Отрывки из книги «Греческая операция» (СПб, «Алетейя», 2006)
ГЛАВА 4. Греческая операция началась
«Тридцать седьмой» в 1937 году начался в первый же день - 1 января. Донецкие чекисты отметили наступление Нового года арестом тридцатишестилетнего Пантелея Беро. Его взяли, когда он переступил порог дома, вернувшись с ночной смены на шахте № 1.
....
В роковой для греков день 11 декабря на колымском золотом прииске «Штурмовой» умер грек Степан Алтыкулач, поддержавший собственной смертью рождение смертоносного для греков документа… Роковым 11 декабря стал благодаря директиве НКВД № 50215. Текст ее в виде почтотелеграммы из Наркомата внутренних дел СССР поступил во все республиканские, краевые и областные управления НКВД. Директива давала старт «греческой операции». Подписанная Н. Ежовым, она определяла сроки начала операции, категории репрессируемых. Республиканские, краевые и областные руководители НКВД, довели задания до своих низовых структур, до каждого чекиста, до каждого настоящего коммуниста.
Знакомясь с другими аналогичными директивами НКВД, приходишь к выводу, что все национальные операции готовились и реализовывались по одному и тому же сценарию. И в текстах приказов или директив просто меняли «нацию».
Преамбула греческой директивы гласила: «Материалами следствия устанавливается, что греческая разведка ведет активную шпионско-диверсионную и повстанческую работу в СССР, выполняя задания английской, германской и японской разведок…».
....
Далее в директиве следовало:
«Базой для этой работы являются греческие колонии в Ростовской-на-Дону и Краснодарской областях[1] Северного Кавказа, Донецкой, Одесской и других областях Украины, а Абхазии и других республиках Закавказья, в Крыму, а также широко разбросанные группы греков в различных городах и местностях Союза.
Наряду с шпионско-диверсионной работой в интересах немцев и японцев[2]греческая разведка развивает активную антисоветскую националистическую деятельность, опираясь на широкую антисоветскую прослойку (кулаки-табаководы и огородники, спекулянты, валютчики и другие) среди греческого населения СССР.
В целях пресечения деятельности греческой разведки на территории СССР ПРИКАЗЫВАЮ:
1. 15 декабря сего года одновременно во всех республиках, краях и областях произвести аресты всех греков, подозреваемых в шпионской, диверсионной, повстанческой и националистической антисоветской работе.
2. Аресту подлежат все греки (греческие подданные и граждане СССР) следующих категорий:
а) находящиеся на оперативном учете и разрабатываемые;
б) бывшие крупные торговцы, спекулянты, контрабандисты и валютчики;
в) греки, ведущие активную националистическую работу, в первую очередь из среды раскулаченных, а также все скрывшиеся от раскулачивания;
г) политэмигранты из Греции и все греки, нелегально прибывшие в СССР, независимо от страны, из которой они прибыли;
д) все осевшие на территории СССР греки, так называемые закордонные агенты ИНО НКВД и Разведывательного управления РККА.
3. При проведении операции особое внимание обратить на тщательную очистку от перечисленных выше категорий предприятий и цехов оборонного значения, электросиловых предприятий и сооружений, всех видов транспорта, в особенности порты, армии, флота, войск НКВД и аппаратов органов НКВД.
4. Одновременно с развертыванием операции по арестам проводить энергичную следственную работу с целью исчерпывающего вскрытия всех очагов и линий шпионско-диверсионной, повстанческой и националистической работы греческой разведки, обращая особое внимание на вскрытие всех связей агентуры греческой разведки с разведками английской, немецкой и японской.
5. При необходимости производства арестов лиц командного и начальствующего состава, имеющих военные и специальные звания, а также специалистов и лиц, входящих в номенклатуру ЦК, запрашивать санкцию НКВД СССР.
6. Оформление дел и их рассмотрение производить в порядке пункта шестого оперприказа № 00485.
7. О результатах операции по арестам донести к 18 декабря.
О ходе следствия доносить пятидневными сводками с сообщением итоговых цифровых данных и наиболее существенных и важных показаний.
Народный комиссар внутренних дел СССР
Генеральный комиссар государственной безопасности –
Ежов»[3] .
В отличие от операции по приказу № 00447 специальных заданий по масштабам применения расстрелов по греческой линии (как и по другим национальным операциям) не было. Поскольку «базовым» оставался приказ № 00447, то из набора наказаний в большинстве национальных операций приоритет отдавался высшей мере.
