Ну, совсем как Нина Заречная: «Любите ли вы цирк, так, как люблю его я?». Не цирк, а театр? Не-а, лучше пусть будет - цирк. Вы помните «старый» цирк на Узеира Гаджибекова, а? Вечер и зажигаются огни у входа. У дверей стоят дядьки и тётки в «ливерных» костюмах. Так называл ливреи один мой знакомый. Билетики проверяют.
В нашей семье здорово занимались воспитанием подрастающего поколения. Почти каждый выходной это выход – в театры, филармонию, кино не считается, и в цирк.
Конечно, поход в цирк это… это… ну, честное слово не знаю с чем сравнить. Но, к большому сожалению, всегда на дневные представления, на «утренники». А жизнь-то, жизнь вечером. И всё-таки.
У вас взяли билет, оторвали контроль и вы переступаете порог цирка.
Первое, это особенный запах. Но, вы, прежде всего, должны совершить самое главное – посмотреть, где ваши места. У нас всегда были в первом ряду и всегда, почти, по центру. Оставляете взрослого, вас сопровождающего, в кресле, сами можете пойти и просто побродить по цирку, поглазеть. Ну, буфет он везде буфет, и ничего в нём интересного. А вот, вправо и влево от центрального входа, небольшие двери и если вы вступили в коридор за этими дверьми, то оказывались в мире цирковых запахов. Какой сложный этот запах, запах, который, как говорят, преследует всех цирковых всю жизнь. Запах конюшни, опилок, запах дикого зверя, грима, духов и одеколона и еще чего-то, что и описать трудно. И если вы, с замиранием сердца пройдёте до самого конца, то упрётесь в такую же дверь, за которой настоящий цирковой мир. И, если вам повезёт, то в приоткрытую дверь, одним глазком, можно увидеть невероятное…
Начинает мигать свет, трещит звонок. Это сигнал – надо возвращаться на своё место. Возвращаюсь. Тётя волнуется. Ей же никогда не понять, что я пережил несколько минут тому.
«Выходной марш», гаснет свет. В прожекторном луче человек во фраке. Инспектор манежа, а по простому «шпрехшталмейстер», о! Справа и слева молодые ребята – униформа. Всё готово. Громким голосом, в растяжку, так говорят только в цирке, он приветствует уважаемую публику, и объявляет «парад-алле».
Идут богатыри – силачи, хрупкие девицы. Все блестят и переливаются. И улыбки. Рады, что я пришёл на представление, улыбаюсь в ответ. Дядечка в центре манежа довольно долго говорит о своей радости видеть всех нас вместе и каждого в отдельности на этом представлении.
Парад делает поклон-реверанс и чинно, но горделиво уходят. Остаётся только шпрехшталмейстер. И начинает «шпрехать». «На ааарррееерене нашего цирка…» дальше может быть жонглер, может канатоходец. Нет канатоходцу, обычно предшествует определённый ритуал. Тогда, по арене ходит мужик и трогает стойки, пробует канат, даже качается на нём.
Но, где он, где самый главный в цирке. Мы его тогда называли Чарли Чаплин. А на нашем жаргоне, на жаргоне нашего переулка Чаплик. И совсем неважно кто это был. В живую видел Карандаша, с его репризами «Как немцы на Москву наступали», «Сценка в парке» (по-моему, так она называется). Обхохочеся. Мне тогда было непонятно написание имени Карандаша на афише. Я приставал к отцу и говорил, что это неправильно и надо немедля исправить. А написано было «Каран Д*аш». Ну, совершено безграмотно, правда?
«Ааантрааакт!» Свет в зале. И можно пойти погулять. Куда бы теперь? Теперь можно наверх, под самый потолок. Ничего интересного, арена только смотрится иначе. А на ней происходит некое действо. И, это смотря, на то, что в афишах было. Если львы или тигры, то греметь решётками униформа станет. Собирать вокруг арены высоченейшую, решётчатую ограду. Если, семафор под самый купол – сёстры Кох. Какие - то хитрые конструкции, значит - Кио. Ну, а если рельсы железной дороги – это дедушка Дуров со своими зверятами.
