Виолетта Колушева. Где эта улица, где этот дом, где эта барышня…

Виолетта Колушева.Где эта улица, где этот дом, где эта барышня…

От угла ул. Пушкина по ул. Шаумяна располагались «растворы» - комнаты, двери которых выходили прямо на улицу. На ночь они закрывались плотными ставнями, поэтому улица была очень тёмная.

Во втором растворе жила девочка Лида, с которой я немного дружила. Именно она меня учила накручивать бигуди. Мама ничего такого не умела и даже гордилась этим неумением. Потом Лида вышла замуж за папиного ученика Павлика, я с ним не знакома. В следующем растворе жила Полина Ждельская, это её свадьба на фото во дворе нашего дома, выходила она за кого-то из Серповых. Может быть за Володиного брата?

Угловой балкон на втором этаже принадлежал семье Иссандри. У них были три девушки – Галя, моя ровесница, Лера на 2 года старше и Люся – старше намного, очень похожая на модную тогда киноактрису Целиковскую. А вообще – красавицы все три.

Когда мы въезжали в квартиру в 1945 году, была ещё одна улица ближе к морю, параллельная ул. Шаумяна, домишки там уж были совсем развалюхи – бараки. Потом её снесли, разбили на этом месте сквер.

Прямо напротив нашего двора построили цветной (меняющий цвета фонтан, который сначала работал по воскресеньям, потом по праздникам (там я во второй и последний раз видела Рудика). Потом фонтан перестал работать, а его близнец по другую сторону от Дома Правительства ещё некоторое время функционировал.

А у нас во дворе…

• Кв. № 1. Колушевы – Алексей Васильевич, Александра Ивановна и я - Виолетта.
• Кв. № 2. Серповы – Володя, его жена Тамара, их дети Женя и Света, а также родители Володи – имена уже забыла. Женька как родился, взял в руки молоток и «гозди» (гвозди в смысле), а Светка в детстве была исчадием ада, бабушка бегала за ней – «готово дело – нассала». Та самая Света, которая задирала своё платьишко и хвасталась: «А у меня новые трусики!» Светка могла съесть таракана, напиться из грязного ведра, когда бабушка мыла пол, съесть стекляшку и т.д. Справлялся с ней только мой папа. Квартира у Серповых была однокомнатная, поэтому они немного выдвинули (пристроили) свою галлерею, получилась как бы вторая комната.
• № 3. Чернышковы – Григорий м Настя. Дети: Коля, Тая – моя ровесница, училась сначала в одном классе со мной, а позже в параллельном, и Томка, у которой было что-то с рукой, поэтому мать её жалела. А Тая в семье была Золушкой.
• Кв. № 4. Одна полностью тёмная комната с «фонарём» (окном) в потолке. Жила там Антонина Ивановна, фамилию не помню, с сыном Юрой. Антонина работала секретаршей-машинисткой, а Юра, прилично старше меня, оказалось потом занимался парусным спортом и машинками-кордами.
• Кв. № 5. Тоже полностью тёмная и фонаря даже не было. Жили в ней Люся (сестра Сати Акопджановой) и Агалло – её муж. Агалло – первый педофил, с которым мне довелось столкнуться в жизни. Про его ощупывания стеснялась сказать маме, просто старалась избегать его. Слава Богу, хоть на этом его происки и закончились.
• Кв. № 6. Люсина сестра Сатя, её сын Лёва Акопджанов, его жена Нюся (Евдокия), их дети – Шурик и Таня.
• Кв. № 7. Цатуровы – Михаил, Клава, дети Юра и Тамара.

Немного подробностей. В 1946 году. когда мы вселялись в эту квартиру, в квартире №2 жила пожилая (с моей детской точки зрения) пара: Полюшка и Степан. В общежитии была в это время какая-то овоще-заготовительная контора, выход из неё был напротив прачечной в наш двор. Ходила в эту контору через наш двор масса народу, а Полюшка работала там ночным вахтёром. Моя мама любила там с ней посидеть вечерком.

