12.8 1891 - 23.8.1964
Его родители - Бернард Михайлович и Екатерина Борисовна (урожд. Брейтман) приехали в Баку из Екатеринослава. Молодой и предприимчивый Бернард поработал на Бакинской бирже, а потом купил нефтяной участок в поселке Шобаны. Это позволило дать сыну хорошее образование. А в 1910 году Александр окончил гимназию и поступил на медицинский факультет Киевского университета.
Доктор Александр Бернардович Лев большую часть своей жизни прожил в Баку, куда вернулся в 1920 году после завершения учебы на медицинском факультете Киевского университета и участия в I-й мировой войне.
Долгие годы он проработал в Каспводздраве, затем в НИИ охраны материнства и детства. В 1936 году Александр Бернардович был одним из основателей НИИ физиотерапевтических и курортных методов лечения (Кировский институт), работал там заведующим электросветолечебным отделением. С должности директора этого института Александр Бернардович в звании майора медицинской службы ушел на фронт в 1941 году. А вернулся только в 1945 году и организовал в институте клиническое отделение для детей больных полиомиелитом. Здесь он проводил клинические испытания полиомиелитной вакцины Чумакова-Сэбина (A.Sabin, 1907-1993), которая стала спасением для миллионов детей во всем мире.
Именно с Баку и Азербайджаном связана практическая и исследовательская деятельность Александра Бернардовича - врача-педиатра, хотя за спиной были годы прожитые в Одессе, в Батуми.
Доктор Лев был пионером в борьбе с детскими инфекционными болезнями на территории Азербайджана, принимал активное участие в рейдах по районам, быстро овладев азербайджанским языком. Был полиглотом - кроме русского языка знал французский, немецкий, идиш, польский, грузинский, армянский языки.
В военные годы (1941-1945) Александр Бернардович работал в подвижных полевых госпиталях и в санитарном отделе 38-й армии.
Вернувшись после войны в родной Баку, посвятил себя исследованиям в области полиомиелита, защитил кандитатскую диссертацию, проводил испытания противополиомиелитной вакцины Альберта Сэйбина (США) в Баку и Азербайджане, принятой в СССР в 1957 году.
С этого времени и до конца своих дней доктор Лев работал в Детской больнице №14 заведующим полиомиелитным отделением.
Александр Бернардович ушел из жизни 23 августа 1964 года после тяжелой продолжительной болезни. Похоронен на еврейском кладбище Баку, куда провожал его весь город.
Дом по улице Хагани, 1 напротив Молоканского сада (на углу улицы Корганова) , где жил Александр Бернардович с семьей, знал каждый бакинец ... Не только потому, что семья Лев была гостеприимна и открыта, не только потому, что этот дом стал участником фильма «Человек- амфибия» (1961год)...
Туда бежали за помощью, приезжали из глухих районов Азербайджана за спасением жизни детей. Александр Бернардович Лев был бессребреником и лечил безвозмездно.
Эти нежные строки взяты из стихотворения "ЧУДЕСНИЦЕ НАТАШЕ" (1979), которое посвятил мне мой дедушка Юрий Владимирович Фидлер.
Александр Лев и Юрий Фидлер - это отдельная тема, требующая долгого и тщательного повествования. Скажу лишь, что их связывала глубокая судьбоносная дружба, родственные отношения, принадлежность к одной фамилии: женились они на сестрах, Нине и Ляле Алексеевых.
А в стихотворении речь идет о моей фотографии 1957 года, где мне неполных четыре года. С этого времени я отчетливо помню дядю Шуру Лев и начну свои воспоминания о нем.
С трех лет меня водили стричься в детскую парикмахерскую. Она находилась на улице Хагани рядом с домом, где жила семья Лев.
Стричься я не любила и, по мере того, как укорачивалась длина волос, - портилось мое настроение, ибо настоящие принцессы имели длинные волосы.
Чтобы скрасить мою жизнь, после парикмахерской мама вела меня в гости к тете Ляле и дяде Шуре. И тут, как всегда, происходило чудо. Как «театр начинается с вешалки», мое чудо-театр начинался с прихожей в квартире Лев, где стоял старинный умывальник. Он был величественный, отделанный серым мрамором, к нему прилагались многочисленные щеточки для мытья рук. Всегда лежало несколько кусков мыла разных сортов и венчал эту красоту большой розовый кувшин, из которого лилась вода, пополняя запасы умывальника.
Картинка оживала, когда закончив прием больных, из своего кабинета выходил доктор Лев, дядя Шура и мыл руки по локоть, как хирург, взаимодействуя с прекрасными щеточками и мылом разных сортов, подмигивая мне со словами: «Я - Великий Умывальник, знаменитый Мойдодыр»... Дальше мы продолжали декламировать хором, и я c некоторой агрессией налегала на слова: "Если топну я ногою, позову моих солдат, в эту комнату толпою умывальники влетят"... Тут дядя Шура меня останавливал и недоверчиво переспрашивал: "Как это ты сказала, ну-ка повтори "... И так продолжалось, пока мы не начинали смеяться, и агрессия улетучивалась.
