Когда мне было четыре года, нас с бабушкой позвали соседи и сказали, что мы можем взять себе домой одного из пяти котят, которые родила соседская кошка.
Четыре котёнка были абсолютно черными, а пятый был серым с цветными пятнами. Когда меня спросили, какого я котёнка хочу взять, я сказал, чтобы их положили на стул, и тот, который первый спрыгнет, будет мой.
Первым спрыгнул пестрый. Я назвал его Василием. Он прожил у нас 15 лет.
Вскоре началась война. Мама очень много работала и приходила домой от часу до трёх ночи. Васька ходил каждую ночь её встречать.
Мы жили на третьем этаже огромного дома. Во время войны ворота нашего дома вечером закрывались. Чтобы попасть в дом, нужно было разбудить дворничиху.
Васька каждую ночь сидел у ворот и ждал, когда дворничиха откроет маме ворота.
Потом он провожал маму домой и шёл на всю ночь.
Васька очень любил всех членов нашей семьи, очень любил маму, хотя она и не кормила его: она всё время пропадала на работе, но больше всего он уважал мою бабушку. Бабушка относилась к Ваське, как к члену семьи. Васька всё это понимал и ценил.
У нас на кухне было окно, состоящее из многих маленьких окошечек. В одном из этих окошечек стекло было разбито. Васька под утро приходил усталый с гуляния и очень голодный, и через эту дырочку залезал на кухню.
В те времена холодильников ещё не было. Бабушка каждый вечер жарила котлеты в большой сковороде, накрывала её крышкой и оставляла на кухне на столе до утра.
Васька высовывал на одной лапе коготь и поднимал им крышку сковороды, а когтем другой лапы вытаскивал из сковороды котлету. Однажды мне совершенно случайно удалось подглядеть, как он это делает. Васька быстро съедал эту котлету, и тут его сразу же начинала мучить совесть.
Хотя обычно Васька мог запросто съесть три-четыре котлеты зараз, он никогда не съедал две котлеты: только одну. После этого он вылезал через дырочку в окне и шёл во двор мучиться своей кошачьей совестью.
У нас в квартире было два входа-выхода. Один на улицу, а другой из кухни во двор.
Если открыть дверь кухни, то дальше была длинная площадка с перилами, соединяющая две половины нашего дома. Утром бабушка начинала готовить еду и открывала настежь кухонную дверь.
Васька всегда лежал на площадке и делал вид, что он крепко-прекрепко спит, ничего не видит и ничего не слышит, поскольку совесть его продолжала мучить.
Бабушка сразу же обнаруживала, что Васька украл котлету, поскольку крышка оказывалась отодвинутой. Вернее, бабушка делал вид, что обнаружила. На самом деле эта история повторялась почти каждую ночь.
Дверь из кухни открывалась на площадку, соединяющую две половины дома.
Наутро после ограбления Васька лежал в нескольких метрах от двери, но на кухню не заходил.
Когда бабушка открывала дверь, Васька чуть-чуть приоткрывал один глаз, а потом быстро закрывал, чтобы никто не понял, что он на самом деле не спит. Тут бабушка начинала его отчитывать:
Если бы мог, Васька сказал бы:
Но поскольку Васька не умел говорить, то он ещё крепче зажмуривал глаза и делал вид, что спит.
В конце концов бабушка произносила одну и ту же фразу о том, что на этот раз она его прощает.
Как только она эту условную фразу произносила, Васька открывал глаза, подтягивался, делал вид, что зевает и очень важно шёл домой.
Надо сказать, что Васька из маленького котеночка очень быстро превратился в огромного котищу. Я таких больших котов больше никогда в жизни не видел. Он был очень тяжёлый, у него было большое широкое лицо и огромные глаза. Он так важно шёл в дом, что можно было подумать, что он простил бабушку, а не она его.