Статья в работе
Наш Баку был богат не только нефтью, но и людьми, способными преодолевать любые жизненные трудности и самозабвенно любить.
После ухода последнего родителя мы обнаружили, что в доме хранится несметное число документов, рисунков, фотографий и памятных предметов наряду с бытовыми предметами.
И вот мы подготовили (руками Натэллы) грандиозную выставку «Полвека любви» — О ВРЕМЕНИ в преломлении жизни одной семьи (запасливой на сохранение документов). Выставка сейчас в Казанском Кремле — в 6 больших залах Госмузея.
Почему в Казани? Так случайно получилось: Натэлла дружит с тамошним директором, и та ухватилась — давайте к нам в Казань. Музей дал площадку и добавил свои картины того времени.
Выставка будет в Казани до февраля, потом мы думаем организовать нечто аналогичное в Баку (если удастся) и в Москве.
фото 1 2 3
Эта история началась в 1939 году в июне, когда за отличную учебу и активную общественную работу выпускникам бакинской школы-десятилетки № 1 Лидии Листенгартен и Евгению Войскунскому вручили каждому уникальное во всех смыслах издание, и поныне представляющее собой непревзойденный с точки зрения содержания, дизайна и инфографики образец полиграфического искусства.
Эта образцовая во всех отношениях книга – напутствие молодежи – повествовала о Сталинской конституции и достижениях социализма.
Рассказ о Лидочке и Женьке начинается с самого конца, с 3-го июля 2020 года, когда в возрасте 98 лет скончался старейший писатель России, знакомый многим поколениям советских читателей как известный автор научно-фантастических книг, а читателям новой России как – маринист, автор военной прозы.
Евгений Львович соединился с покинувшей его в 1988 году Лидухой – Лидией Владимировной – в еврейской части Востряковского кладбища. В память о ней – его роман «Полвека любви», но на самом деле Любовь длилась куда дольше: до его последнего вздоха. Это была Жизнь длиною в Любовь, или Любовь длиною в Жизнь. «Да, нам повезло, мы родились в одно время, в одном городе, учились в одной школе. Но время, которое выпало нам для жизни, было не из лучших. Все, что произошло в стране в двадцатом веке, так или иначе вплелось, вмешалось, вторглось в нашу жизнь, более того — не раз грозило гибелью. Война, блокада, голод, долгая разлука, гонения — всех этих «прелестей» мы нахлебались вдосталь. И все же… Небесам, на которых совершаются браки и плетутся судьбы людей, было угодно, вопреки тяжким обстоятельствам жизни, соединить нас».
фото 4
Разбирая архивы отца, мы с мужем – Войскунские-младшие – обнаружили бесценный исторический материал, в котором история страны – со всеми ее трагическими и светлыми сторонами – предстала столь явственно, что не рассказать, не показать историю любви наших героев, подкрепленную подлинными артефактами эпохи, было бы неверно и по отношению к нашим героям, и по отношению к эпохе. В семье Войскунских-старших хранилось всё – телеграммы, почтовые «открытки» и письма, записки, которые писались от случая к случаю, любимые пластинки, прошения разных лет в давно не существующие институции… а также электроплитка и кипятильник, шляпы и шляпки, сидение на унитаз, столь необходимое в коммунальной квартире, когда каждый шел в уборную со своим сиденьем; газеты, книги с засушенными между страницами цветами; старые чемоданы и сумки, шляпные коробки, елочные игрушки и «бухгатерские» нарукавники, электробритва «Харьков» и диафильмы…
А также школьные стенгазеты, комсомольские и профсоюзные билеты, вечный календарь и пишущая машинка «Эрика», читательские билеты и даже… Даже билет на посещение мавзолея Ленина-Сталина…
А еще – бесценные по нынешним временам вышитые скатерти и предметы одежды. Сохранили даже большие красивые салфетки из марли с мережкой – результат ручного творчества узниц ГУЛАГовских времен… Итак, ВСЕ экспонаты подлинные, и это делает ПРОЕКТ поистине уникально документальным.