Но было ещё одно – это когда в афишах было «Чемпионат мира по французской борьбе». И тогда в цирк попасть было невозможно. Правда, первые два отделения были при полупустом амфитеатре, зато к третьему отделению, цирк был переполнен, его заполняли в основном «мужики», женщин не было.
На арене раскатывался борцовский ковер, униформа выметала, вычищала его.
И также, шпрехшталмейстер врастяжку – «Наа каавёр пррииглашается пааррад – аалле». Идёт представление участников схваток в этот вечер. Сейчас уже и не помню имён. Кроме одного - Сали Сулейман. Когда представили этого борца, зал ответил рёвом. Был и борец, которого представили, как «Человек в маске».
Попал я на этот борцовский вечер, как-то случайно, и человеком в этом окружении, тоже был случайным. Мне был непонятен этот рёв и крики. Зато потом можно было, с упоением, обо всём этом рассказывать друзьям.
Но впереди было по настоящему интересно. На ковёр вышел борец, а судья объявил, что если есть желающие из зрителей, то этот борец готов с ним сразиться. Наверное, борец-то был не первого сорта. И вдруг, откуда-то сверху, спускается НАШ СОСЕД. Звали его Паша. Личность известная и очень колоритная (это я сейчас так говорю, а тогда он был кумиром многих мальчишек в крепости). Он жил, чуть выше нашего переулка, на Замковской. Высокого роста, очень крепкого телосложения, о таких говорят «здоров, как бык». Он, как люди рассказывали, от рождения плохо говорил. Речь у него была не очень внятная, а говорить ему, чтоб он услышал, надо было громче обычного. Подрабатывал, где мог. Грузил вагоны на мельнице, переносил тяжести на крытом рынке. Всегда был при деле. Ходил он, круглый год в одном и том же. Рубаха с закатанными рукавами, брюки (лучше напишу штаны), подвёрнутые и перевязанные под коленями, босой, не видел его в обуви. На голове – косынка, как сейчас «спецназовцев» показывают. Внешне напоминал великана, из английского, довоенного фильма «Багдадский вор».
Очень любил устраивать представления для малышни, хотя и взрослые не чурались посмотреть. Ломал кирпичи ударом руки, возил на себе всех желающих. Пацанята, сколько есть в переулке, заберутся на плечи, шею, на голове утраиваются, да ещё на каждой руке по три - четыре человечка виснет. Так и таскает из конца в конец улицы.
Коронный номер у него был. Ребята, что постарше, найдут железяку метра два с половиной – три длиной и приносят на представление. Дальше, как в цирке, только без барабанной дроби. Что нибудь мягкое на лоб, удобно укладывалась железка. Это могла быть труба, кусок арматуры или нечто похожее на это.
На концах повисали, сначала по двое с каждой стороны, затем количество «повисших» увеличивалось, и повисали до тех пор, пока железка (ну, не могу найти синонима «железке») не сгибалась.
Не помню, не знаю, выиграл он тогда схватку или нет, но на следующий день на Замковской был праздник, со всеми атрибутами циркового представления.
И здесь сказала Шахразада: «О, великий! Уже взошло солнце, и я заканчиваю свой рассказ, но если ты захочешь узнать «О троих и цирке», то я начну свой рассказ в следующую ночь».
(не считая меня самого)
Трое которые, так или иначе, связаны с цирком. У всех троих разные профессии, разные судьбы, но все они оставили в памяти моей, что-то щемящие, что хочется увидеть и прожить ещё раз.
Воспоминания о первом можно было бы назвать - «Бочка». Просто он первый по хронологии. Человек с очень мужественной внешностью. И хотя он и не бакинец, но мои, «цирковые» воспоминания, без него, не могут быть полными.