Окна конторы выходили тоже в наш двор. Была там ещё кассирша Софья, которая приводила с собой на работу дочку моего возраста – Милку. Жили они в крепости и оставить Милку одну, Софья, видимо, не решалась. Кстати, мама с Полюшкой шептались, что Софья эта (вполне симпатичная женщина) – любовница то ли директора, то ли зам. директора конторы. Софья, по-моему, и не отрицала, что очень любит этого товарища.

Милка девочка была хорошая, добрая. Но почему-то, по детской глупости и подростковой жестокости, мы стали её третировать. Красивая, кстати, девушка из неё получилась, работала потом в Аэрофлоте кассиршей, я покупала у неё билет, и ничего плохого она мне не напомнила – говорю же – добрая была девочка, характер, слабоват, наверное, чтобы поставить нас на место.

Так вот про Полюшку. Муж у неё умер, и она затосковала. Начала пить и активно искать нового мужа. Нашла. Стали попивать вместе. Однажды Полюшка стала кипятить бельё в прачечной. Там в плиту был вмазан котёл, а сама плита нагревалась дровами. Дверка открыта, юбок на Полюшке куча, не заметила, как юбка загорелась, выбежала во двор, а там только неумеха Люся из кв.№5, которая стала ладошками плескать на горящую Полюшку водичку из-под крана. Пока выбежали из конторы мужчины и потушили пожар – Полюшка достаточно сильно обгорела. Пролежала пару недель в больнице и умерла.

• В кв.№ 2 поселился её муж (или сожитель?), который как-то передал квартиру сестре с мужем и сыном. Так у нас появились Серповы.

Тут вот можно рассказать такую историю. Летом я любила в галлерее читать за столом, т.к. в комнатах было совсем невозможно душно. Ножки при этом по-американски клала на стол, практически выставляла в окно, зарешечённое, правда. Ножки были ничего, и видок, наверное, тоже. Мне это было как-то всё равно, мне удобно и всё. Мимо проходил товарищ Володи Серпова (или просто знакомый), имени не помню, кажется, тоже Володя. Сунулся к окну: как обычно – что читаете и т.д. Мне вроде тоже «глянулся». Через пару дней Тамара Серпова спрашивает мою маму «Может познакомить?». Мама поджала губки: «К Нинке ходил». Нинка жила в общежитии, в которое к этому времени превратилась овощная контора. Общежитие – что-то вроде большой коммунальной квартиры – принадлежало троллейбусному парку, а Нинка была из тех, кто не прочь…

Мама сказала мне. Что мне оставалось? «Да, да позор – к Нинке ходил», которую я и не видела никогда. Так вот и не состоялось знакомство, а может что и больше с русским парнем. А с русскими в Баку была «напряжёнка».

Ещё одного русского, опять же из окружения Серповых я отвергла сама. Справлялась свадьба какого-то их родственника с Полиной Ждельской из раствора по улице Шаумяна, столы накрыли во дворе, всех соседей позвали, пришлось идти.

Весь вечер за мной усиленно ухаживал какой-то их родственник. Но мне он совершенно не понравился. Серенький какой-то с маленькими глазками, я даже специально не вышла на второй день, чтобы отвязался.

Но через пару дней пришла Полина по его просьбе. Прогулялись – не…не интересно… Ещё раз приходила Полина. Потом уж сам спросил: «Может, хватит Полину гонять?» Пришлось ясно сказать: «Да, хватит, у меня нет времени»
- А завтра?
- И завтра.

А Серповы, по принципу «виноград–то зелен», тут же сказали: - «Ну, как на такой жениться? Ей же сразу домработница понадобится».

А я и не расстраивалась, почти сразу начала встречаться с Мариком, влюбилась, как я говорила, со второго взгляда и получила всё, что хотела: чёрные кудри, синие глаза и много-много романтики: и песни у костра (Марик играл и на гитаре, и на пианино, и песен знал много) и комплименты, и замечательную маму – Дину Матвеевну. А на национальность мне было совершенно наплевать, хотя после опыта с Лёсиной мамой могла бы и задуматься.