Для проведения массовой операции в местах компактного проживания греков срочно требовалось подготовить кадры. Во многих региональных управлениях НКВД выявился кадровый голод. Чтобы выполнить жесткие по времени и высокие количественные плановые цифры, НКВД объявил срочную партмобилизацию. Наиболее преданные и проверенные партийцы были включены в состав чекистских групп, выехавших в районы на боевое задание. Еще раньше из Москвы во все республики, края и области прибыли уполномоченные Особой комиссии Политбюро и НКВД СССР с мандатами, подписанными И. Сталиным и Н. Ежовым. Каждому представителю Центра придали небольшой штаб. Чекисты, прибывшие на места, обладали практически неограниченными полномочиями – вплоть до ареста любого из региональных руководителей.
В отделениях НКВД готовились списки греков, фамилии которых через три дня впишут в ордера на арест. Работы предстояло много, поэтому на техническую, подготовительную работу чекистам отвели три дня.
И вот настало 15 декабря. По всему Советскому Союзу стартовала массовая облава на греков. Вал арестов прошелся по Грузии, Крыму, Приазовью, Краснодарскому краю, Армении, Азербайджану.
В Сухуми, Тбилиси, Краснодаре, Сочи, Новороссийске, Геленджике, Туапсе, Мариуполе, Донецке, Одессе, Херсоне, Баку, Мелитополе, Ашхабаде, Ташкенте начались облавы сродни облавам времен турецкого геноцида.
....
Предвестником предстоящих арестов греков в Баку стало внезапное исчезновение в городе афиш известного пианиста Янниса Караяниди. Профессор-музыковед Н. Тифтикиди вспоминает: «Я хорошо помню, что до декабря 1937 года улицы Баку пестрели афишами, извещавшими о предстоящих концертах Я. Караяниди. Помню и то, что эти афиши вдруг исчезли».
Вслед за афишами исчез и сам Я. Караяниди. В Баку, как и повсюду, греков брали целыми семьями. В ночь с 15 на 16 декабря у артистки греческого театра Агали Халдояниди арестовали отца, свекра, мужа и деверя. В тот же день еще одного Халдояниди – Фотия арестовали в городе Георгиевске Ставропольского края.
Идеально прошла операция в Ашхабаде: здесь без «шума и пыли» арестовали все мужское греческое население города – 45 человек.
Как страна реагировала на эти события? Ну, конечно, не вся, а хотя бы те города, где массовые аресты греков не могли остаться незамеченными.
В Баку на следующий день после ареста семьи Халдояниди на улицы вышло триста тысяч жителей. В Симферополе 17 декабря состоялась демонстрация, в которой приняло участие сорок тысяч горожан.
Увы, не для того, чтобы выразить солидарность с А. Халдояниди и с арестованными в столице Крыма. Страна ликовала по случаю блестящей победы блока коммунистов и беспартийных на выборах в Верховный Совет СССР.
…
В общем, как говорил Командующий из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»: «Сначала намечались аресты, потом торжества, потом решили совместить…»
....
По официальным данным, за первую неделю (с 15 по 21 декабря 1937 года) по стране арестовали 5175 греков. По регионам данные выглядели следующим образом:
| Республика | Количество арестованных |
| Украина | 2 862 |
| РСФСР | 1 887 |
| Грузия | 353 |
| Армения | 37 |
| Азербайджан | 36 |
Из другого архивного документа узнаем о ходе операции к 25 декабря:
| Республика | Численность греков | Количество арестов |
| Азербайджан | 904 | 35 |
....
Вот так завершался год великих свершений советского народа: покорения Северного полюса и дрейфа полярников под началом грека И. Папанина, беспосадочных авиаперелетов и рекордов летчика В. Коккинаки, расцвета стахановского движения и пуска канала Волга-Москва, выборов в Верховный Совет. Но любой грек, прощаясь с тридцать седьмым годом, мог вслед за М. Булгаковым сказать о нем лишь одно: «Кончается этот год. Горький вкус у меня от него».
Мы подошли к очередному таинству НКВД – следствию. В нашем случае, когда грани между отдельными таинствами органов тонки настолько, что порой не позволяют отличить одно таинство от другого, это означает, что мы добрались до допросов.