1939 год. На выпускном балу 24 июня Женя объяснился Лиде в любви (после чего они полвека отмечали этот день). Они учились в параллельных классах. фото 5
Лидия Листенгартен – дочь Владимира Львовича Листенгартена, главного геолога наиболее богатого в СССР бакинского нефтяного месторождения, награжденного за трудовые успехи Орденом Ленина, и известного в Баку зубного врача Рашели Соломоновны Иткинд. Родилась в октябре 1921 года в Баку. Ко дню окончанию школы отец Лидии – расстрелян, мать – в ГУЛАГе как ЧСИР (член семьи изменника Родины). Лида живет в семье родной сестры мамы – Эсфири Иткинд-Листенгартен, которая являлась женой Альберта Львовича – родного брата ее папы (два родных брата женились на двух родных сестрах). Кончилась жизнь одной из благополучных, казалось бы, бакинских семей – с тягучей мелодией виолончели, на которой любил играть Владимир, с любимой домашней собачкой (сохранилась маленькая круглая коробочка со вставленной в крышку фотографией Лидочки с ее Леди), с надеждами на прекрасное будущее единственной любимой дочери, комсомолки и отличницы.
фото 6
Евгений Войскунский – сын фармацевта Льва Соломоновича Войскунского (после Великой отечественной войны, окончив университет, он преподавал латынь в медицинском институте). Лев Соломонович родился на границе Литвы, Польши и Российской империи в селе Вайшкуны (отсюда и происхождение фамилии). Случайно оказавшийся в Баку в 1918 году, он быстро нашел работу в аптеке на Базарной улице. В Баку Лев женился на Вере Розенгауз – восторженной девушке, переписывавшей в свою тетрадь стихи Блока, Надсона, Северянина, Бальмонта. Там же в Баку в апреле 1922 года родился их единственный сын Женя.
фото 7
После объяснения в любви наши круглые отличники задумались о поступлении в ВУЗ. Надо было и высшее образование получить, и ни в коем случае не расставаться. Евгений уже имел четкие планы – он отправил свои документы в Академию художеств в Ленинграде, а значит, и Лиде быть там. Она поступила в Ленинградский университет на исторический факультет. Оба жили в общежитиях. Влюбленные гуляли по прекрасному городу, гармония и красота которого делала их самих еще прекраснее.
Любовь их была платонической поневоле, а вовсе не из-за желания подражать Александру Блоку и Любови Менделеевой. Они жаждали уединения, но его просто не было. Студенчество жарко спорило о войне в Испании, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, о спектаклях ленинградских театров. Они полюбили город на Неве, но всем сердцем были в родном Баку – и климатически теплом, и душевно щедрым, столь пряным и терпким на вкус и на запах от аромата всевозможных сортов зелени и фруктов. О городе, раскинувшемся у Каспийского моря, о длиннющем бульваре вдоль бакинской бухты, с уютными и укромными скамейками для влюбленных…
фото 8 9 10
На летние каникулы 1940 года приехали в Ленинград родные сестры Рашели-Розы: Фира и самая младшая – Анечка. И отправились они с Лидочкой в Сегеж на свидание с ее мамой.
Из дневника Лиды: Я страшно боялась поездки к ней. Все же не шутка — 2 года мы не виделись. Я сама точно не знаю, чего я боялась; очевидно, думала, что она сильно изменилась, вдруг (ах, боже!) я не узнаю в ней своей прежней мамочки… Все мои страхи оказались напрасными. Мамочка почти не изменилась. Как много я узнала там такого, что мне и в голову не приходило. Да, если об этом думать и размышлять, то лучше уж совсем не жить на свете. Хорошо, что у меня такой характер, что я сильно поддаюсь в тот момент, а при перемене обстановки все забываю. Зимою мы снова поедем к мамочке.
фото 11
В октябре 1940-го начался призыв. Отсрочки Жене не дали. Так и не успел он до отправки в армию получить 500 рублей своей Сталинской стипендии. В военкомате предложили на выбор несколько военных училищ. Женя отказался – решил: отслужу два года рядовым и вернусь в alma mater. Он не знал, что военная служба затянется на долгие шестнадцать лет…
Совершенно нестерпима была мысль, что предстоящая разлука может напрочь оборвать отношения с Лидой. 8 октября к девяти ноль-ноль Евгений Войскунский явился в военкомат.
Лида и Женя расстались поздно вечером 7 октября, еле оторвав себя друг от друга, и уговорились часто писать и ежедневно перед сном, в одиннадцать, думать друг о друге, как бы мысленно встречаться в эту минуту. Уже на девятом десятке Евгений Львович писал: «…редко встречаются на свете женщины столь цельные и правдивые, стойкие и женственные, как моя Лида; она обладала, по выражению Платонова, «нежной, доверчивой силой жизни» и была достойна самой высокой любви».
В огромном холодном трюме, устланном слежавшейся соломой, Евгений отправился морем на место службы на полуострове Ханко. Если бы он знал… Если бы Лида знала… Они писали друг другу часто — раз в три-четыре дня. Итак, они расстались 7-го октября, а 11-го октября (в день рождения Лиды) уже летит первое письмо Жени. Он пишет, лежа в трюме парохода. Письмо короткое – мешает качка: Целую бесконечно много мою любимую...
