приблизительно пятистам рублям середины шестидесятых годов – эпохи развитого социализма, т.е. равнялась зарплате советского генерала или доктора наук – профессора.

Но самый большой абсурд тех невероятных и фантастических времен заключался в том, что когда в августе 1918 года англичане вошли в Баку, мой прадед Хаим Штейнер вывез свою семью из Баку морем в Персию к своим рисовым иранским друзьям и партнерам. Моя покойная мама, родившаяся 20 августа 1918 года, провела первые месяцы своей жизни в колыбели под большой виноградной лозой в Тебризе. Может ли кто-нибудь сегодня поверить в то, что евреи убегали от просвещённых англичан в шиитскую Персию...

В статье Миры Гасановой «Давайте вернем бакинских евреев», опубликованной 19 мая 2013 года в азербайджанском информационно-аналитическом и мониторинговом портале www.haggin.az я прочел следующие строки, посвященные моему прадеду: «Так одним из первых еврейских торговцев-промышленников был купец первой гильдии Хаим Штейнер, крупнейший поставщик риса. В 1860 году им была сооружена в Баку первая механическая мельница с железнодорожными ветками. Мельница была украшена большим Маген-Давидом». Здесь я вынужден поправить уважаемую госпожу Гасанову. Мне кажется, что рисовая мельница прадеда была построена в 1880 году.

Мои предки - "пламенные революционеры" и их учителя

Окончив гимназию, когда с одной стороны существовала ограничивающая возможность евреев учиться в университетах России знаменитая процентная норма, а с другой стороны, имелись неограниченные возможности богатых родителей, Изя, а потом и Клара-Хая, а также их сестры и братья уехали учиться за границу. В студенческие годы в Лейпциге бабушка, как и многие студенты из России, неоднократно встречалась с Владимиром Ульяновым (Лениным) и слушала его выступления, как и выступления многих других руководителей и активистов РСДРП во время их европейских ссылок, каникул и курортов в эммиграции. Хотя все это, надо сказать, и не сделало ее пламенной большевичкой, как кое-кого из ее гимназических и студенческих друзей. Вероятнее всего, что эта ее партийная, женская пассивность в молодости и спасла ее от ГУЛАГа в лихие тридцатые годы.

Дед, как мужчина и человек большой социально-политической ответственности и активности, стал членом партии эссеров (социал-революционеров) и даже был после Февральской революции 1917 года избран Председателем Военно–революционного Комитета полка, в котором он служил в Первую Мировую Войну.

К слову будет сказано, что дедушкины и бабушкины двоюродные и троюродные братья воевали не только плечом к плечу рядом с дедом в рядах Русской Армии, трое или четверо из них воевали в рядах Австро-Венгерской Армии Императора Франца Йозефа, а один из них офицер Самуэль (Шмуэль) даже попал в русский плен. Об условиях содержания еврейских военнопленных в России в годы Первой мировой войны, в частности – Шмуэля, я расскажу далее.

Возвращаюсь к своему деду Изе, с которым мне посчастливилось дружить и общаться в Баку в первые 20 лет моей жизни.

Дед во главе полковой делегации Военно-революционного Комитета с тремя ящиками собранных ценностей (медали, георгиевские кресты, часы) для нужд революции и продолжения войны, в июле 1917 года в Петрограде был принят Главой Временного Правительства Александром Федоровичем Керенским.

Политическая активность деда в 1917-ом году и встреча с Керенским явились причиной его ареста в 1937-ом. У советской власти была хорошая память и профессиональные осведомители. И «20 лет спустя» деду припомнили участие в первых рядах меньшевистско-эссеровской демонстрации в Петрограде летом 1917 года с лозунгами за продолжение войны: «Рабочие – к станкам! Солдаты – к нам в окопы!»