Ну, а во дворе – ещё раз вернусь к педофилам. Второй раз пришлось столкнуться с педофилом лет в 10 на бульваре, тоже пожилой армянин просил девочек достать ему платок из кармана брюк. Мы, к счастью, поняли – убежали. И, конечно, взрослым ничего не сказали.

В литературе пишут, что педофилы действуют чаще угрозами или подкупами. Наверное, но вот этот ложный стыд… Боятся маму я не боялась, а вот именно стеснялась говорить на такую тему…Кстати, в общежитии тоже оказался какой-то Иван, и не старый, по словам мамы, который сел в тюрьму из-за какой-то малолетки. Я его и не знала. Это всё мама говорила. Она любила сидеть на лавочке у двора. Сидели там кумушки из двух-трёх соседних дворов, и все про всех знали.

Вот ведь тётя Катя не ходила в этот «клуб» - книжки читала, хотя образования чуть больше маминого. А мама… «Лёня, я посуду завтра помою». А ему-то что? – И пошла на лавочку…

• Кв. № 6 . Сатя – сестра Люси из пятой квартиры. Люся, кстати, к концу жизни свихнулась, крыша поехала, и Агалло, надо отдать должное – не отвернулся: ходил на базар, готовил, видимо, как-то ухаживал.

Сатя - старшая сестра, но ушла раньше. Что-то с сердцем. В квартире № 6 остался Сатин сын – Лев Аркадьевич с семьёй. Дядя Лёва дружил с известным в Баку онкологом Наджаровым и ездил на машине (марку машины не помню), что было очень круто по тем временам. Дядя Лёва был умница, в семье пользовался непререкаемым авторитетом, и пока был жив, они, можно сказать, процветали. К сожалению, ушёл в 40 с небольшим от инфаркта какого-то, говорили нестандартного (без боли). Семья оказалась совершенно к этому не готова. Хотя дядя Лёва сделал и немало для сына Шурика, например. Понял, что способности у того средненькие – стал искать другое. Купили Шурику аккордеон. А потом оказались способности спортивные – нашёл сыну хорошего тренера. Прыжки в длину. И после смерти дяди Лёвы тренер был одним из тех друзей, на кого смогла опереться осиротевшая внезапно семья.

Но пришлось им туго. Жена дяди Лёвы – пример того, как опасно сидеть за спиной у мужа, не развивая ничего собственного. Шурик закончил физвос в пединституте и преподавал там потом.

Когда Тата Вайнер жила у нас, они с Шуриком были в одном классе, она ему нравилась. В девятом классе у него была на осень назначена переэкзаменовка по математике, а я в это время, летом в смысле, готовилась к экзаменам в аспирантуру и разбиралась во дворе (в квартире невыносимая духота) с Фихтенгольцем (матанализ).

Дядя Лёва посадил Шурика рядом со мной и велел заниматься столько, сколько я. Ну, я взяла над ним шефство, но когда мне было лень вникать в какую-нибудь сложную задачу, я говорила – жди до вечера: придёт Рафик и всё объяснит. Приходил. Объяснял. Потом мы с Рафиком, из которого я успешно строила друга, шли гулять, на бульвар в основном. Рафик в это время был аспирантом, жил в Москве, в Баку был на каникулах, с Элой у них в это время было непонимание и разлад. Вот тут-то он её и разлюбил - похоже навсегда, хотя позже они и поженились, но всё равно влияние Эла уже потеряла.