Дальний - дальний родственник или как говорится «седьмая вода на киселе». Приезжал он неожиданно и без всяких предупреждений. Надо отдать должное, в Баку он был всего два раза. Старые бакинцы, живущие в районе «парапета», наверняка помнят его. Это год 1946-47.
Первые две - три ночи он и его товарищ жили у нас, в Крепости. В нашей маленькой квартире. Целый день они были «в бегах» и появлялись только вечером. Накрывался щедрый стол. Приезжие «богатенькими» были. После застолья обычно был концерт, причём в самом прямом смысле этого слова. У наших гостей были роскошнейшие музыкальные инструменты. Аккордеон – блестящий, отделанный перламутром и ещё чем–то необыкновенным и саксофон – серебряный с позолотой в самом раструбе. Ну, и играли гости дуэтом. Что-то сами придумывали, импровизировали или по заказу слушателей.
Прикидываю сейчас, и понять не могу, а где же мы потом, после концерта, все спали. Наверняка на полу стелились. До сих пор помню афишу – летящий на зрителя мотоцикл и седок на нём раскинувший руки, готовый обнять вас. У нас говорили «Едет без рук». И, звучно - «Михаил Арвас». Не правда ли красиво. В уголке афиши, скромненькая эмблемка – гимнаст на трапеции и «Госцирк».
В течение двух дней, в Цициановском скверике, там, где сейчас ресторан, ставилась «бочка». Ограда, касса, две лестницы, ведущие вверх, на балкон, который окружал «бочку». Во время сеанса вопли восторга, «охи» и «ахи» зрителей; и дрожание пола балкона под ногами, когда мотоцикл пролетал рядом с тобой. А я стал самым главным в переулке. Все мои друзья побывали на этих представлениях, на «халяву».
«Это со мной»! - здорово. Через год Арвас приехал ещё раз, и «катался» уже с медведем, а потом.… Потом – то уже и не было.
Мой второй персонаж - Архитектор
Она жила, чуть выше улицы Пестеля. Сейчас этого дома нет – уже давнем-давно разрушен. Окна её комнаты выходили прямо на восточные ворота Ханского тогда, или дворца Ширван шахов сейчас. Стены комнаты были увешаны изображениями ворот. В акварели и гуаши. Она была потрясающей рисовальщицей. Это - Фаина Романовна Леонтьева. Именно она автор Бакинского цирка.
Но мне помниться другое. Фаина Романовна была своим человеком в нашей семье. В тот вечер она пришла с подарком для меня. Скорее всего, это был не подарок, а как принято говорить «гостинчик». Это было большое яблоко, нет, оно не было большим – оно было гигантским.
«Фаина, не смей давать ему до обеда!» - « Да, не даю я».
Уходим в маленькую комнату. Саа-ди-мся на кровать и «Давай, ешь», - сама же с интересом смотрит, а, что будет. Яблоко большое, зубам зацепиться не за что…. И так и сяк, а не получается. Наконец - то удалось найти «слабину» у яблочка и пошло - поехало…. Доедали это яблоко мы вдвоём. Конечно, был нагоняй мне, а ещё больше досталось Фаине.
А какую разрезную азбуку она разрисовала для моего двоюродного брата. Это чудо. И, к моему сожалению, ничего не осталось у нас в память о Фаине Романовне.
Она любила фотографию и увлекалась ею. Иногда я приносил ей свои работы для оценки, вот тут-то и начинался «цирк» для меня. Она разбирала мои работы по косточкам, затем косточки дробились, а то, что оставалось, превращалось в пыль, и от того, чем гордился я, не оставалось, ни-че-го.
Сама снимала в основном портрет и только «Любителем». Но искусство есть искусство. И всегда, что-то нравится, что-то нет, Однозначного ответа «хорошо» или «плохо» нет и быть не может. Но на фотовыставке «Семилетка в действии», в книге отзывов, она написала такую рецензию, такой отзыв, на мою фотографию, что получалось, что лучшего фото-произведения в мире ещё не существовало. А мне было страшно неудобно.