Во время учебы в Бакинской мужской гимназии дед Изя был любимым учеником будущего Генпрокурора РСФСР (1931/1933), Генпрокурора СССР (1935/1939) и Министра Иностранных Дел Советского Союза (1949/1953) Андрея Януарьевича Вышинского. Господин, а потом и товарищ Вышинский несколько лет преподавал Изе географию, русскую литературу и латынь. А в 1905-1906 годах в крепости (старая часть города), в доме купца Первой Гильдии Хаима Штейнера, Андрей Януарьевич Вышинский, под видом частных репетиторских уроков гимназисту Изе Штейнеру, проводил первые революционые занятия для гимназической молодежи (в основном еврейской) города Баку. Так как по официальным данным из биографии Андрея Януарьевича он вступил в 1903 году в меньшевистскую организацию РСДРП и только в 1920 году стал членом РКП(б) (Российская Коммунистическая Партия большевиков), то надо предполагать, что и занятия, проводимые им среди бакинской молодежи, носили не совсем «большевистский оттенок».

А когда Андрей Януарьевич в 1906 - 1907 годах оказался в Бакинской Баиловской тюрьме, где, кстати, близко познакомился с отбывающим там же наказание товарищем Кобой, более известным нам, как Иосиф Сталин, бакинский гимназист Изя Штейнер ездил раз в неделю на отцовской пролетке или на извозчике (реже на конке) из Крепости до Баиловской тюрьмы с продуктовыми передачами для любимого учителя. Могу даже предположить, что и товарищу Кобе перепадало кое-что из привозимых Изей Штейнером продуктов.

Что же касается гимназической молодости бабушки Клары–Хаи, то вихри революционной романтики не прошли и мимо нее и даже как-то коснулись её лично. Дело в том, что в небольшую типографию на улице Ольгинская рядом с известым всем прежним и нынешним бакинцам подземным переходом на Приморский бульвар, принадлежащую Соломону Ароновичу Грундлянду – купцу Первой Гильдии, бабушкиному отцу и компаньону Хаима Штейнера, неоднократно захаживал товарищ Коба, ставший через пару десятилетий Великим Вождем всех времен и народов. Типография выполняла небольшие заказы, как товарища Кобы, так и товарищей Степана Шаумяна, Сергея Аллилуева (отца Надежды Аллилуевой – жены Сталина), Лаврентия Берии, Якова Зевина и других в будущем вождей, как Бакинской Коммуны, так и Советского Государства. Заказы бакинских революцонеров выполнялись в короткие сроки, на очень высоком уровне и совершенно бесплатно.

Вот только до конца не знаю (хотя и спрашивал неоднократно у бабушки и у дедушки), делалось ли это по идеологическим соображениям во имя Светлого Будущего или из-за страха вооруженной экспроприации с изъятием ценностей, а иногда и жизней, чем так прославились на Кавказе все (или почти все) вышеперечисленные мной революционные вожди.

Возвращаясь к слегка опаленным пламенем революционной романтики гимназическим крылышкам моей бабушки Клары-Хаи, я вспоминаю семейную историю известную мне из далекого детства. Как-то бабушку попросили занести Степану Шаумяну выполненный типографией заказ – пакет каких-то бланков, скорее всего листовок прокламаций. Такого рода поручения были для нее не в новинку. Она уже несколько раз навещала Шаумяна и Якова Зевина. Возвратили ее к родителям на извозчике два усатых городовых. Как выяснилось, в момент ее прихода у Шаумяна шел обыск, и бабушка почти наверняка попала в «черный список», хотя она и догадалась не передавать Шаумяну принесенный ему пакет с листовками. К счастью, дело закончилось полюбовно: родители пообещали строго наказать «юную якобинку», возмутительницу спокойствия Великой Империи, а прадед Соломон Аронович лишился энного количества целковых.

Благодарные за взятку, которая была равнозначна их месячному содержанию, городовые пообещали все замять и делу хода не давать. Блюстители порядка в Российской Империи свое обещание с честью сдержали. На этом оперативно–розыскном мероприятии и закончился опыт активной революционно-нелегальной деятельности моей бабушки. Хотя надо заметить, что среди ее подружек по гимназии были и такие еврейские девушки, которые стали пламенными большевичками, прошедшими через огонь, воду и медные трубы сначала царской охранки, а потом и сталинского ГУЛАГа, как, например, Ольга Шатуновская.