Потом он вел меня в свой кабинет, сажал на рабочий стол и фотографировал, чему я была очень рада. Раз от раза это принимало форму ритуала.
Из поколения в поколение детей нашей семьи переходили истории и рассказы, которые часто начинались со слов: "Дядя Шура спас"... Он спас от ожогов соседского мальчика, который потом стал выдающимся врачом... Он спасал и нас с сестрой, когда мы в детстве одновременно и параллельно болели.
Утром к нам приходили участковые врачи из поликлиники, но острое состояние нас не покидало. И взрослые и дети с нетерпением ждали прихода дяди Шуры. Мы его очень любили.
Розовощекий, с зеленовато-карими глазами, с легкими руками целителя, он светился чистотой в ослепительно белой сорочке, в галстуке, в элегантно надетой чуть набок шляпе, в нарядном белом шелковом кашнэ, слегка надушенный хорошим одеколоном.
Выбирался он к нам обычно под вечер, после окончания приема больных, на склоне дня.
Простукивал, пальпировал, прикладывал ухо к нашим легким, никогда не пользуясь стетоскопом. Слушал наши хрипы и шумы и говорил нам: "Играйте на свежем воздухе! Водные процедуры! Мацони - каждый день перед сном!" - и на завтра мы начинали выздоравливать!
Мама рассказывала нам, повторяя на бис, и историю о том, как дядя Шура не любил рыбные котлеты, предпочитая куриные.
Никому не удавалось уговорить его изменить свое отношение к нелюбимому продукту, снова его попробовав.
И лишь однажды наша бабушка Нина угостила дядю Шуру без предупреждения рыбными котлетами, которые он принял за куриные, и они ему очень понравились, как и все, что она готовила. Тайна эта перешла в разряд секрета Полишинеля, но дядя Шура ни о чем не догадался...
Как и все дети, я любила фантазировать вслух, и часто эти фантазии звучали стихами. Вот, к примеру, как это выглядело:
Поэты: папа (В.Портнов) и дедушка (Ю.Фидлер) горделиво называли это японским триптихом, что было мне неведомо, но стихи и фантазии продолжались, часто и рифмованные.
Однажды у нас в гостях были тетя Ляля и дядя Шура. И вот пробил мой звездный час. Я громко произнесла неизвестно, откуда взявшуюся фразу: "ПЕТУХ-МЕТУХ СИДЕЛ НА ПЛЯЖЕ..." Шумно вобрав в себя воздух для продолжения, вдруг услышала тихий голос дяди Шуры: "И СЛУХИ ЕСТЬ, ЧТО СДОХ ОН ДАЖЕ"... Раздались громкие аплодисменты, все смеялись и охотно повторяли друг другу этот наш совместный экспромт.
Было мне уже лет пять или шесть, когда произошел этот странный случай озарения...
В очередной раз, когда я гостила у дяди Шуры, к нему пришла его сестра Стелла Бернардовна со своей внучкой Мариночкой, очаровательной девочкой примерно моего возраста. Я рванулась к ней, но она дичилась и не захотела разговаривать.
Чтобы не обидеть меня, дядя Шура сказал, что Марина заболела, и он должен послушать ее. Меня попросили выйти на несколько минут на площадку. Вскоре тетя Стелла и дядя Шура присоединились ко мне, но без Марины. Они говорили по-французски, и по их лицам я видела, сколь серьезен этот разговор.
Как мелодией, я заслушалась красотой французского языка и вдруг на меня нашло прозрение и было полное ощущение, что мне понятно каждое слово:
Стелла Бернардовна печально соглашалась, почти не произнося никаких слов. Дальше шли рекомендации, что делать, какое питание, какой распорядок... И все по-французски...
Ранним мартовским утром 1964 года, собираясь в школу, я услышала, как мама и дедушка разговаривают в другой комнате. "Ляля и Шура вернулись из Москвы, - тихо произнес дедушка. - Положение Шуры безнадежное, операция не помогла," - и заплакал.
Больно было слышать это и видеть, как плачет дедушка, и осознавать в 10 лет, что такое БЕЗЫСХОДНОСТЬ и что значат в реальности слова "УБИТЫ ГОРЕМ". Я очень повзрослела и к окончанию четвертого класса перестала быть той "Наткой, что на снимке дяди Шуры Лев."
С середины лета люди уже ходили прощаться с дядей Шурой, пошли и мы с мамой.
Я видела его впервые за время болезни, он очень исхудал и ослаб, но улыбался нам и молча держал меня за руку. Потом отпустил мою руку и жестом показал маме, чтобы она придвинулась к нему ближе.
Не переставая улыбаться, что-то ей сказал, отчего она тоже заулыбалась и попрощавшись, мы ушли. "Ах ты, моя дорогая, - сказала мне мама, видя, что я едва сдерживаю слезы, когда мы уже шли по улице. - Дядя Шура сказал, что ты похожа на тургеневскую девушку, а это - сильный характер"...
Капитан медицинской службы[1] армии Российской империи в Западной части России во время Брусиловского прорыва А.Б.Лев
Наталия Портнова