Допрос и следствие в практике органов совместились настолько удобно, слились так органично, что карающая сторона полностью освобождалась от необходимости искать вину арестованных. На первом же допросе подследственному самому предлагалось (на первом допросе – предлагалось) рассказать о своей контрреволюционной деятельности. (В Краснодаре каждому выдавали чистый лист бумаги и предлагали изложить на нем свою вину).
«…Следствие по 58-й статье почти никогда не было выяснением истины, а только и состояло в неизбежной грязной процедуре: недавнего вольного, иногда гордого, всегда неподготовленного человека – согнуть, протащить через узкую трубу, где б ему драло бока крючьями арматуры, где б дышать ему было нельзя, так чтобы взмолился он о другом конце, - а другой-то конец вышвыривал его уже готовым туземцем Архипелага и уже на обетованную землю».
Нельзя сказать, что следствия не было совсем. Оно было, но – до ареста: списки подлежавших репрессированию, составленные доносчиками, но чаще – самими чекистами уже были результатами «следствия».
Протоколы допросов тридцать седьмого – тридцать восьмого годов недоступны исследователю. За очень редким исключением, - когда каким-то способом родственникам удалось скопировать их. Но ведь для того, чтобы понять вкус океана, достаточно отведать одной капли морской воды.
....
Одна из распространенных следовательских «шуток» тридцать восьмого года – инсценировка расстрела.
....
И еще из «биографии» Бакинской тюрьмы.
(Багиров, наверное, оказался не самым кровожадным лидером национальной компартии, если Л. Берия выговаривал ему по телефону: «Ты мало вчера отгрузил нефти! Сколько вчера расстрелял саботажников? Мало? Надо стрелять больше!» ).
И. Левкопуло ничего не подписал. Он провел в лагерях 17 лет и вернулся живым. (В тоже самое время, когда в Баку допрашивали И. Левкопуло, в Мариуполе 17 января прокурор Донецкой области наконец подписал постановление об аресте арестованного месяц назад другого Ивана Левкопулоса, признанного руководителем «греков-контрреволюционеров» в Донбассе).
....
В Баку репрессии подверглась почти вся греческая футбольная команда, некоторым футболистам которой едва исполнилось 18 лет.
В Батуми арестовали девятнадцатилетних учащихся – А. Илиопуло (ученика 10 класса) и Ивана Калпиди. В Сухуми прямо из школы увели в тюрьму Григория Коковиди, ученика 9 класса. Вместе с учебниками его и привели в камеру.
...Результатом переговоров (между СССР и Грецией) стала договоренность об отправке в Грецию примерно десяти тысяч греков-понтийцев. Они спешно писали заявления на выезд, а, получив разрешение, съезжались в Батуми и Одессу. Со всего черноморского побережья, из Ростова, Краснодара, Баку целые семьи с тюками и мешками торопились покинуть обжитые места и направлялись в эти два порта.
Нельзя сказать, что отъезд греков из СССР стал утечкой мозгов. Интеллигенция к этому времени уже была практически полностью уничтожена. Это была утечка сердец. Советский Союз терял своих недавних самых преданных поклонников. Греки, всегда видевшие в России, а затем в СССР самого главного заступника, теперь со страхом и радостью покидали его. Здесь они оставляли могилы предков, а многие – арестованных мужей и отцов…
(Семья Тифтикиди из Баку не решилась покинуть СССР – в лагере находился глава семьи Фома Тифтикиди).
Через девять месяцев отпустили в Баку Ф. Симфорова. Но еще большим чудом стало фактическое извинение перед ним. Федору заплатили за простой (то бишь, за просид) и дали путевку в санаторий…
Глава I.
НАЧАЛО. ДЕПОРТАЦИОННАЯ КАМПАНИЯ 1942 ГОДА.
Шёл десятый месяц Великой отечественной войны. Немецкие войска полностью оккупировали Украину и рвались к Кавказу и Волге. Мрачная перспектива лишиться нефтеносного Кавказа, грозившая СССР полномасштабной катастрофой, была не единственной причиной, которая мучила Верховного главнокомандующего. Беспокойство добавляли мысли о потенциальной пятой колонне. Мерещилось И. Сталину, что под её знамёнами окажутся все, кого он классифицировал как социально-опасных элементов. Греки Кубани и Ростовской области уже исторически входили в эту категорию. Убрать таких подальше от передовой - был самый верный способ оградить себя от дополнительных бед.
