-1961
Из книги Айдына Гаджиева:
___
Судя по тому, что история с дядей Колей так и не стала объектом творчества этих двух замечательных писателей, встреча, по-видимому, не состоялась. Ну, а какова была эта история, я узнал спустя много лет от свояка дяди Коли – Валерия Васильевича Касьянова. Она действительна была достойна описания пера Имрана Касумова и Гасана Сеидбейли.
Николай Алексеевич Алеев в гражданскую войну воевал с Деникиным и к ее окончанию уже командовал первым мусульманским полком Красной Армии, состоящим, в основном из волжских татар. Он был ближайшим другом и соратником маршала Михаила Николаевича Тухачевского.
В марте 1921 года, будучи избранными, на Х съезд партии депутатами, они прибывают в Москву и тотчас же отсылаются в Петроград для участия в подавлении Кронштадского мятежа. После его подавления, друзья возвращаются в Москву, и в день открытия съезда стоят на Красной площади, мило беседуя с другими депутатами.
В этом время из ворот Кремля на площадь выходят В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий. Заметив группу военных депутатов, они оба направляются в ее сторону. Поздоровавшись со всеми за руку, первым заговорил Ленин: - Мне сообщили, что вы все только, что приехали с подавления Кронштадского мятежа. Ну, как там все было?
Военные стали делиться впечатлениями о пережитых драматических событиях с Лениным. Внимательно разглядывая во время беседы буденовку Николая Алексеевича, Владимир Ильич внезапно спросил у него:
В это время вместе с фотографом к ним подошел А. Бонч-Бруевич и предложил сфотографироваться. Николай Алексеевич сделал шаг в сторону и между ним и Лениным оказался Троцкий, а с другой стороны, рядом с ним встал Тухачевский. Так они и были запечатлены для истории. В 1960 году я видел эту фотографию, стоящую на почетном месте в комнате дяди Коли, и в том же году она не без содействия отца, появилась в «Бакинском рабочем», иллюстрируя статью о Николае Алексеевиче.
Спустя 17 лет после вышеописанного, Николай Алексеевич, уже, будучи председателем Верховного суда Азербайджана, в ранге комиссара юстиции, приезжает в Москву на совещание. Перед его началом он посещает музей Октябрьской революции, что считалось в те времена правилом хорошего тона, и останавливается как вкопанный перед экспозицией Х съезда РКП (б). На самом видном месте в ней красовалась та самая, снятая в 1921 году фотография. Однако лица, стоящие справа и слева от него, были заретушированы.
Заметив интерес Николая Алексеевича к экспонируемым материалам, одна из гидов музея, подойдя к нему, спросила:
Гид, со скрупулезностью проверив списки депутатов Х съезда, отыскав в нем фамилию «Алеев» и сверив с документами Николая Алексеевича, исполнила его просьбу.
Вернувшись в Баку после совещания, он в своей квартире в доме на набережной (напротив бульвара, рядом с клубом «АЗНИТО») поставил эту реликвию на самое почетное место. Вечером того же дня к нему в гости заходит живущий этажом выше прокурор республики. Попив чай, соседи садятся за нарды. Во время игры, взгляд прокурора останавливается на фотографии.
Не дождавшись даже окончания партии, он встал со стула и, подойдя к пианино, на котором стояла фотография, взял ее в руки и принялся внимательно разглядывать. Затем, утоляя жажду нездорового любопытства, он спросил у хозяина дома:
Не ожидая от него ничего худого, Николай Алексеевич ответил: "Справа от меня Троцкий, а слева – Тухачевский…" В ту же ночь за ним приехали из НКВД…
Сидя в камере предварительного заключения, Николай Алексеевич смог каким-то чудесным образом передать записку о происшедшем Сталину, которого лично знал по работе в комиссариате по делам национальностей, (он занимал там пост начальника военного отдела). Эта записка, но уже с резолюцией Сталина: «Знаю тов.Алеева по работе в наркомнаце, как преданного делу Ленина и революции большевика. Немедленно освободить и восстановить в должности», возвратилась в Баку.
Николай Алексеевич вернулся на работу в Верховный суд, но уже на должность заместителя председателя. В течение девяти месяцев, которые он провел в тюрьме, его супругу – Веру Григорьевну Лейпштейн, женщину воистину с божественной душой, выселили из изолированной трехкомнатной квартиры и предоставили маленькую комнатку в коммунальных условиях в доме по улице Горького 1, напротив армянской церкви, по соседству с семьей моей матери.
Выйдя на свободу, Николай Алексеевич пошел за женой для того, чтобы увести ее обратно в возвращенную ему квартиру. Но к своему удивлению, он столкнулся с принципиальными возражениями Веры Григорьевны против возвращения на прежнюю квартиру.
Против этого трудно было возразить, и муж покорно прожил в этой маленькой комнатушке всю свою оставшуюся жизнь (умер он в 1961 году).
Интересно, что во время войны он был назначен председателем Военного Трибунала Закавказского округа, и наряду с М. Д. Багировым имел эксклюзивное право на расстрел дезертиров и предателей на месте.
Отец (Назим Гаджиев) очень любил этих людей и всегда помогал им, чем только мог. Детей у них никогда не было, и все свои потенциальные родительские чувства, они проявляли сперва по отношению к моей матери, а затем и по отношению к нам с братом. Отец, иногда шутя, говорил Вере Григорьевне:
По книге Айдына Гаджиева "Все понять, но не все простить (Воспоминания и размышления о Назиме Гаджиеве)"-Баку, "Ганун",2009, стр. 107.
Книга прислана мне Айдыном Гаджиевым, за что я ему очень благодарна.
--I am 00:14, 11 октября 2009 (UTC)