Иногда дядя Лёва возил меня, Шурика и свою дочку Таню на пляж, который я обожала. Переэкзаменовку Шурик выдержал, а я поступила в аспирантуру. Дружба с Шуриком ещё какое-то время сохранялась. Ликвидировал её мой муж. Когда мы с ним приехали в Баку, Шурик зашёл по старой памяти поболтать, но муж нам этого не дал, набычился: «Я пошёл к бабушке». Говорю,- Шурик мой друг, у нас общие воспоминания, он же моложе меня на семь лет. – «Я тоже моложе…» и бу-бу-бу, и ля-ля. Скандала не хотелось…

Позже за Шурика вышла замуж наша дальняя родственница Галя – дочь маминой, кажется, троюродной сестры Лиды. Влюблённая Галя изобретала предлоги, чтобы вроде к нам прийти, а на самом деле попасться на глаза Шурику, который вроде бы и не очень влюбился, но всё-таки поженились. Последний раз я встретилась с Шуриком в Москве у Таты. Кажется, он был в командировке.

Сестра Шурика Таня Акопджанова осталась после смерти отца школьницей. Полная, белокожая. И вдруг вижу однажды сидит напротив нас, около прачечной и…загорает. Рыжеватая, белокожая с небольшими веснушками. Позвала её к себе и объяснила, что в Азербайджане очень ценятся полные, белокожие, светловолосые женщины. Убедила. Вместо загорания отправилась Таня к косметичке отбеливать лицо. Несколько переусердствовала в этом – маска появилась на лице. Но замуж вышла вроде бы удачно, меня уже не было в это время в Баку. О дальнейшей судьбе этой семьи (армянская ведь семья) ничего не знаю.

Из Юлиного письма от 07.06.2018: «Тату Акопджанову встретила в метро в начале 90-ых годов, они с мамой жили в общежитии. Шурик с Галей развёлся, она уехала в Нью-Йорк, а Шурик в Ульяновск, женился. Сама Тата с мамой прибилась к американской тоталитарной секте (позже секта была запрещена), там их снабжали продуктами, у Таты не было передних зубов, такое вот заключение».

• И, наконец, кв.№ 7. Цатуровы. Миша – армянин, а Клава – русская. Клава хорошо шила на заказ, это был основной доход семьи. Мама моя, правда, говорила: «Халтурит, швы плохие». Может и так. Клаве надо было семью кормить, не до изысков тут. Клава была на войне, с Мишей там и познакомилась, и не скрывала, что замуж выходила беременная, благодарна была Мише, что не бросил её в положении.

Но я хотела рассказать не про них. А про тех, кто жил в этой квартире до них. А жили там бабушка с немолодой уже дочерью.

Поговаривали, что бабушка была знакома со Сталиным. Он действительно до революции бывал в Баку. Организовывал нелегальную типографию. Кажется, фамилия их была Александровы. А может, путаю, и это дочку звали Александрой. Ну, не важно. У этой, предполагаемой Александры были две сестры: Настя – сын Эдик и Мария Сендорова – дети Эмма и Гена. Лето 1948 года было таким весёлым в нашем дворе.

Все эти ребята отдыхали у бабушки, присоединилась к нам Лера Иссандри, которая жила на втором этаже – угол Шаумяна и Пушкина. Лера была года на два старше меня, как и Эдик, Эмма моложе, Генка – ровесник.

У Леры была ещё сестра Галя – моя ровесница, но она почему-то в компанию не вписалась. Во что мы только не играли: прятки, классики, штандер и т.д. Из шалостей припоминаю две. Как-то я мячом разбила стекло в третьей квартире, там в то время жила старушка Марфуша, у неё ещё был приблизительно нашего возраста внук с каким-то дефектом глаз, но он постоянно тут не жил и в нашу компанию не входил. Так вот – разбила я стекло, сразу же созналась, Марфуша, увидев меня, кричать не стала, тем более, что вышла моя мама и сказала, что на выбор: или отдаст деньги или вставит стекло. Марфуша попросила вставить. Раньше ходили по дворам всякие продавцы и мастеровые и кричали, допустим: «Стёкла вставлять!» или «Мацони!». В ближайшее время стекло вставили, инцидент был исчерпан.