Тщетно пытаясь отыскать логику в действиях И. Сталина в 1937-1938 гг., мы не может отказать ему в ней теперь. Его подозрительность – и без того колоссальная сверх всякой меры, теперь была более чем обоснованной. После учинённого грекам разгрома пять лет тому назад, на какой ответ с их стороны он мог рассчитывать в трудную для себя годину?
Так что выселение 1942 года, как предохранительная мера, стало логическим продолжением национальной политики тридцатых годов.
Депортация греков 1942 года не являлась наказанием за содеянное преступление, ибо отсутствовал состав преступления. Апрельское, июньское, августовское и октябрьское этапы выселения из Краснодарского края и Ростовской области, а также августовское - из Азербайджана, относятся к категории превентивных депортаций. Убедительной представляется и точка зрения, согласно которой, И. Сталину попутно выпал удобный случай заселить необжитые берега Енисея и степного Казахстана.
При всем желании не получается рассматривать выселение греков 1942 года как эвакуацию. Если уж кого-то и эвакуировали с территорий, которые вот-вот займут немцы, так это, скорее, скот. Чтобы колхозно-совхозное добро не досталось наступающему врагу, его бесконечными стадами и отарами гнали из юго-восточной Украины и Кубани в сторону Ростова-на-Дону. Противоречие состояло в том, что, хотя скот был социально-полезным элементом, его гнали своим ходом. А социально-опасных греков и прочих двуногих увозили по железной дороге в вагонах. Общими для обеих категорий эвакуированных были скотские условия – более привычные все же для коров и овец, но теперь становившиеся нормой и для людей.
....
Постановление Государственного Комитета Обороны № 1828сс от 29 мая именовалось «О выселении государственно опасных лиц». В нём перечень мест, освобождаемых от греков, расширялся за счёт Армавира, Майкопа, а также ряда районов и станиц Ростовской области и Краснодарского края. Речь по-прежнему шла только об иностранно-подданных.
Первый пункт постановления ГКО был самым объёмным. В нём расписывалось всё, вплоть до последней станицы.
....
К 4-7 августа врагу удалось почти одновременно захватить крупнейшие железнодорожные станции: Армавир, Кавказская, Тихорецкая и другие. Сотни эшелонов с заводским оборудованием, стройматериалами, боеприпасами и эвакуированным населением были направлены в сторону Туапсе и Новороссийск.
Генерал армии И. Тюленев, командующий Закавказским фронтом, писал об августовских днях 1942 года: «С болью в сердце смотрели мы на длинные серые эшелоны, сформированные из пульманов. Тысячи женщин, детей, стариков умоляли отправить их за Каспий. Лавина беженцев стала для нас в эти дни грозной опасностью. Скопление людей уже вызвало первые страшные признаки эпидемических заболеваний…».
....
В августе 1942 года депортировали и первую партию греков из Азербайджана (главным образом из Баку). Здесь «социально-опасным и уголовно-преступным элементом» признавались также русские, евреи, армяне и сами азербайджанцы. Их выселяли на основании распоряжения НКВД СССР № 3485 от 18 августа 1942 года. Всего из Баку депортировали 3119 человек.
Точное количество греков среди них неизвестно. По мнению Н. Тифтикиди, их было не меньше пятисот, включая двух братьев Метакса, родственников одного из 26 Бакинских комиссаров, И. П. Метакса. В Казахстан отправили также семьи Мачариди, Георгия Савериди, Дмитрия Чермениди, Павла Пупулиди, сапожника Ивана Попандопуло. Почти все они год назад стали советскими гражданами.
Что говорить о греках, если благонадёжными не могли считаться изначально советско-подданные, цвет бакинской интеллигенции - проректор консерватории Ю. Белланотти-Колпинский, ведущий преподаватель музыкальной школы-десятилетки М. Быкова…
Уезжал в ссылку и студент консерватории Николай Тифтикиди, сын известного лирария Фомы, которого сами греки именовали Бакинским Орфеем.
Бакинцев увозили в Казахстан морем. При посадке на пароход люди несколько часов простояли в огромной толпе. Одну женщину пронесли вне очереди на носилках. (На восточном берегу Каспия Н. Тифтикиди узнал, что женщина умерла. Это была первая смерть, с которой он столкнулся).
....
В отличие от последующих выселенческих операций 1944 и 1949 годов, проведенных в «один присест», в 1942 году мы имеем дело с целой чередой разрозненных территориально и разнесённых во времени депортационных операций. Единый для всех них контингент позволяет говорить о депортационной кампании 1942 года по выселению греков.
