Загряжский Андрей Анатольевич - инженер Версия от 03:59, 13 января 2014; I am (обсуждение | вклад) (→Загряжский Андрей Анатольевич - инженер)
Загряжский Андрей Анатольевич - инженер[править]
Статья обсуждается ЗДЕСЬ
Загряжский Андрей Анатольевич - инженер[править]
Фамилия эта знакома мне, потому что родители общались с Андреем Анатольевичеми и Татьяной Алексеевной. Слышала, что был в родстве со знаменитой теткой Н.Н.Гончаровой.
Я не помню той должности, что он занимал в БакГидропроекте (может быть, Главный Инженер).
Сидел два раза по десять лет. Рассказывали, за это время потерял первую жену (имя-отчество я не знаю) и сына, которые тоже были репрессированы.
Вторым браком был женат на Татьяне Алексеевне Славутинской. Я не помню, Славутинская ее девичья фамилия или по первому мужу (который тоже был репрессирован), но какое-то отношение к писателю Славутинскому она имела.
Ее сын Николаша работал в Азгипроводхозе. В период заключения и сразу после реабилитации А.А. Загряжский работал на строительстве Саратовской ГЭС в Балакове. Его там все прекрасно знали и ценили. Его вдова после известных событий в Баку даже хотела туда переехать.
Последние годы перед смертью А.А. Загряжский работал начальником строительства Гидроузла Аракс (совместно с Ираном).
Вспомнила эти имена Ника Трипольская, внучка Владимира Родионовича Трипольского, с которой пока безрезультатно ищем сведения о его работе и репрессировании.
И благодаря Ладкиной, которая нашла в Баку Николая Славутинского и получила у него часть материалов для нашего сайта. К сожалению, состояние здоровья Николая не позволило нам завершить работу, но пока мы публикуем то, что имеем.
Загряжский Андрей Анатольевич[править]
1898 - 1970
Инженер, офицер. Участник первой мировой войны. Арестован в начале 30-х годов. Срок отбывал в Воркуте, Дмитровлаге[2] (канал Москва-Волга). После освобождения работал на стройках в различных районах страны. Стихи написаны в заключении в 1935-39 годах.
ТЮРЕМНОЕ СВИДАНИЕ
Твой профиль, нежный, гордый, четкий,
Царить рожденный и блистать,
В тюрьме за сдвоенной решеткой
Передо мной возник опять.
В Твоей улыбке боли тени,
Как тени туч в лучах зари.
Усильем воли дрожь коленей
Почти бессилен я смирить.
Так близко быть,— какая мука! —
И не коснуться, не прильнуть,
И не обнять в тоске друг друга,
В угрюмый отрываясь путь!
Так близко быть,— о самом нужном
Сказать успев едва-едва,
За ливнем слов чужим и дружным
Едва угадывать слова!
Так близко быть,— вот-вот оставить
В былом лучистый пламень глаз,
И жгучей болью не расплавить
Решетки, делящие нас!
Ты так горда! — ни слез, ни пеней,
Ты вся любовь, любовь и свет,
И только тайной боли тени
Кладут у глаз прощальный след!
Ты так светла! — Двором тюремным
Несу с собой Твои черты,
Как будто пьян огнем напевным:
Ты — это я! Я — это Ты!
Ты так близка! Ни даль, ни время,
Ни смерти синие края
Нас не расторгнут, не изменят,
Я — это Ты! Ты — это я!
1939
УХТО-ПЕЧЕРСКИЙ ТРАКТ
День за днем немеркнущие зори,
Облаков бессонный перламутр,
Шум тайги, как дальний ропот моря,
В чуткой дреме полуночных утр.
День за днем свинцом гнетет усталость,
Пыль и пот в дороге жгут глаза,
И кричит свирепо на отсталых
Конвоир, винтовкою грозя.
День за днем над теснотой стоянок
Стелется пахучий дым костров.
И весна — царевна Несмеяна —
Мучит звоном липких комаров.
День за днем в пути мы запеваем,
По команде шаг ровнять бодрей:
— «Человек проходит как хозяин
Необъятной родины своей!»
ВОРКУТА
Черной тундры край зацепив,
Вверх пополз ослепительный шар.
Золотых облаков разлив
Днем полночным томит, как кошмар.
Резкий ветер поет, звеня,
Вагонетки поспешно стучат.
Из бессонного зева дня
Надвигается угольный ад.
Речка в тундре, шахт чернота,
Дым, и пыль, и злорадный гудок,—
Так встречает нас Воркута
На мучительный каторжный срок.
Нас, как скот, считает конвой
И ведет, и командует сесть.
И ползут над пыльной травой
Час за часом, которых не счесть.
Источник: Средь других имен: Сборник. М.: Моск. рабочий, 1990.