А вторая шалость – кидались зажжёнными спичками – Генка попал мне на волосы, но тут же потушили, по-моему, даже взрослые об этом не узнали. А вечером вся компания усаживалась и начинали что-нибудь рассказывать (телевизора ведь ещё не было) Основной рассказчицей была я. Читала много, было что пересказать. 1948 год –значит мне было 10 лет. И хорошенькая была, ещё без привитых позже мамой комплексов. Хотя и тогда я сознавала, что Лера красивее, но мне это никак не мешало радоваться жизни. Тем более, что Генка сказал исподтишка: «Я буду бегать за тобой». Это так называлась детская дружба-влюбленность.

А потом они уехали, начался учебный год. И вдруг однажды вечером слышу из седьмой квартиры прямо вой какой-то. Выбегаю во двор – стоит Эмка в каком-то чужом пальтишке, и все вокруг плачут. А уехали они в Ашхабад (отец Эмки и Гены был военным). Пятого октября 1948 года там случилось страшное землетрясение. Эмку отец вытащил из-под обломков, почти не пострадала. А на Генку упала какая-то балка. Сразу насмерть.

Мама их – длиннокосая (ниже колен) красавица, долго лежала в госпитале с травмой позвоночника, у отца тоже оказались какие-то переломы, которые он сгоряча не почувствовал. Поэтому Эмму привезли к бабушке какие-то посторонние люди. А Гены не стало…Можно сказать, первая моя, детская любовь. Я решила (в книге, наверное, вычитала где-нибудь), что в память о нём буду всегда писать букву «ж» с хвостиком.

Продолжение этой истории случилось через несколько лет В каком году не помню, но была уже замужем, следовательно, после 1964 года. Муж в Москве, я в Баку, лето. Слышу во дворе какой-то мужчина кого-то расспрашивает. Выхожу – Эдик. Пригласила к себе, повспоминали, он говорит: как бы Леру увидеть – это, дескать, его школьная любовь. Ну, отвела его к Лериной маме, взяли у неё Лерин телефон, позвонили ей на работу.

Пришла… Красавица… Когда Эдик сказал, что она его первая любовь, Лера ответила, что она-то приходила в нашу компанию из-за Генки, и когда он погиб, плакала. Я уж не стала лезть с тем, что Генка-то собирался «бегать за мной». Такая вот история. Эдик рассказал, что старшего поколения уже нет, а Эмма живёт в Харькове, закончила библиотечный факультет.

Первый Лерин муж, азербайджанец из очень состоятельной семьи был какой-то шишкой в МВД, чуть ли не министр. Застрелили его прямо в кабинете, но это было позже, а с Лерой они долго жили в ГДР. И как Лера сказала: «Дамы фарфор скупали, а я ездила по Европе». А Лера впоследствии вышла замуж за поляка Каземира (в ближнем гругу Казик) родила сына Станислава, а от первого мужа у неё была дочь.

Вот так и жили в нашем дворе. Дружно жили. Не помню ни одного скандала. Акопджановы любили обедать во дворе. Жара ведь…

А я спала во дворе. Стояла там «солдатская» кровать, вытаскивалась постель, натягивался марлевый полог – чтобы утром мухи не будили. Часам к 12 ночи жара немного спадала, и можно было заснуть.

Когда вечерами задерживались на гулянии, то единственная неприятность: двор запирался. И если родные засыпали – достучаться было очень проблематично. Спасибо папа дожидался меня.

Вот и всё. И где теперь эта весёлая, полная энергии, без комплексов неполноценности девочка? Превратилась в романтическую девушку? Говорят, человек меняется полностью через каждые семь лет. Сколько цитат я собрала на эту тему. «Сильными мы не рождаемся, такими нас делает жизнь». «У слабых мужчин – жёны сильные, а у сильных – счастливые». Где же оно моё счастье? И даже слова Савки Колмановского: «Всё зависит от того мужчины, в чьи руки попадёшь». Ну и в чьи руки я попала? «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл» … И с этой страницы я тоже уйду, причём как можно скорее, скорее. Быстренько.