Общее число высланных из Краснодарского края и Ростовской области только в апреле 1942 года составляет примерно 5261 человек. Это следует из донесения И. Серова Л. Берия и В. Меркулову от 12 апреля 1942 года. Из него же можно сделать вывод, что главным образом это были греки.
Таким образом, число греков, высланных только в апреле 1942 года, равно примерно 5 тысячам человек.
С учётом выселенных в июне, августе и октябре число греков, вероятно, достигает 7 – 8 тысяч. Вместе с бакинскими греками – около 7500 - 8000 человек. (На 1 января 1952 года в Казахстане и Красноярском крае их оставалось 4912 человек).
Выселенцев сорок второго года в основном направляли в два региона: Казахстан и Красноярский край. Примерно 100-150 семей отправили в Киргизию.
Глава VIII.
ЛИШНИЕ ЛЮДИ В АЗЕРБАЙДЖАНЕ, УКРАИНЕ И МОЛДАВИИ
Баку, дубль второй. Стук в дверь. Обыск в квартире Д. Симфорова. Тридцать лет тому назад. Сам себя разжаловал. Доказательство изменившихся нравов. Греки-ходоки образца 1870 года. А где дневник? Бакинская параллель. Семью Апостолиди увозят без сына. Метакса остается в Баку. Награда не нашла героя. Греки Ираги, на выход! Три выселения из Одессы. К десятилетию репатриации – новую депортацию. Одесские пики. Изъятие Н. Козмиди. Выселение комсомольца А. Хапсалиса. Операция «Юг». Вся жизнь – тюрьма (История М. Малича). 1950-1951 гг. – последние греки. Бесценный опыт.
Не миновал сорок девятый год и Азербайджан. Здесь прошел второй этап этнических чисток. Удару подверглись греки, ассирийцы и азербайджанцы турецкого происхождения. Заодно очистили Баку и от интеллигентной - сугубо азербайджанской публики и добивали родственников тех, кого сгноили в Баиловской тюрьме в тридцатые годы или депортировали в сорок втором.
Как только в МВД Азербайджана поступило письмо № 1/6663 от 14 мая 1949 года, все пограничные части Азербайджанского военного округа были переведены на усиленную охрану границы.
9 июня в районы выселения, для «обеспечения надлежащего порядка» были направлены 8 руководящих работников МВД в ранге начальников и зам. начальников отделов. На границу выехали начальник штаба и начальник 5 отдела Управления пограничных войск Азербайджанского округа. По договоренности с МГБ Азербайджанской ССР обозначили два пункта приема выселяемого контингента: станции Кировабад и Аляты. (Но пришлось использовать и третью - товарную станции Кишлы, где обычно грузили скот).
Для оказания практической помощи начальникам эшелонов и конвоев в организации приема, формировании и отправки эшелонов на станцию Аляты (сюда должна была поступить основная партия греков) отправился начальник 1-го спецотдела полковник Савченко и представитель Управления конвойных войск МВД СССР полковник Батлук. Министр внутренних дел Азербайджанской ССР Якубов доложил замминистра Рясному, что «на два эшелона, формировавшихся на территории республики, были назначены начальниками эшелонов: начальник Бакинской пересыльной тюрьмы ст. лейтенант Коровин и начальник охраны и режима лагеря № 444 для военнопленных майор Горбатов, имеющие большой опыт в этой работе».
Выселение греков из Баку сильно напоминало аресты тридцать седьмого года. Дмитрий Симфоров так описывает ночь с 13 на 14 июня.
Баку стал одним из немногих мест, где при выселении 1949 года проводили обыск. Здесь почему-то отказались от компромата «краснодарского типа» и, как и в тридцать седьмом, искали оружие.
У Д. Симфорова тщательно, как это умеют только они, чекисты рылись в обширной домашней библиотеке, листали страницу за страницей, исследуя книгу за книгой. Такой кропотливый поиск не мог не увенчаться успехом. Офицер наткнулся на дневник Дмитрия.
...Давно, сразу после бегства из Турции Д. Симфоров завел дневник. Первую запись он посвятил трагическому дню 24 марта 1918 года. Тогда, под покровом ночи, Симфоровы убегали из Кагызмана, небольшого села вблизи Карса. Накануне среди армян и греков разнесся слух о победе греческих войск под Сарыкамышем и отступлении турок от Карса. Особенно радовались этой вести греки из села Хазнадар, бежавшие оттуда от турок и временно разместившиеся в Кагызмане. Они собрали свои пожитки и намеревались возвратиться в родные дома.