Завершая рассказ о революционной бакинской юности моих бабушки и дедушки (со стороны мамы), мне хочется напомнить, что шестеро из 26-ти Бакинских комиссаров были евреями по национальности.

"Ужасы" царского плена"

Когда прадеду Хаиму Львовичу стало известно по «еврейской почте», что Шмуэль – сын его сестры Сарры из Трансильвании находится в плену в России, он через бакинского градоначальника и ещё кое-какие связи нашел его через 2-3 месяца в лагере для военнопленных в Пензенской губернии и добился его перевода в такой же лагерь, но на острове Нарген в нескольких километрах от Баку. С тех пор Шмуэль не только удостоился кошерного питания и постоянных визитов «казенного» армейского раввина, но и два раза в году на главные еврейские праздники Пейсах (Пасха) и Рош Хашана (Новый Год) прибывал в сопровождении конвоира и под расписку Хаима Львовича для проведения праздничной недели в дом своего бакинского дяди купца Первой Гильдии и поставщика Двора его Императорского Величества Хаима Штейнера.

Я вижу раскрытые от удивления глаза моего просвещённого читателя и прошу его задержать дыхание, так как самое важное и интересное ещё впереди...
Дело в том, что и конвоир Шмуэля был еврейским солдатом и оставался на всю неделю праздников, так же как и его конвоируемый австрияк в доме прадеда, а потому ждал этого конвоя, как манны небесной. Иногда даже начальство лагеря для военнопленных, где сидел Шмуэль, напоминало прадеду о грядущих «еврейских каникулах» из-за опасения, что он вдруг об этом забудет. Наверняка, отсутствие лишних ртов в лагере в дни праздников, а Шмуэль был там не единственный еврей, создавало излишки продуктов питания, которые куда-то исчезали и где-то появлялись..., а в России, как тогда, так и сейчас любили и могли воровать. Кроме того, по возвращении в лагерь через конвоира и Шмуэля передавались ценные подарки в знак признательности и благодарности, как пищевого, так денежного довольствия, что всегда с радостью принималось.

Таким образом выгода для лагерного начальства от пребывания Шмуэля и его конвоира на праздниках в доме прадеда была двойной. Но и это ещё не все... За праздничным столом в доме Хаима кроме пленного австрийского офицера Шмуэля и его конвоира сидели ещё несколько солдат – евреев из Бакинского гарнизона, как тогда было заведено, отпущенных на праздники в еврейские семьи.

«Заклятые враги» молились на иврите, ели фаршированную рыбу с хреном, форшмак (рубленную селедку), печеночный паштет, бульон с галками из мацовой муки, наполненнные шкварками (нешомес), куриную шейку, кишкес, чонт (хамин), пели праздничные песни и говорили между собой на международном еврейском языке – идиш. Таковы были «правила игры» в Великой Российской Империи в «долгие, тяжкие годы царизма» (из известной советской песни) во времена Первой Мировой Войны.

Кстати, другой двоюродный брат деда – Давид, будучи солдатом русской армии, находился в австрийском плену. Поскольку имелась возможность посылать через международные организации посылки военнопленным(!), то и Давид постоянно получал посылки от родственников из Баку. Когда стало извесно, что посланная ему пара обуви пропала в дороге – то ли в России, то ли в Австро-Венгрии, то родственникам пришлось применить еврейскую смекалку. В дальнейшем, обувь отправлялась из расчета – один ботинок в одной посылке. И что вы думаете – все посылки стали доходить до адресата в целости и сохранности.

Кизиловое варенье

По всяким тайным и явным, достоверным и фантастическим, подтвержденным и неподтвержденным источникам информации, доходившим из Израиля в Советский Союз, была ясна не подлежащая сомнению истина, аксиома, заключающаяся в следующем: в Израиле есть ВСЕ. Но, между нами говоря, так же не бывает. Что значит – есть всё, так не интересно!