24 ноября 1940 г. Женя – Лиде: Ты замечаешь, что мы с тобой часто упоминаем и склоняем во всех падежах слово «надежда»? Когда же эта пресловутая «надежда» примет более осязаемые формы?! <…>Моя милая, моя маленькая, звонкоголосая — я люблю тебя. Разлука не гасит горящую свечу моей любви. Наоборот, она разгорается все больше…<…> Только — дождись, дождись меня…
В ночь на 22 июня 1941 роту подняли по тревоге. И лишь в середине дня узнали, что это не учебная тревога, а — война.
фото 12 -16
2 июля 1941. Женя – Лиде: Я продолжаю писать тебе в Ленинград, т. к. думаю, что тебе не удалось выехать. В случае же, если и удалось, то, надеюсь, письма все же не пропадут. Не писать же тебе невозможно. Помнишь, я тебе как-то сказал, что нам, нашему поколению предстоит вынести жестокие опустошительные войны и что я с радостью принял бы участие в такой войне, пусть даже затяжной, лишь бы она была последней и избавила человечество от необходимости истреблять друг друга и обеспечила прочный мир. Похоже, что нечто в этом роде сбывается. Я представляю, какой единый порыв, какое воодушевление царят сейчас там, на «Большой земле», и это учащение биения пульса страны передается и на наш маленький клочок земли. <…> Меня волнует лишь мысль о беспокойстве там, дома, я даже боюсь представить себе, что творится с моими родителями. Но я не сомневаюсь, что это «Иди!» матери станет понятно и для них. ====ОБОРОНА ХАНКО==== Женя провел на Ханко 14 месяцев – с 10 октября 1940 года до 2 декабря 1941 года, из них – ставшая легендой 164-дневная оборона полуострова Пройдут десятилетия, века пройдут, а человечество не забудет, как горстка храбрецов, патриотов земли советской, ни на шаг не отступая перед многочисленным и вооруженным до зубов врагом, под непрерывным шквалом артиллерийского и минометного огня, презирая смерть во имя победы, являла пример невиданной отваги и героизма. Великая честь и бессмертная слава вам, герои Ханко! Ваш подвиг… учит, как надо оборонять страну от жестокого врага, зовет к беспощадной борьбе с фашистским бешеным зверьем. Мужественные защитники Ханко дерутся с таким героизмом, потому что они знают: с ними весь народ, с ними Родина, она в их сердцах, и сквозь туманы и штормы Балтики к ним идут, как электрические искры огромного напряжения, слова восхищения и привета. У этих людей нет ничего личного, они живут только Родиной, ее обороной, ее священными интересами. Этот доблестный, героический подвиг защитников полуострова Ханко в грандиозных масштабах должна повторить Москва!
Эвакуация части защитников Ханко по приказу командующего проходила на гигантском турбоэлектроходе «Иосиф Сталин». Все прошло быстро и организовано. С каждой милей они приближались к Кронштадту. Однако четыре последующие один за другим взрыва привели к тому, что судно потеряло ход… накренилось… к борту стали подходить тральщики и снимать людей…Выхода не было – надо было прыгать! Стоя на фальшборте и вцепившись рукой в стойку, Женя висел над беснующейся водой, как над пропастью. Все кончено, мелькнуло в тот момент в его голове … Он не помнил, сколько времени так висел — минуту, час или вечность. Снизу раздавалось: «Женька, прыгай!» Подошел еще тральщик, снова посыпались люди, прыгнул и он, чьи-то руки подхватили его. Такие прыжки бывают раз в жизни и для долгой жизни, для исполнения предназначения, о котором Женька, впрочем, еще не знал… отдельно: Мне кажется, я прожил не одну, а несколько жизней — настолько они не похожи одна на другую. Первая — бакинское детство и ранняя юность. Затем, как в кино, действие переносится в холодный и прекрасный довоенный Ленинград. Вторая жизнь наступила с началом военной службы на полуострове Ханко. Там меня, 19-летнего, застигла война. Она обрушилась неистовым артогнем, удушливым дымом лесных пожаров. Мне кажется, что в ту декабрьскую ночь сорок первого года, когда турбоэлектроход «Иосиф Сталин» подорвался на минном поле, кончилась моя вторая жизнь.