И очень запоминающиеся похороны, Шесть – семь женщин и я один мужчина, и всё. Заплатили четырём «бомжам», вынесли гроб, подождали, пока все простились – погрузили в машину. Предлагали взять, что-нибудь на память. Как–то не поднялась рука. Осталось несколько фотографий, в основном портреты моих родственников.
Вы когда нибудь играли с ртутью. Нет? Ведь замечательная игрушка. Это сейчас «табу», - опасно, ядовито. А мы играли. Иногда, даже, сознательно разбивая градусник. С помощью бумажки сложенной уголком, ртуть собиралась в какую-нибудь ёмкость – коробочку, пузырёк или баночку с широким горлышком, а можно было и в ладошку. Какое непередаваемое чувство – в руке, что-то подвижное, очень тяжёлое и почти живое. Вот большая капелька раздробилась на множество малюсеньких – задача собрать, соединить их вместе, в одну большую.
Мой друг, как та самая ртуть. Вот он – большая капля и в ней отражается окно и солнышко за ним. А вот и вы сами заглядывающие в эту каплю. Неосторожное движение (но чьё) и капля разлетелась, разбежалась. Маленькие – вот капелька «фотография», а вот - «мотоцикл», большая осталась - «семья». Сбоку, где-то прячется «цирк».
Присылал, мне друг поздравительные из разных городов Союза больших и не очень. А потом и вовсе вернулся. Фотография - дело его жизни, оказалось сильнее. И вот май - день рождения друга. Я с супругой иду поздравлять. Жил он в посёлочке, который со своими переулочками и закоулочками покруче Крепости будет. Иду по памяти – переулок тоннель, так за ним поворот налево. Не надо так круто. Плавней-плавней. В Крепости, хоть грязи такой под ногами не было. Теперь прямо. Ага, вот слева заборчик, калиточка в нём. Нам сюда. Дворик. Слева соседи, еще одна калиточка. Безусловно, двор моего друга. Открытый гараж, что в нём не знаю, хотя догадываюсь. Посреди двора «раскиданный» мотоцикл. То, что это мотоцикл можно догадаться всего два колеса и что напоминающее раму. Нееет, промолчать не могу. Я должен, я просто обязан рассказать о чуде, которое в гараже. Вы уж, пожалуйста, извините меня, но я сделаю небольшое отступление.
Осень, съёмки мотогонок на Баладжарском спуске. Погода так себе, хорошо не дождь. Закончились гонки отснято всё, что можно было отснять, уложен кофр. Ремень на плечо и в…. «Тебе куда?» «К метро», «Могу подвезти» «А, на чём» «Вот моя машина». Машина? Громко сказано. Стоит инвалидочка, скромненькая, серенькая. «На ней, что ли. А мы поместимся?» «Не боись, больше помещалось». Сели, поехали
В то время сельские районы, с большим пафосом привозили свою продукцию в город. Вот, и мы только выехали с трассы, как попали в эту самую колонну. Лозунги «Тебе наш Баку наши яблочки». Что-то вроде этого. То, что это были яблоки сто процентов.
Вот, здесь и показал, на что способен этот аппарат и тот, кто за рулём. Так или иначе, виляя и вихляя меж грузовиков, колёса которых были гораздо выше нашей пигалици, мы добрались до светофора, отсекающего очередную порцию грузовиков. Из крайнего правого, поворот направо и вперёд.
Впереди нас, и совсем не слабо идёт «жигулёнок». Мой водитель, который мой друг, пытается его обойти, но не тут-то было. Видно, достоинство «водилы» ущемлено. По логике не может инвалидка обойти «жигуля», ну не может и всё. Тут наглый мой друг, давит на «бибику» или как это называется, «жигуль» шарахается в сторону, и мы обходим его как стоячего. У «жигуля» от удивления отвисает, что может отвиснуть у авто, и по-моему, у него от удивления, распахивается капот. Он потом ещё долго плёлся за нами.
Но, долой отступления. Слева две три ступеньки и дверей ДРУГ. Дальше всё как всегда и это не интересно. А вот где жил мой друг, если не описать, то хоть намекнуть - надо.