Помните, как у Райкина, как было принято среди уважаемых людей: «Пускай все будет, но пусть чего-нибудь немножко не хватает. Пусть будет маленький дефицит (дифцит)». Так вот пусть чего-нибудь немножко не хватает О горе, о пепел на мою голову, выпало на долю кизила и кизилового варенья, которых в Израиле не оказалось, и без которых не представляют свою жизнь жители Северного Кавказа и Закавказья, как выходцы из Грозного, Нальчика, Владикавказа, так и представители Махачкалы, Дербента, Кубы и даже такого просвещённого на вид города, каким казался славный Баку, в мое время четвертый по величине город в СССР.

Эта страстная любовь к кизилу отличала не только кавказских евреев, но частенько и их ашкеназийских соседей, любителей не только черной икры, осетрины, лососины и севрюги – даров Каспийского моря, но и кисло-сладких, красно-бурых продолговатых мясистых ягод с косточкой, растущих на невысоких, кряжистых деревьях. Так вот, почти каждая семья из кавказской части СССР привозила с собой в Вену в кошелках, корзинах, картонках по три, четыре, а то и по пять трехлитровых баллонов/банок кизилового варенья.

Их берегли как зеницу ока, это был бесценный груз, потеря которого была очень болезненной и непоправимой. Я до сих пор не понимаю, как им удавалось довозить эти баллоны/банки в целости и сохранности до Вены.

С большим трудом после долгих скандалов и уговоров, после предлагаемых взяток, после криков и плача и бесконечных разъяснений «хороших израильских парней» нам удавалось убедить кавказские семьи, что нельзя брать трехлитровые баллоны-банки с собой в салон самолёта. Завернутые в газеты, в пальто, в шубы, в костюмы, в белье, в скатерти и клеенки, драгоценные баллоны/банки под неусыпным присмотром женской части семей с Кавказа осторожно помещались в уже описанные мною коробки, дважды обклеивались клейкими лентами и перетягивались специальными ремнями.

На коробках с вареньем проставлялись специальные знаки-символы, что-то вроде «не кантовать», предупреждающие о наличии драгоценного груза и требующие особенно осторожного обращения. Женщины с трепетом провожали до ворот грузовики с багажом, уходящие на погрузку в самолеты задолго до выезда автобусов с пассажирами.

Но, к сожалению, бывали случаи, когда все предосторожности не помогали, и после благополучного приземления в аэропорту им. Бен-Гуриона с аплодисментами и с песней «Хевейну шалом алейхем» в багажном отделении пассажирских лайнеров, прибывающих из Вены, обнаруживалось липкое и сладкое кизиловое месиво.

Основная головная боль заключалась в том, что растекающееся варенье обычно не ограничивалось только багажом бывших жителей Кавказа, но, случалось, достигало чемоданов и коробок их соплеменников и сородичей из европейской части СССР, которые и без того плохо понимали, куда они едут, и что такое еврейская страна, встретившая их вместо молока и меда кизиловым вареньем.

Надо заметить, что еврейская интеллигенция из крупных городов России, остепененная научными доспехами и успехами, прославленная на сценах театров и концертных залов, а также подмостках лучших теле- и киностудий Страны Советов, наверное, забыла, а может быть, и никогда не знала (о, несчастные), что мы, евреи – это очень древний восточный народ, и что наши далекие предки были куда более похожи на йеменских, кавказских, бухарских и даже марокканских евреев, чем на них, рафинированных и брезгливых европейцев, первая встреча которых со своими более смуглыми соплеменниками состоялась только в столовой перевалочной базы Сохнута – Еврейского агенства – в Вене на пути в Израиль.

По согласованию с автором Алексом (Сашей) Векслером, одним из самых знаменитых бакинцев в Израиле, коллегой по первой бакинской команде КВН 1967 года, бывшим консулом и советником министров Израиля, направляю несколько глав из его только что изданной книги "Моя страна , мой народ, моя семья".

Книга мне очень понравилась, огромное количество материала, воспоминаний, прикосновений к истории. Как будто побывал в Баку, пообщался с бакинцами и израильтянами.
Векслера, Баку и Иерусалим роднят львы, установленные на доме его дедушки, на Шемахинских воротах Баку и Львиных воротах Иерусалима. Спасибо Векслеру за тёплую и интересную книгу.

Заинтересованные в приобретении книги могут связаться с автором по адресу: wexleralex@gmail.com Александр Аграновский