И вдруг ночью Кагызман переполошился. Первыми шум подняли армяне, узнавшие о приближении турок. Начался панический исход всех христиан.
Агапий Симфоров спешно разбудил жену и детей, схватил мешки и вместе со всеми направился в сторону Карса. Они торопились перейти мост через Аракс, по слухам ещё не контролируемый турками. Мост располагался в часе ходьбы от Кагызмана, путь к нему лежал через цветущие сады. Весна была в том году ранней, кругом пахло и дышало радостью весны…
Дмитрий, старший сын Агапия, записал потом в своём дневнике: «Как назло, наперекор нашему горю, нашему кошмару, весна цветёт, радуется и солнце восходит в назначенные часы, невзирая ни на что, ни на какие междоусобные распри и бои.
Идём пешком, всё вперёд, с детьми на плечах, как будто куда-нибудь на пикник, бросив на произвол судьбы всё своё добро, весь свой скарб, всё своё имущество, в поте и труде заработанное нашими отцами и дедами, уже покоящимися в своих могилах. Ох, как завидовали мы нашим покойникам, проходя мимо кладбищ, расположенных в 2-3 верстах от Кагызмана…
Когда подошли к мосту через Аракс, уже начался рассвет…
По дороге к Карсу располагались несколько греческих сёл, также уже эвакуированных… Кругом рассыпанная пшеница, бочки с остатками сыра, масла, кругом разлитое молоко, разбросанные постели, одежда, утварь…»
Весь ужас той ещё недалёкой мартовской ночи 1918 года вспомнился Дмитрию Симфорову под утро 14 июня 1949 года, когда в его бакинской квартире хозяйничали чужие в военной форме.
Даже офицер-чекист отвернулся, когда жена Дмитрия долго не могла разбудить крепко спящего ребёнка. Офицер участливо предложил взять с собой всё, кроме мебели.
Дмитрий и его супруга не знали, за что ухватиться. Сопровождавшие офицера гражданские (один от райкома, другой от райсовета) принялись им помогать. Они сваливали в кучу вещи, бросали в вёдра и кастрюли всякую мелочь, связывали в узлы постель.
Едва за Дмитрием захлопнулась дверь, как райкомовец её тут же опечатал.
Шум разбудил соседей. Один из них, пользовавшийся счётчиком Симфоровых и никогда не плативший за электроэнергию, разобравшись, что происходит, отказался помощь Дмитрию поднять тюк с вещами. Сосед заявил, что сделает это только лишь с разрешения товарища офицера.
Дмитрий вспомнил запись из дневника:
«Бывает, хоть и редко, что, когда теряешь надежду, появляется откуда-то слабо тлеющий, но лучик надежды. В нашем дворе, в одном из флигелей жил демобилизованный офицер, наш кум, у кого отец когда-то крестил сына. В эту страшную ночь он запряг в свою бричку, наложил на неё ковры, шкуры (плод долголетней охоты, которую он любил страстно). Когда он увидел наше столь критическое положение, он сбросил с брички всё своё имущество и погрузил на неё наших детей…».
Когда Дмитрий хотел разбудить других соседей, чтобы попросить у них какой-нибудь мешок для оставшихся вещей, солдат преградил ему дорогу. Дмитрий уже оделся – на нём был офицерский мундир железнодорожной службы. Он вопросительно взглянул на чекиста. Тот жестом показал, что ничем помочь не может. Дмитрий ещё раз взглянул на офицера, а затем двумя резкими движениями сорвал с себя погоны и кинул их на пол.
Греки Баку выселялись из стратегического города как неблагонадёжные. Рядом - граница враждебной Турции, ещё недавно бывшей дружеской настолько, что В. Ленин со своими бакинскими соратниками – С. Орджоникидзе и С. Кировым, воспрепятствовал батумским грекам прийти на подмогу греческой армии, воевавшей с турками.
Случай с соседом Симфоровых, отказавшемся подсобить товарищу, конечно, не может служить всеобъемлющим доказательством изменившихся нравов. Но примером элемента новой, советской морали, утвердившей новые представления о благонадежности, быть в состоянии.