Маленькая, ну очень маленькая кухонька, где стоя у плиты можно дотянуться до любой полки. И две таких же, игрушечных комнаты. В них, также как и на кухне всё удобно и рационально. Одна комната, поменьше за счёт прохода в следующую, зато вторая большая, ну очень большая, по моему больше, даже чем вагонное купе. Вот, в этой-то и собралось наше застолье.
Кроме самих хозяев и нашей семьи есть ещё гости. Друзья хозяина, по его выступлениям в цирке. Интересны, и можно сказать, познавательны рассказы, байки, анекдоты о цирке и циркачах.
Но, наверное, устали Вы. И поэтому, хоть и скомкав немного, но заканчиваю свои рассказы. Я, всегда помню о своём друге, хоть и живёт он сейчас за семь часовых поясов (а, может восемь? Посчитать надо будет) от меня. Кстати, он по гороскопу «близнец». За «близнецов» отвечает Меркурий. Металл Меркурия – ртуть.
А в жизни, как в цирке – то весело – обхохочеся, то страшно, и не за себя, а за того, кто под куполом работает и часто без страховки.
Волею судьбы (легче всего сослаться на судьбу) я работал и одновременно учился - заканчивал школу. Работа на заводе. Работа трёхсменная. Но школу заканчивать было надо. Тем более комитет комсомола настаивал. А член комитета комсомола, ну просто обязан был быть грамотеем.
Так я оказался учеником №1 именно в этой школе. Записался первым. Преподаватели школы, только-только институты позаканчивали. Ровесники наши. Ну и атмосфера соответствующая. Школа называлась – вахтенная школа рабочей молодёжи №42. То есть учиться в ней могли «работяги» работающие посменно. А последнее её месторасположения было на улице Видади. Сейчас всё это площади Верховного суда. Недалеко от кинотеатра «Низами», да и улица Низами под боком. Благодать!
И вот, как-то на уроке появляется новичок. Ребята взрослые и не принято хоть кого-то представлять. Ну, новенький так новенький. Ну, и что? Вначале урока, традиционная перекличка. А потом: «У вас, говорят, новенький. Как фамилия? Как зовут?». Ну, чтоб записать его в журнал, значит.
В ответ: «Кио. Игорь». Что и говорить, мы все в классе маленько обалдели.
Хороший был парень – без всяких там «закидонов». Зато окружающие с «закидонами». Не с первого дня, конечно, но попозже началось: «А как это.… А, как то…» Секретов не раскрывал – партизан. Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой и все остальные герои могли бы смело встать рядом с ним.
Но пересеклась его дороженька с дороженькой моего двоюродного братца. Как-то неудобно набирать про братца, поэтому в дальнейшем, немного аристократически «Кузен». Зато коротко и всем понятно, что родственник он мне.
А пересеклись их пути – дороженьки в одну из дневных смен. Игорь по понятным причинам посещал только дневные смены.
Сели они за столы где-то в последних рядах, и ну друг другу карточные фокусы показывать. Кузен мой в этих делах «дока» был. Поднаторел, работая на заводе. Не только рабочую специальность приобрёл, но и среди ребят определённого круга авторитетом пользовался. Вот так они и показывали друг другу ловкость своих рук.
Что у них там произошло можно только предполагать и догадываться. Видно, ловкость рук показывать поднадоело, далее, вполне логично, игра, а далее игра на интерес.
У кузена то денежки были свои, всё-таки рабочий, а вот Игорёк подконтрольным был, и деньгами старший Кио, видно, не особенно баловал. Во что они там играли, понятия не имею, но могу предположить, что это были не аристократические игры. Наверное, «очко» или «бура».