Какая же необыкновенная сила духа и воли была заключена в этой бакинской интеллигентной девушке, если ее подруги, боясь, что они сразу же съедят всю суточную порцию хлеба, отдавали свои порции Лиде, и она сберегала их?!
Лида эвакуировалась из блокадного Ленинграда вместе с Университетом по дороге жизни. 2 апреля 1942 года она записывает в дневнике: Вот я и в глуши, в Саратове! Действительно, здесь грязь такая, как в большой деревне. Но, несмотря на это, я счастлива, что наконец добралась сюда из Ленинграда. Последнее время моя жизнь там была подобна кошмарному сну.
Письмо Лиды из Вологды, написанное второпях, на вокзале, в ожидании кормежки: Лида с несколькими подругами вышла с вокзала в город, вдруг — звуки траурного марша, идет похоронная процессия, несут на плечах гроб с покойником. «Мы, — пишет Лида, — беззвучно хохотали. Так дико, так смешно было видеть похороны с музыкой, после Ленинграда, где люди падали мертвыми в снег, и в лучшем случае их увозили на салазках куда-то, к яме с общей могилой…»
Женя:« Дяденьки, хлеба». Я всмотрелся в одного из подростков, в плохонькую его одежку, в прозрачные, обтянутые скулы, в недетские печальные глаза под надвинутым треухом. Так впервые глянула на нас блокада». Первое, что делает Женя – отправляет телеграммы в Баку родителям: прибыл в Кронштадт, здоров и бодр; и Лиде – в Ленинград: я в Кронштадте, скоро увидимся. Лида: «я ждала прямо-таки из последних сил. Всех в нашем штабе МПВО предупредила, что ко мне должен прийти ты, — чтобы знал, где меня найти. А ты не шел и не шел…»
4 января 1942 года Женя – Лиде: Грустно, родная, что я сам не могу прийти к тебе, когда нахожусь так близко. Но делать нечего. Если б это от меня зависело!.. Что ж, приходится запастись терпением снова. Я, столь неожиданно даже для самого себя ставший газетным работником, буду теперь работать в кронштадтской газете «Огневой щит»…
фото 17
Женя наконец получил свой первый отпуск с начала войны. Лида и Женя встретились только в 1944 году – в Махачкале 26 сентября в 3 часа ночи. Итак, они расстались ночью 7 октября 1940-го. Прошло почти четыре года.
Из дневника Лиды: Еще ночью, вскоре после своего приезда, Женя спросил меня, люблю ли я его и согласна ли быть его женой (как он смешно произнес: «женой».) Утром, как только мы вышли из дому, Ж. потащил меня в ЗАГС. Я старалась собраться с мыслями, сосредоточиться, осознать всю важность этого шага. Женю я тоже просила хорошенько подумать, всячески допрашивала об его чувстве. Так мы дошли до этого заветного учреждения, очень невзрачного на вид. Я долго не решалась зайти туда, и мы прохаживались с Женей взад и вперед. Наконец, я решилась. Мы вошли. Итак, мы вошли в ЗАГС. Поразило нас объявление: «Запись смертей и разводов». В общем, нас записали. Я сидела и думала о том, что совершается, пожалуй, самое важное в моей жизни. И как просто… Старалась настроить себя на торжественный лад. <…> Мы спустились вниз к морю. Спуск этот очень красив — пожалуй, это самое красивое место в Махачкале. Женя особенно нежно и крепко вел меня под руку. Мы больше молчали. Оба были взволнованны. Так мы подошли к морю, встали на узкой площадке, прибой бил у наших ног. Женя обнял меня, и мы крепко поцеловались. В это мгновение никто и ничто не существовало для нас. Женя шептал мне разные нежности и уверял, что его любовь так же вечна, как вечен прибой у наших ног. Я отвечала тем же. Приятно было глядеть в даль морскую и думать о том, что наша любовь так же беспредельна, как беспредельно море, горизонт, даль.
Никакой первой брачной ночи не было и не могло быть – надо было пробиваться на поезд Махачкала – Баку. Из дневника Лиды: …Мы были очень счастливы. Днем мы старались быть друг около друга, не могли оторваться…. Я чувствовала, что с каждым днем люблю его все больше… Как чудесна эта интимность...
13 октября 1944 г. уехал Женя. Как сразу стало грустно и пусто!.. Когда уже я буду вместе со своим Женей, и мы сможем быть всегда вместе, не расставаясь…Какое это будет счастье! <…> Тогда мы будем счастливее всех смертных…Но когда, когда уже это будет! Этими словами, записанными 17 марта 1945 года в Махачкале, обрывается дневник Лиды.