Из тетради Андрея Анатольевича Загряжского[править]
Работал Андрей Анатольевич и в Бакинском отделении проектно-изыскательского и научно- исследовательского института "Гидропроект" им.С.Я.Жука[править]
В воспоминаниях Сергея Михайловича Голицына «Записки уцелевшего» (Часть 2. « Трагические страницы»)[править]
мы читаем:
Секретарем у Козырева была наша четвероюродная сестра Екатерина Владимировна Давыдова[1]
по прозвищу Катя Красивая. Когда она шла по улицам высокая, тонкая, с крупными чертами лица,- на нее все оглядывались. А жизнь ее сложилась трагически. Еще в конце двадцатых годов был расстрелян ее жених, потом она вышла замуж за инженера Загряжского Андрея Анатольевича, его посадили.
На Канале он работал заключенным, был освобожден в самом конце строительства. Но недолго супруги наслаждались, арестовали Катю, и она исчезла. А сам Загряжский был замечен как выдающийся специалист, его назначили главным инженером Рыбинского гидроузла. И еще он был поэт, втайне писал стихи, свидетельствую - высокоталантливые. Но его вторая жена, когда уже после войны над мужем сгустились тучи, сожгла тетради стихов, кое у кого их копии и сейчас сберегаются.
- ↑ Загряжская Екатерина Владимировна.
Родилась в 1902 г., г.Тамбов; русская; образование среднее; архитектурная мастерская на строительстве канала Москва-Волга: машинистка. Проживала: г. Дмитров, Костинская ул., д. 22. Арестована 23 июля 1937 г. Приговорена: тройкой при УНКВД по Московской обл. 15 ноября 1937 г., обв.: принадлежности к контрреволюционной группе из социально чуждых людей и систематическом проведении контрреволюционной агитации фашистского характера.
Расстреляна 16 ноября 1937 г. Место захоронения: Бутовский полигон Московская обл., Реабилитирована 5 июля 1956 г.[1]
Как видим, сохраненные опубликованы.
Татьяна Алексеевна Славутинская (1912-2006.08.23)[править]
Бережно хранит память о своих близких Николай Славутинский
На форуме здесь пишет пользователь Bладимир Викторович Славутинский:
Это - моя тётка. Скончалась она в Баку. Проходила по делу Высоко-Петровского монастыря (местоблюстителя Патриаршего престола митр. Петра), рыла каналы. От неё я знаю о духе ТОГО времени.
Когда в студенческие годы мы кроссы бегали по берегу - там место было, где все спотыкались. Она говорила, что там ... МОГИЛЬНИК. А берёзки там росли такие идиллические ....
Её муж, Андрей Анатольевич Загряжский был потом главным инженером на строительстве Мингечаурской и Саратовской ГЭС. Да и тесть мой 20 лет в "Гидропроекте" работал - так, что я знаю обо всём об этом не понаслышке.
Трогательную характеристику дает Андрею Анатольевичу в своих воспоминаниях[править]
В Луцине мы пробыли недолго и из Подмосковья отправились в Переборы на Рыбинское водохранилище пожить у милых Андрея Анатольевича Загряжского и его сестры тети Ани. Загряжский был главным инженером на строительстве Шекснинской ГЭС. Светлая голова, он не имел соответствующего диплома и много, и долго сидел по лагерям. Он был несомненно выдающимся инженером. Еленка (жена А.В.) не первый год проходила производственную практику под крылышком этого большого специалиста и очень хорошего человека. Этим летом она уже успела пройти там часть практики, а теперь мы отправлялись туда по приглашению погостить. Путь из Москвы до Переборов мы проделали на пароходе.
Загряжские жили в хорошем двухэтажном небольшом доме на берегу водохранилища, занимая его целиком.
О самом Андрее Владимировиче Трубецком и его трагической судьбе прекрасно написано в предисловии к его книге:[править]
Андрей Владимирович по прямой линии потомок философа и известного общественного деятеля начала XX века князя С.Н.Трубецкого. Он родился в 1920 году в Богородицке в семье младшего сына С.Н. — бывшего корнета Лейб-гвардии кирасирского Ее Величества полка и талантливого писателя Владимира Сергеевича Трубецкого. Матерью А.В. была Елизавета Владимировна Голицына, дочь бывшего губернатора, а затем городского головы Москвы князя Владимира Михайловича Голицына.
Оба деда Андрея Трубецкого были людьми выдающимися, но С.Н. умер еще в 1905 году, а Владимира Михайловича Андрей застал. Этот дед был «весь на тонкой деликатности, и сразу видна белая кость и голубая кровь» (так описал князя Голицына журналист С.Яблоновский); ему посчастливилось избежать репрессий; он занимался переводами с французского, работал над «Ботаническими этюдами», писал воспоминания и вечерами читал их домашним. Семья жила трудно: Владимира Сергеевича неоднократно арестовывали, а в промежутках между арестами лишали работы. Но дети не видели отца сломленным: он остался в их памяти замечательным рассказчиком, талантливым музыкантом, ярким, остроумным человеком.