Так или иначе, но проигрался Игорёк в пух и прах. И проиграл Игорь. И проиграл Игорь… контрамарки, на всех, кто был в этот день в классе. В тот день нас немного было в классе, человек десять примерно. Конечно, кузен имел две. Не мог же он идти в цирк один. Надо с девушкой своей. Контрамарки не на один день были, и поэтому посещения представлений были растянуты по времени. Кузен пошёл в воскресный день, с девушкой. Я тоже в тот же вечер, но один. Места у нас разные были. У них в первом ряду, где мы, обычно, в детстве сиживали. А у меня на самом верху. Почти на галёрке. Представление, как представление. Жонглёры, собачки, клоуны и конечно, ковёрный. Всё как всегда. Но мы-то пришли на одноклассника посмотреть. Вот и третье отделение: « На арене нашего цирка народный артист РСФСР Эмиль Ки-и-ио!» Оркестр туш, выход Маэстро. Смокинг, блестящие лацканы, белая манишка, бабочка. Чёрный плащ с «алым подбоем, в руки подбежавшего униформиста, тросточка в руках – пополам, и вместо трости многоцветие платков. Что-то нашего героя не видно, скорее всего, в униформе. А они все на одно лицо. Но впереди ещё целых полчаса фокусов.
Тигр «сожрал» девицу. Затем девица, в отместку, «сожрала» того же зверя. Счёт один - один. Утопили кого-то. Потешно упал ковёрный, разлил воду. Тащил кувшин с водой, Униформа тут же прибрал безобразие.
Выносят гигантский фотоаппарат. Он раза в три – четыре больше, чем самая большая «дорожная» камера. Устанавливают. Организуют цирковое фотоателье. Ковёрный со своим визгливым смехом усаживается перед камерой. Вспышка. Клуб дыма поднимается к куполу. Из камеры вытаскивают готовую фотографию. Клоун с радостью бегает по арене, суёт всем своё фото. Бегает вдоль барьера и уже зрителям показывает, какой он красавчик. Моментальная фотография - это ж надо. Зрители в шоке. Это сейчас удивить никого нельзя, а тогда,… Правда, были «моментальные» фотокамеры. Это советская камера «Момент», а затем появилась и американская «Поляроид». Размеры были - у советской 8,5Х10,5, у американской и того меньше. Был ещё и фотик с именем «Фотон» у него размер кадра 7,6Х9,3. А здесь, на арене 18Х24 да ещё на «халяву». Вспышка за вспышкой. Фото за фото. Бегает ковёрный вдоль барьера, фотографии зрителям раздаёт. Радуется он, радуются и зрители.
ФОТО на «ХАЛЯВУ». Здорово!!!
Вышло семь красавиц, проткнули их иголочкой, нанизали на цветную ленту. Улыбаются красавицы, радостно им. А чего-то радоваться. Ну, потанцевали проткнутые, чуть не запутались. Так и конец подошёл. Всё - «Представление окончено, До свидания, до новых встреч!».
Вот теперь и фото рассмотреть можно. Фото как фото. Размером 18Х24. Ничего особенного. Но.… Но есть «ляп». Дело в том, что в первом отделении, девушка кузена сидела справа от него, во втором отделении поменялись. Сосед всё пытался облокотиться на неё. Пришлось поменяться. А на фото она, как и в первом отделении сидит по-прежнему справа. Сосед чуть ли не обнимает её. Другими словами фотографирование производилось в первом отделении. У «моментальной» фотографии было время быть проявленной, негатив высушен, сам позитив отпечатан и отглянцёван. Это, конечно, быстро, но не «моментально».
И никто не обратил бы внимание, если - бы не сосед девушки моего кузена.
В понедельник были «подколы», посмеивались. Игорь попросил никому не рассказывать. Взял честное слово у моего кузена, что всё останется в тайне. Все мы, так или иначе связанные этой тайной, тайной фотографии - молчали. В семье, конечно, рассказывали, но за пределы семьи эта тайна не выносилась.
Теперь, когда прошло почти полвека, техника и фототехника ушла вперёд, и моментальная фотография уже не проблема, можно и снять завесу тайны. И самое главное – троих, самых главных участников этого сюжета, уже нет в живых. Вот это и была «тайна фотографии».