В 1870 году после взятия Карса русскими войсками, из села Ляри Трапезундского вилайета в штаб русских отправились греки-ходоки. Они намеревались проявить свою лояльность и благонадёжность русским освободителям. Среди них был и дед Дмитрия Симфорова. Русский генерал-губернатор ходокам оказал радушный прием. Он нашёл в них вполне надёжных людей для обеспечения безопасности новых русских границ. Он порекомендовал грекам обойти земли вдоль границы и облюбовать новые места для своих сёл.
Эта история также была записана в дневнике, который держал в руках офицер.
Он спросил:
- Что это за книга? – Офицер протянул «книгу» Дмитрию.
- Дневник.
- Дело осложняется, - произнёс офицер, но с некоторым удовлетворением.
Он, кажется, нашёл компромат.
Дмитрий использовал для дневника обыкновенную канцелярскую книгу, обложка которой была одинаковой с обеих сторон. Он сообразил, что его записи, не предназначавшиеся для чужих глаз, могут стать источником ещё больших бед. Дмитрий незаметно, пока офицер отвернулся, перевернул дневник. Офицер снова взял дневник и подал его райкомовцу.
Тот раскрыл и стал листать:
- Где же здесь дневник?
Райкомовец отложил канцелярскую книгу в сторону и занялся другими делами.
Параллели со скотом, напрашивающиеся всякий раз при описании очередного выселения, на самом деле были не совсем параллелями. Линии людей и скота наглядно пересеклись на Бакинской станции Кишлы. Погрузку в вагоны здесь производили с той самой платформы, с которой обычно в телятники грузили скот. Уж кому-кому, а Дмитрию Симфорову, начальнику отдела подъездных путей Азербайджанской железной дороги, это было хорошо известно. Так получилось, что буквально накануне вечером он вместе с участковым ревизором приезжал в Кишлы с проверкой готовности платформы к предстоящей погрузки новой партии скота…
В 1949 году на станции свезли 323 грека. Для них хватило 10-15 вагонах.
В одном из них вместе с семьями Антониади, Данилиди, Иоанниди, Ксандопуло, Липириди, Логаристакис, Тиктопуло, Ходжакис, Халдояниди уезжала в Казахстан бакинская семья Яниса Апостолиди. Его семья (кроме самого Яниса уезжала жена София и три их дочери) покидала Баку в неполном составе. Не было с ними их любимца – пятнадцатилетнего Нико. Он лежал в больнице. Военные на мольбу разрешить забрать Нико ответили отказом:
- Сына своего получите позже!
(Семья Апостолиди действительно получит своего сына, но уже смертельно больного).
В вагоне, в котором ехал Д. Симфоров, везли больного грека-старика. Его внесли в вагон на руках и положили в центре. Старика хорошо знали многие: три его сына были известными в городе коммунистами, а дочь – не менее известным врачом. Старик умирал, военные поняли это. Его вынесли из вагона и увезли обратно домой, где он после перенесённых потрясений и умер.
Не добралась до «вокзала» в Кишлах одна очень известная бакинская семья.
Когда чекисты вошли в дом Метакса и сообщили:
- У вас тридцать минут, собирайтесь!
В ответ они услышали:
- А вы знаете, в чей дом вы вошли?!
Военные проверили и убедились, что это действительно дом родственников одного из 26 Бакинских комиссаров. Метакса остались в Баку.
(В 1942 году фамилия не подействовала. Двое из рода Метакса были выселены).
На станции Аляты бакинский эшелон поджидали такие же вагоны с выселенцами из Грузии, Армении, а также других мест Азербайджана.
В Азербайджане, за пределами Баку греков было немного. Несколько семей нашли в Кубе, Хачмасе. Еще три семьи - в бывшем немецком селе Энгельфельд, на реке Кура. Отсюда было ближе до Тбилиси, чем до Баку. Самих немцев выслали из Энгельфельда еще в 1941 году. Жителя села, грека Владимира Габаирова, незадолго до выселения за высокие показатели в виноградарстве представили вместе с двумя азербайджанцами к ордену Ленина.
Он так и не дождался награды Родины.
Как доложил министр Якубов, азербайджанские эшелоны «были полностью оборудованы, снабжены 140 бочками и 340 ведрами, а также обеспечены денежными средствами по 200 тыс. рублей… Посадка выселенцев в вагоны была проведена строго по контингентам: раздельно греки, турки и дашнаки».
Материал получен от автора. Большое спасибо, Иван Георгиевич за столь важный труд.
Подробно с историей репрессий против греков можете посмотреть на сайте "Греческий мартиролог"