В 1934 году отец и старшая сестра Андрея Варвара были арестованы по сфабрикованному НКВД «делу» славяноведов. Владимир Сергеевич обвинялся в связях с руководителем «закордонного центра» организации — собственным братом, в то время академиком Венской академии наук, Николаем Трубецким.
Владимир Сергеевич с дочерью были высланы в Среднюю Азию, в город Андижан. Семья поехала за ними, и для Андрея Трубецкого годы ранней юности пришлись на жизнь в узбекском захолустье с его экзотикой и всеми сложностями существования семьи русских ссыльных. Андрей прекрасно учился в школе (тяга к учебе была самой сильной страстью на протяжении всей его юности), но десятилетку ему удалось закончить, лишь благодаря настойчивости и обаянию отца — Трубецкие были «лишенцами», и детям больше, чем на 7 классов рассчитывать не приходилось.
«В 1937 году семью постиг страшный удар: были вновь арестованы отец и Варя, получившие приговор «10 лет лагерей без права переписки» (то есть расстреляны В Л.). Тогда же были арестованы вторая сестра Татя (Александра) и старший брат Гриша, получившие «просто» по 10 лет лагерей. А мы — оставшиеся — при первой возможности уехали из Средней Азии». В 1939 году Андрей Трубецкой был призван в Красную Армию; в июле 1941-го с тяжелым ранением он попал в плен. И на этом кончается сходство истории Андрея Владимировича Трубецкого с историями многих потомков «бывших» в послереволюционной России. Началась его собственная Одиссея.
Дальше жизнь могла сложиться как святочный рассказ. Чудесным образом он был освобожден из плена и получил возможность, забыв о войне, безбедно жить в немецком тылу. И вот тут перед ним встала проблема выбора: оставаться «титулованной особой» в благополучии на Западе или возвращаться через пекло войны туда, где само слово «князь» стало бранным, в разоренный, по-настоящему нищий дом к родным, о судьбе которых он ничего не знал. Трубецкой выбрал Россию — любовь к матери, слившаяся с любовью к Родине, заставили сделать этот выбор. Затем А.В. воевал в партизанских отрядах в Августовских лесах — сначала в польском, затем в советском, а вернулся домой уже с действующей армией. Выбирать жизнь предлагала Трубецкому и дальше не раз. В 1949 году студентом биофака МГУ, отказавшись сотрудничать с МГБ, А-В. был арестован и отправлен на медные рудники в Джезказган. В лагере «органы» опять предлагали сотрудничество, и опять Трубецкой выбирал, следуя не простейшей логике жизни, а внутреннему нравственному закону.
В результате почти все годы пребывания в лагере он провел в штрафной, так называемой режимной бригаде, по существу в тюрьме. Но «пружинчатость» Трубецких, о которой говорил его дед Сергей Николаевич, не исчезла: чем обстоятельства были тяжелее, тем Андрей Трубецкой становился собраннее и крепче.
Вернувшись из лагеря после пересмотра дела в 1955 году, Трубецкой нашел в себе силы вновь поступить в университет. Его учебная эпопея, начавшаяся еще в 1938 году, наконец-то смогла завершиться. Затем Андрей Владимирович почти 30 лет успешно работал над проблемами кардиологии в ВКНЦ и медленно с большими перерывами писал вспоминания : «некогда или даже не хотелось браться за перо, особенно когда описывал 1949-50 и последующие годы. Тогда даже сниться все стало чаще, и сны эти были, ох! какими тяжелыми. Но писать надо было. Пусть дети читают, мы им мало рассказываем о нашей жизни, а они живут совсем по-другому, чем мы». В книгу воспоминаний А.В. включил и подлинные документы. Среди них различные справки, в том числе и о реабилитации, протоколы обысков, отрывки из газетных статей, дневниковые записи командира партизанского отряда. К документальным материалам безусловно следует отнести и включенную в основной корпус книги главу воспоминаний жены автора Елены Владимировны Голицыной.
В 1951 году она приехала к мужу в лагерь, что было по тем временам делом неслыханным. Поступок этот был настолько из ряда вон выходящим, что лишенные всякой сентиментальности, огрубевшие в лагере люди сняли шапки при виде ее, пытающейся попасть в зону. Вернувшись домой, Елена Владимировна записала сразу все, что видела и пережила тогда, и этот рассказ потрясает острой эмоциональностью. Вместе с текстом мемуаров Трубецкого все это дает понимание особенности времени и того, как тесно переплетены в России явления инфернальные с человеческими судьбами.
Такой биографии могло бы и не быть, если бы Андрей Трубецкой вслед за своими предками и теми, среди кого он вырос, не считал бы, что высокое происхождение обязывает — и не более. Истинную же ценность имеет лишь аристократизм духа с теми «нежизненными добродетелями», которые, по словам философа и богослова К.Льюиса, «только и в силах спасти наш род».
--TBS 23:48, 15 декабря 2011 (CET)
